Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества

• Название: Федька-Зуек — Пират Ее Величества
• Автор: Т. Креве оф Барнстейпл
• Жанр: Морские приключения

В этом романе удачно сочетается то, что обычно вытесняет друг друга: лихо закрученный сюжет — к историческая точность деталей, достоверность психологии персонажей — и экзотика дальних путешествий. Шестнадцатый век повернут к читателю его малоизвестными гранями. История русского паренька, сделавшего карьеру английского пирата, вряд ли оставит Вас равнодушным. К тому же язык и стиль автора (ранее русскому читателю неизвестного, в отличие от западного) позволяют говорить о том, что это — настоящая проза.

---

Благодаря такому избыточному птицеводству у симаррунов было вдоволь курятины, яиц и пера для подушек и перин. Желтки, не скупясь, добавляли для прочности в известь — для прочности каменной кладки, а куриными печенками и пупками наживляли рыбачью снасть — все так. Только вот оттягивали эти птичьи дворы до пятой части всех способных носить оружие!

Точно такая же история была с белым просом. Боги африканцев были привередливы. Одному богу потребна была кровь одноцветных петухов, другому же — пшенная каша со свиными мозгами. Мозги-то ладно бы, но вот пшено… В мокром климате Дарьена оно ежегодно вымокало, и одно тут было спасение: договориться с дружественными индейцами, живущими в более сухом климате, чтоб они сажали это просо у себя. И каждый год немало симаррунов погибало в конце зимы, в пору сбора проса. Поход за двести шестьдесят миль на полуостров Асуэро, где в середине января вызревало просо, длился до апреля. Уходило в поход полтораста человек. И если из них сотня возвращалась — поход считали удачным!

А вообще нельзя было не восхититься тем, как симарруны выжимали пользу из всего, что давал лес. Они основательно изучили все растения (и сами тут не ленились, и индейские женщины, которых они похищали, делились с мужьями и передавали детям свои познания). При этом для испытания свойств нового растения использовали испанских пленников. Сначала выспрашивали у индейцев, для чего они используют это растение и как, и какие жертвы каким богам приносят при заготовке, и под какими планетами и созвездиями, и в какой фазе Луны надобно растение это собирать, чтоб действие его было наисильнейшим.

Если индейцы не знали ничего об этом растении и никак его не использовали — готовили кашицу из листьев растения, отдельно толкли коренья, отжимали сок, обжаривали часть, особо отделяя семена, — и готовые «блюда» принуждали есть пленников, частью в сыром, частью в вареном и частью — в заквашенном виде. Если кто из пленников умирал от такого «питания» — заставляли еще парочку обреченных есть то же самое малыми порциями: устанавливали силу и время действия нового яда. Если яд был силен и быстродействующ — им можно было отравлять стрелы. Менее сильный годился, чтобы смазывать остроги для крупной рыбы. Самые медленно действующие яды годны были и даже незаменимы для тайных убийств особенно жестоких испанцев.

Симарруны имели в своем арсенале растения, вызывающие вещие сны или священные видения наяву. Но вещие сны могли видеть не все, кто того захочет, а только подходящие люди, которые назывались «нгмерра». Федор раз видел, как «нгмерра» в вещем сне увидел, где воры укрыли похищенных вчера быков. Могли «нгмерра» узнать, в скольких милях от крепости находятся выступившие в поход против симаррунов из Номбре-де-Дьоса испанцы.

И еще у них были растения, шипы которых годны быть иглами или шильями для сшивания шкур; шипы других растений заменяли гвозди при сколачивании нетолстых досок…

Если испанцы ловко выдалбливали бутылочные тыквы — «лагенарры», делая из них фляжки с узкими горлами, — симаррунам тыковки эти за час выедали дочиста особой породы муравьи — серенькие, с красными крапинками на брюшке. Знали они растения, сок которых красил ткани в самые разные цвета, не выгорал и не линял; и растения, зола которых могла отстирать любую грязь лучше мыла…

Лесные растения давали симаррунам и всяческую утварь, и инструменты, и часто даже пищу… Лучше пчелиного воск они счищали с листьев не особо высокой раскидистой пальмы «карнауба». Пестики для ступок часто делали не из меди, а из коричневой мелкослойной древесины дерева «арикари». Древесина эта тонет в воде, не режется ножом и не рубится топором; только огнем можно придавать нужную форму кускам ствола «арикари». И еще симарруны называли это мрачное темнолистое дерево «алмазным». Почему? Потому, что алмаз тоже не режется металлическим ножом, но горит…

Федор уже начинал понимать, почему испанцы побаиваются симаррунов и обвиняют их в стачке с самим Сатаною. Их же оставь без всего, загони в самую чащу — и они не только передохнуть с голоду не подумают, но еще и заживут лучше, чем индейцы в своих поселениях! «В мире этом нет растений, бесполезных человеку!» — сказал Федору Амунта Пабло, советник короля Педро Первого и верховный жрец бога войны Огуна-Гу. Железная статуя свирепого Гу, в плоской шляпе, увешанная бренчащими на ветру подвесками, браслетами, цепочками и крючками, была оснащена тазиком из красной меди, прижатым к железному животу идола — впалому и гулко-пустому. И тазик этот наполнялся кровью уже далеко не петушиной — человечьей! Испанской.

