Эндрю Круми - Принцип Д`Аламбера

• Название: Принцип Д`Аламбера
• Автор: Эндрю Круми
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-017541-8,5-9577-0264-1

Память, Разум и Воображение — вот тема восхитительной исторической фантасмагории Эндрю Круми, в которой отразилось все богатство и многообразие XVIII века.

Прославленный ученый вспоминает прожитую жизнь, блеск парижских салонов и любовь к той, что долгие годы обманывала его…

Якобит-изгнанник размышляет о путешествиях на другие планеты, а в тюремной камере бродяга рассказывает богатому ювелиру странные, будоражащие воображение притчи о любви, магии и судьбе…

Подобно изящной музыкальной пьесе, все эти истории слагаются в аллегорию человеческого знания.

Искусный, дразнящий, порой глубоко трогательный — этот роман удивительным образом вобрал в себя магию и дух былого.

---

Вскоре я уже знал расписание их приездов. В первый вторник каждого месяца они приезжали в деревню и становились на площади, торгуя до вечера. Лучше всего было смотреть на Марту около двух часов дня. На площади было в это время много народа, и я мог не бояться, что на меня обратят внимание. За Мартой я наблюдал от ближайшего угла.

Тогда я еще не знал ее имени, но ее лицо всегда стояло перед моим мысленным взором. Однажды ночью мне приснился сон, что я нахожусь в чужом доме. Было темно, только луна отбрасывала длинные тени на стены и украшения незнакомого дома. Я встал и начал бродить по комнатам, исследуя зловещее место, в котором оказался. Дом оказался громадным, в нем было столько коридоров и комнат, что я едва ли мог надеяться осмотреть их все. Размышляя задним числом, я могу сказать, что этот дом, видимо, представлял собой все мои возможные жизни. Многие двери оказались запертыми. За некоторыми слышались голоса, смех или музыка. За другими играли и кричали дети. Наконец я наткнулся на дверь, которую смог открыть.

В комнате я увидел Марту, сидевшую в кресле-качалке и тихо раскачивавшуюся взад и вперед. Она подняла голову и сказала, что хочет сообщить мне нечто очень важное. Она рассказала, что отец, каждый месяц привозивший ее в нашу деревню на телеге, не раз подвергал ее жестоким гнусностям, которые она не хочет даже называть. Она попросила меня помочь ей, но когда я попытался ответить, из моего горла вместо слов вырвался лишь сухой хрип. Она взяла меня за руку и вывела через заднюю дверь в другую комнату, где на пропитанной кровью постели лежал ее мертвый отец с ножом в груди.

Пораженный ужасом от увиденного я выбежал в коридор и закрыл за собой дверь, не давая Марте открыть ее изнутри. Наконец ее попытки прекратились.

По коридору я прошел мимо нескольких запертых дверей, прежде чем нашел одну, которую смог открыть. В этой комнате я снова увидел Марту, сидевшую за столом вместе с отцом. Они мирно ели вареную репу. Оба оглянулись, посмотрели на меня и рассмеялись. Я проснулся».

— Он не ел сыр на ночь? — спросил Гольдман. — Я, как поем, тоже вижу подобные кошмары. Чтобы успокоиться, надо выпить стакан горячего молока.

Пфиц продолжил рассказывать услышанную от Шлика историю. Тот тихо говорил, а все узники терпеливо его слушали.

«Сон произвел на меня очень тяжелое впечатление. Я с трудом дождался следующего приезда Марты и отправился на площадь, полный решимости на этот раз заговорить с ней. Как обычно, она была вместе с отцом, продававшим с воза овощи. Я внимательно наблюдал за ее движениями, когда она отдавала товар покупателям, принимала от них деньги и отдавала отцу.

Я не мог оторвать глаз от изгиба ее спины, от ее белой блузки. Я смотрел и наслаждался счастливыми сценами, которые себе представлял, пока вновь не вспомнил отвратительный сон. Отец Марты заговорил с одним покупателем, и я решил воспользоваться этой возможностью.

Я приблизился к возу. Отец разговаривал с кем-то по другую его сторону, а Марта только что сдала сдачу какому-то старику. Она не успела вымолвить ни слова, прежде чем я взял ее за руку. От удивления она потеряла дар речи. Глаза ее были настолько темны, что напоминали бездонные озера, исполненные доверия.

— Я все знаю, — выпалил я, сжал ее руку и убежал, оставив Марту за ее занятием.

В ту ночь мне снова приснился странный дом, в котором коридоры и анфилады комнат расходились в самых разных направлениях. Я пошел искать Марту и странным образом знал, в каком направлении идти, за какие углы поворачивать, какие двери открывать. В конце концов я оказался в зеркальной комнате. Пол, потолок и все четыре стены были зеркальными, и я видел свои бесчисленные отражения, вложенные одно в другое. Отражения постепенно уменьшались, превращаясь в крошечные точки. Я подошел вплотную к одной из стен — точнее, одному из зеркал — и прижался лицом к холодному стеклу. От моего дыхания зеркало запотело. Я вытер зеркало рукавом и снова посмотрел на свои отражения. Между их слоями я вдруг увидел фигуру Марты, попавшей в ловушку. Я не мог дотянуться до девушки, выбежал в коридор и спустился вниз по лестнице.

