Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества

• Название: Федька-Зуек — Пират Ее Величества
• Автор: Т. Креве оф Барнстейпл
• Жанр: Морские приключения

В этом романе удачно сочетается то, что обычно вытесняет друг друга: лихо закрученный сюжет — к историческая точность деталей, достоверность психологии персонажей — и экзотика дальних путешествий. Шестнадцатый век повернут к читателю его малоизвестными гранями. История русского паренька, сделавшего карьеру английского пирата, вряд ли оставит Вас равнодушным. К тому же язык и стиль автора (ранее русскому читателю неизвестного, в отличие от западного) позволяют говорить о том, что это — настоящая проза.

---

— Мистер Дрейк, жарко, разувайтесь! — предложил Федор.

— И не подумаю, малыш. Кстати, у тебя под левым коленом висит какая-то мерзость. По-моему, пиявка, — невозмутимо ответил капитан Дрейк. Федор перегнулся, не снимая бечевы, и содрогнулся: на ноге, как уродливый отросток, висела раздувшаяся до размеров испанского лимона (только не андалузского большого, толстокорого, а каталонского или галисийского, остроконечного, тонкокорого и обжигающе, нет — ошеломляюще острокислого) пиявка, полосатая черно-алая с прозеленью, блестящая и подергивающаяся. Было совсем не больно, только очень уж противно. Федор вытащил нож из ножен и потыкал пиявку. Она дернулась заметнее, но не отстала. Тогда Федор остановился, отбросил бечеву на берег и осторожно, чтобы не поранить себя, воткнул нож у самого края разинутого рта пиявки. Та задергалась. Федор ввел нож поглубже. Пиявка отвалилась, и стала обильно истекать кровью. Судя по тому, как несло ее течением, пиявка или была мертва или помирала. «Кровищи сколько! Господи, а ведь это моя кровь-то!» — изумился Федор, и вновь впрягся в бечеву.

Тут между ним и идущим впереди Дрейком просвистела стрела.

— Предупреждают! — весело сказал Дрейк. — А я боялся, что придется брести еще день или два, покуда на них наткнемся. Тэд, ори по-испански: «Хэй! Мы — враги испанцев, как и вы!»

— Ну да! А если это испанцы из засады? Им только скажи такое — враз прикончат! — заартачился Федор. Правда же, опасно в испанских владениях поносить испанцев во весь голос? Но Дрейк сказал:

— Ерунда! Во-первых, испанцы скорее выпалили бы из мушкета либо из пистолета. Во-вторых, посмотри на стрелу — вон она качается, в дерево воткнулась. Белому надо быть Томом Муни, чтобы так лук настроить, тетиву натянуть. Нет, это негр, и притом здоровущий. Нет-нет, это нас предупреждают, что мы у границы симаррунских владений. Орем!

Они прокричали это трижды, перестав продвигаться вперед, — и из темного леса, почти бесшумно, выскользнули громадный негр в одних подштанниках, индианка, еще менее одетая, но с крестом на веревочке вокруг шеи, и парень примерно одних с Федором лет, с желто-коричневой кожей, раскосыми глазами и при этом с негритянскими вывороченными губищами. Его прямые черные волосы блестели от какой-то смазки — должно быть, жирной, и были связаны в «конский хвост».

— Вы у нас в гостях из любопытства или по делу? — спросил негр на еле понятном испанском.

— По делу, друг, — сказал Дрейк.

— Дело какой важности?

— Решай сам. Предлагаю союз против испанцев.

— Да, это важно. Это надо с вождями обсудить. Идемте за мной. Челнок ваш привяжите к дереву, и идите.

— А его не уведут? Вещь, полезная в хозяйстве. Я бы поостерегся оставлять без присмотра: нам же на нем возвращаться к своим, — сказал капитан Дрейк. — Может, лучше оставить при нем моего или вашего человека?

— Не лучше. Вообще нет в том смысла. Наши если захотят завладеть челноком — один белый страж не остановит. Зря только погибает. Молодой. Жалко.

— И красивый, — сказала индианка, до сих пор не проронившая ни слова.

Федор покраснел, искоса глянул на Дрейка и торопливо сказал:

— Уж и красивый. Рыжий. Вон мой капитан тоже рыжий.

— И он красивый. До ты краше. А у вас все люди такие? Вы кто, если не испанцы? — начав говорить, женщина затараторила без умолку. Говорила по-испански она куда лучше негра, который выдавливал по слову и почти испуганно сам к себе прислушивался: то ли сказалось, что хотел?

— Мы англичане. Рыжие не все, но человек пять еще есть. Так, Федор? — спросил Дрейк.

— Четыре. Я считал во время перехода через океан.

Они пошли по тропе за негром не ранее, чем он сказал с видимой неохотой:

— Ну ладно. Если вы так боитесь на свой челнок, я тут оставлю свою стрелу. Тогда ни один симаррун не тронет.

— Лодку и все, что в ней. Ибо это подарки вашему вождю и всему народу.

— Ладно. Я оставляю две стрелы, — величественно, как о неслыханном благодеянии, сказал негр и бросил в лодку две стрелы из тростника с черным оперением и древками, окрашенными в три цвета — синий, желтый и черный.

9

После двух часов утомительного пути по узкой тропе — по большей части заболоченной — пришли к селению симаррунов.