Федору один раз удалось, благодаря нежданной симпатии к нему Амунта Пабло — пузатого угрюмого пожилого негра, в молодости великого воина, сплошь покрытого несчетными рубцами, — видеть и эту жуткую церемонию. Хотя вообще-то симарруны старались никому из чужаков ее не показывать и даже доказывали, что такого рода обрядов у них вовсе нет, клевета это, этого, дескать, и в Африке нет уже лет сто… (Федор, после обряда, задумался: не означает ли сей почет того, что он никогда уж не вернется к своим? Не назначил ли его непонятный, уклончивый друг-жрец быть следующей жертвой? Страшно и мерзко, конечно, но унижаться и молить он не будет. Если что — так хотя бы тем можно утешиться, что недолго…)

Связанных испанцев вывели на площадь, повалили перед статуей Огуна-Гу и раздели. Все снятые одеяния бросали в разведенный здесь же малый костерок. Испанцы глядели на огонь и видно было, что прикидывают: не их ли на огне этом жарить живьем собираются? Но их ждала несколько иная участь. Четверо симаррунов подняли одного из испанцев вверх лицом, раздвинув широко руки и ноги. Они держали пленника на весу — и тут подошел пятый. Бритвенно острым ножом он с одного маху отсек испанцу его мужские достоинства. Тут же шестой вытянул из костра раскаленные докрасна щипцы, прижал к ране так, что зашипело и пар пошел. Испанец взвыл и задергался — но темнокожие держали его крепко. Когда кровь из раны перестала течь, шестой симаррун остывающими щипцами прихватил с земли отрезанные части оскопленного испанца и, бормоча что-то, бросил их в огонь. Зловонный жирный дым низко пополз по площади, ел глаза и щипал в носу. Заклинания стали громче. Оцепенелые от ужаса пленники лежали неподвижно, явно собирая силы для последнего рывка, когда придет и их черед. И тут жрец резанул вдоль по жиле руку испанца, потом шею. Тот, кажется, новых ран и не заметил, воплями и проклятиями оплакивая утрату важнейшей части тела. Между тем два подростка-симарруна деловито собирали вытекающую из него кровь в подставленные медные начищенные котелки. Испанец затихал, его глаза помутнели, он побледнел, спал с лица… Кровь не сворачивалась — видимо потому, что подростки то и дело прикладывали к ранам венички из какой-то травы.

— Эти испанцы были настоящими, храбрыми воинами! — одобрительно сказал Амута Пабло. — Огуну не угодна жиденькая, пресная кровь трусов!

Второго испанца пришлось держать семерым симаррунам — И все равно он извивался так, что жрец изрезал несчастному ноги и живот, покуда смог отрезать член. Все повторилось еще дважды. Наконец обескровленные трупы унесли, чтобы отдать стервятникам далеко за стенами поселения. А добытой кровью врагов наполнили тазик идола, побросав в нее венички из травы, мешающей крови свертываться.

— Ну, все! — усталым и довольным голосом объявил Амунта Пабло, утирая пот с высокого лба. — Теперь наши воины три недели могут сражаться уверенно и побеждать.

— А через три недели? — тут же спросил Федор.

— Если победы будут достигнуты малой кровью — Огун-Гу проголодается. Он питается кровью храбрых и мужественных людей. Поэтому, если мы мало прольем крови врагов, наш бог сделает так, что прольется кровь наших воинов.

— Но стоит ли так делать? Ведь какие-то слухи об этом обряде доходят до испанцев, наполняя сердца их страхом и ненавистью, — и они дерутся с вами ожесточеннее, предпочитая уж лучше смерть в бою…

Тут жрец спокойно ответил:

— Мы это понимаем. Но — очевидные выгоды от содействия бога Огуна-Гу перевешивают!

Услышав это, Федор и принял окончательное решение относительно своего будущего. Нет, он тут не сможет жить. Он крещеный и не может железное пугало с тазиком за бога почитать! А это значит, что он здесь чужой. Тут, чтобы чувствовать себя своим, наверное, все-таки нужно хоть струйку африканской крови в жилах иметь…

И вмиг нахлынуло на него все то, что он старался не замечать, пропускать мимо. По отдельности все эти явления не так много значили, на каждое в отдельности можно бы и начхать. Но вот когда они скопом, враз…

Ну, симаррунская кухня ему, как и другим белым, малоприятна, потому что набор пряностей какой-то резкий. Ну, жиры у них невкусные. И пиво премерзкое, как скисшее. И сладости почему-то отдают затхлым. И от людей пахнет не так. Не по-людски пахнет, особенно если потные. Острый, звериный запах этот он с таким напряжением заставлял себя не замечать, когда был с Сабелью. Трудно это было не замечать. И заметно было, что женщина об этом отличии знает и старается его приглушить разными там натираниями, обтираниями и курениями. Да только это ничем не приглушить…