Мне нужен был выход, и наконец, задыхаясь, я оказался на ступенях, найдя выход на улицу.

Я был в одном из темных закоулков большого города, казалось, покинутого обитателями. Я направился по какому-то сырому проулку, когда до моего слуха вдруг донесся шум. Может быть, это всего лишь кошка, подумал я. Когда я миновал угол какого-то дома, сзади меня схватила чья-то рука. К моему горлу был приставлен нож. Нападавший держал меня так крепко, что я не мог шевельнуться.

— Чего ты хочешь? — прохрипел я. Он сказал, что пришел убить меня. — Но за что?

— За то, что ты знаешь. Она сказала мне, что ты все про нас узнал, но я не позволю никому становиться нам поперек дороги.

Я вырвался из рук убийцы и взглянул на него. Это был не отец Марты, а мужчина гораздо моложе его. Я узнал в нем одного человека из нашей деревни.

— Ты не сможешь убить меня, — сказал я. — Зеркало не даст тебе этого сделать.

— Что бы это могло значить? — спросил Гольдман. Этого Пфиц не знал и продолжил свой рассказ услышанной от Шлика истории.

«Когда я проснулся, — продолжал Шлик, — то понял, что мне придется ждать целый месяц, чтобы еще раз увидеть Марту. Но было еще одно обстоятельство, которое требовало разъяснения. Почему я увидел во сне Карла, парня из нашей деревни, и почему он хотел меня убить? Карл был грубиян, неотесанный человек с полученным в какой-то драке шрамом, пересекавшим его щеку. Деньги, которые он зарабатывал тяжким трудом землекопа, шли на пиво и карты. Он был ненамного старше меня — восемнадцати или девятнадцати лет, — но воображал себя хозяином деревни. Перед ним действительно часто пасовали даже взрослые мужчины.

Мне было трудно поверить, что у Марты может быть что-то общее с таким драчуном, но Карл умел очаровывать девушек, а красоту Марты заметил у нас не я один. Сама мысль о том, что эти двое могут быть вместе, переполняла меня ревностью.

Каждый день, давая уроки в отцовской школе, я не переставал думать о том, как помешать Карлу. Он был крупнее, сильнее и красивее меня. Мне могли помочь только ум и добрые намерения. Но сначала надо было дождаться следующего приезда Марты в нашу деревню.

Когда настал этот день, я пошел на площадь и увидел Марту на привычном месте. Она сразу узнала меня, на ее лице отразилось явное волнение. Я подошел к возу, забрался в него и встал рядом с отцом Марты.

— Если ты еще раз прикоснешься к этой девушке, — сказал я ему, — то я убью тебя.

Он ошеломленно уставился на меня, потеряв от удивления дар речи, а я спрыгнул на землю и, уходя, сказал Карлу, который здесь же отирал стены:

— То же самое касается и тебя.

Позже я узнал, что случилось потом. Отец Марты захотел узнать, почему я заговорил с Карлом и что связывает его с Мартой. Он подозвал парня, и мало-помалу их разговор перешел в ссору. Отец обвинил Карла в том, что он домогается Марты (что она сама отрицала), а тот вытащил нож — только чтобы попугать или защититься, — но в конце концов ударил отца девушки. Потом он сбежал, оставив умирающую жертву истекать кровью, прежде чем зеваки сумели его остановить.

Все спрашивали меня, зачем я сказал покойному то, что сказал, и я объяснил, что хотел защитить Марту (только теперь я узнал, как ее зовут, что она была единственной дочерью, что все случилось незадолго до ее шестнадцатилетия и что после дня рождения она должна была выйти замуж за человека по имени Люллинг). Я сказал, что заподозрил отца в жестоком обращении с девушкой, хотя, сказав это, я уже не чувствовал былой убежденности в своей правоте. Мне сказали, что старик никогда не стал бы плохо обращаться с дочерью, потому что она — единственное, что у него осталось после смерти жены, а теперь Марта стала сиротой. Я понял, что, должно быть, совершил ужасную ошибку.

Прошли месяцы. Карл исчез, и о происшествии постепенно забыли. Овощи теперь покупали в другом месте, так как воз больше не приезжал. Но жители деревни по-прежнему относились ко мне с подозрением, и я стал изгоем.

Однажды вечером я шел вдоль реки. Сгущались сумерки, узкая тропинка между деревьями стала почти не видна. Внезапно сзади меня кто-то схватил и приставил нож к горлу. Я знал, что это был Карл, и вспомнил о зеркалах из моего сна и о фигуре, затерявшейся между ними. Я вообразил себя таким же потерянным, как та фигура».

* * *

— Только теперь до него дошло, — сказал Пфиц, — что его собственная жизнь была не более чем летучим видением, фигурой, мелькнувшей в смутном проеме между последовательностью образов в бесконечном множестве отражений, идентичных, но уменьшающихся друг в друге.

Они услышали лязг ключа в замочной скважине. Пфиц и Гольдман встали.

— Мы свободны! — воскликнул Гольдман.