— Тэд, нас, кажется, ведут самым кружным путем.

— Ага. Если не вообще петлями. По-моему, здесь мы уже были, или же второе дерево с темно-красными листьями и сломанной веткой, как буква «вай», лежащая на боку, точно такое же, как было, когда вас еще по глазам хлестнуло пальмовой ветвью, — озабоченно сказал Федор тоже по-английски.

— Э-эй, друзья! Если вы действительно друзья, то говорите на понятных нам языках! — сердито рявкнул негр.

— Хорошо. Но мы же не знаем, какие вам понятны, — невинно заявил Дрейк.

— Много какие, — важно ответил негр. — Испанский — раз, португальский — два, йоруба — три, куна — четыре…

— «Куна», «уруба». Что-то я таких и народов никогда не слыхал, — вежливо, но недоверчиво сказал Федор.

— Я думаю, парень, ты еще много чего не видел и не слышал, — необидно, добродушно сказал негр. — Йоруба — мой народ — не «уруба», а «йоруба». Великий народ: древний, красивый. Вот только невоинственный. А «куна» — краснокожие, ее племя, — негр кивнул в сторону почти голой индианки. Кожа ее действительно была светло-красной, у кирпича бывает такой цвет, а еще чаще — у черепков на изломе. Ей было лет тридцать. Обнаженные груди покачивались в такт шагам. Федор и радовался, что тропа узенькая, поэтому и не видно никого, кроме маячащего перед ним мистера Дрейка, и тянуло неудержимо видеть это худенькое радостно-оранжевое тело, чуть прикрытое застиранной юбочкой в две пяди шириной…

Селение симаррунов выглядело точно, как африканские селения по рассказам уже бывавших в Гвинее ребят: два круга глиняных круглых хижин без окошек, под высокими соломенными крышами. Вокруг селения двойная глиняная стена, покрытая узенькой соломенной же крышей. Ну да, конечно, иначе б ее за неделю бы напрочь размыло — при здешних-то ливнях!

В селении все указывало на то, что люди здесь, что они вот только что кишели всюду — но никого не было видно. А вот ступка, в которой — Федор заглянул — маис толкли, вот очаг, на котором пригорает каша пшенная с горохом в неровном черном горшке. Вот какие-то крашеные палочки замысловато уложены — это или детишки играли, или взрослая какая игра… Но скорее дети, потому что огрызки стеблей сахарного тростника всюду набросаны, как в Андалусии…

Негр крикнул по-испански:

— Выходите! Это свои!

И тут же, непонятно даже откуда, появились люди. Они и из хижин выбирались через маленькие двери, и из штабелей грубых досок и шкур, и вовсе уж неизвестно откуда — один седой негр выбрался из… колодца, как раз когда Федька глазел на этот колодец. Все — женщины, старики, дети (кроме малышей) — были вооружены. И отлично вооружены! Если палица — то густо утыканная заостренными железными шипами. Если сабля — то зазубренная, такой все кишки изорвешь. Двуствольные пистолеты с дулом в локоть… Два сорванца моложе Федьки года на три выкатили из соломенного амбара пушчонку малую на деревянных колесцах, как бы игрушечную. Но за ними ковыляли два пузатых кривоногих и совсем голых малыша с мешочками, в которых нетрудно было картузы с порохом и картечью опознать…

Люди в селении были разных оттенков темной кожи — от оранжево-красной до почти лиловой и от чисто черной до свето-светло-коричневой. Народ собрался на площади, и Дрейк по-испански разъяснил, что он враг Испании, хочет напасть на ее «мягкое подбрюшье», как он назвал Номбре-де-Дьос, и ожидает, что ему помогут.

Вождь селения — семифутовый негр коричневого цвета, в замысловато повязанном цветастом платке и дорогой испанской скатерти, наброшенной как римская тога, двигающийся и говорящий нарочито медленно, с достоинством и значительностью — и говорящий очень тихо (позднее в Гвинее Федька видывал таких великих вождей, которые и вовсе рта не открывали), — не сомневался в себе. Чтобы его расслышать, надо было замереть и напрячься. И площадь, забитая народом, в числе которого были и всегда шумные и неудержимые подростки, благоговейно внимала.

На собравшихся было очень мало тканей. Похоже было, что эти убогие пестрые лоскутки — парадные одеяния простых симаррунов. По большей части они облачены были в шкуры разных диких (мужчины, в основном) и домашних (женщины) животных. И потому, как небрежно выставлялись напоказ сокровенные части их тел, похоже было также, что стыд им малознаком, — хотя ведь говорил же их первый знакомый симаррун-негр, что среди них немало католиков…

Вождь изложил толпе своего разноплеменного народца уже известные Федору предложения англичан. Федор, чтобы не заскучать, стал разглядывать украдкой прекрасный пол. И обнаружил, что самая красивая здесь — величественная негритянка, высокая, но не толстая, лет, пожалуй, тридцати с лишним, одетая полностью в ткани, и даже с вовсе ненужной в жаркий день шалью на плечах, — что свидетельствовало о выдающемся месте ее мужа, а то и её самой, в иерархии симаррунов. Дрейк по пути подтвердил то, что Федор уж и раньше слышал от соплавателей: что у негров порой бабы и царствуют, и полки в бой водят, и оружие куют.