Виталий Акменс - Четвёртая ноосфера

• Название: Четвёртая ноосфера
• Автор: Виталий Акменс
• Жанр: Научная Фантастика

Ноосфера – это вам не интернеты из слепых времён… из чьей головы я вспоминаю это древнее слово? В один прекрасный кровавый век мы все устали – от самих себя. Но мы справились. Мы перековали свои нервы, получив удобные, чистые комнаты. Мы обрели новых друзей, партнёров и врагов, с которыми пушисто и нескучно. И теперь, когда весь этот бардак висит на волоске по вине чьей-то глупости – кто её только выдумал называть смертью? – кто-то вложил в мою голову это странное, крамольное слово: Выйти.

---

Гырголвагыргын, ну не умею я интригующе запинаться и загадочно молчать. Зачем только спросил? Сейчас засмеётся, погладит по головке и порекомендует остаться на второй год. А я скажу: «Есть!», улыбнусь до ушей и пойду домой древнеиндийским строевым шагом. До завтра. В смысле, прощай. Было бы, перед кем тушеваться. А я ещё надеялся, что она изменится за лето… в пользу не только умственной красоты. Куда там? Только загорела немного, и волосы короче. И на каких заклёпках мои глаза ещё держатся на этой квадратной сковородке по имени лицо? А зрачки? Это ж вообще…

– …Можно сказать, чудо, которое нельзя описать устойчиво, не заходя за пределы осмысленной для нашего класса СХ математики.

– Э? Что?

– Помнишь, нам учителя говорили, что полноценная горячая смерть невозможна и вообще не факт, что они когда-либо случались? Славик?

– А? Да, да, точняк.

– Так вот, это не так. Горячая смерть реальна. Просто вероятность горячей смерти сильно зависит от внешних факторов. Например, у нас… даже не у нас, а к северу, в центральной Африке…

Нарвался, называется. Бесплатная лекция – лучший подарок на день рожденья и лучшее блюдо на обед. А до обеда она явно не закончит.

– …Теоретически, в лакуне горячая смерть должна быть чаще, так как при высоком фоновом уровне ГЭ требуется больше времени на корректный вывод узла из сети. Но на практике этого всё равно достаточно для большинства летальных исходов. Проблема в другом. В том, что если хотя бы одно событие данного класса происходит, то… в классических моделях, даже если не брать самые простые, мы почти всегда получаем режим с обострением. На практике вместо этого начинаются… в общем, ещё более сложные вещи, и при конечной мяти, даже с нулевой латентностью, свести к начальному состоянию… понятно, ухожу. Извини, что утомила.

– А? Нет, нет, я не утомился! Я просто…

– Задолбался?!

– Нет, я… подожди, Ян… – хватаю её за руку. – Спасибо. Как раз то, что надо.

– Неужели? – вырывает руку.

– Честное слово! Просто я тут… ну… поспорил! И пошёл тывык, что тыркын в аё весь этот гыргын, а я… кхм, я хотел сказать…

– Понятно.

– Нет, нет, я хотел сказать, что, ну, серьёзная тема! Что… п-ф-ф. Извини. Сильно отвыкла? От колорита языкового.

– Не то слово. Но тебе тоже спасибо. Прямо ностальгией повеяло. Всё-таки родимый край – в этом что-то есть.

– Ага, родимый край. Все разъехались, одни кукылы остались. Какая-то мелочь права качает. Ещё Румян этот, социалист непуганый…

– Понятно. Ну ладно, я пойду? Мне надо…

– Угу.

– В общем, Славик, приятного тебе праздника. Побольше друзей, радости и полезных подарков. Я тебя ещё поздравлю. Хорошо?

– Угу.

– Ну, давай.

Опускает взгляд, и как-то сразу дышать легче. Разворачивается. Спина и волосы. Что-то в этом есть. Или просто видел её чаще со спины. Глупость какая. Ещё бы учителей вспомнил. Хорошо провожать успешных людей. Им от тебя ничего не надо, и тебе наплевать…

– Яна!

– Да?

– Слушай… ты завтра во сколько уезжаешь?

– Не знаю. В течение дня. А что?

– Просто, ну… может, заглянешь на огонёк?

– К тебе? Ты меня приглашаешь?

– Типа того. Чудес не обещаю, но всё-таки… Если ты, конечно, не против.

– Да нет, я не против. А где планируете отмечать?

– А… где придётся. Вначале у меня. Так сказать, в петле… в смысле, в кругу семьи. А дальше как получится. Вплоть до руин. Ещё непонятно, кто приедет, а кто хрюша. А кого вообще в шею гнать. Да, вот такой я талантливый организатор.

– Не хочешь у меня дома?

– У тебя?!

– Ну, помнишь, где я жила? Пять минут пешком. Мы как раз думали, чем занять дом, чтобы не сжимать на ближайший месяц. Так что всё складывается. Родители до обеда уедут, а я… посмотрим. В любом случае, дом о себе позаботится, можете хоть допоздна. Ты как?

– Хы. Да я, знаешь ли, не против. Отдельный дом! Осталось только найти человек пять живыми телами. Чтобы как раньше.

– Ну, с этим ты справишься.

– Думаешь? Я вот не знаю. Был бы тут Мэмыл, он бы, конечно, справился. Он и сам один за пятерых.

– Ну, вот и отлично. Он же во сколько, в десять приезжает?

– То есть как приезжает? Живой?! А Пашок?

– Славик, ну ты даёшь. Или вы опять друг другу сюрпризы готовите?

– Так они связывались с тобой? Что ж ты раньше не сказала?! Яна, ты моя… можно я тебя чмокну?!

Не дожидаясь ответа, обнимаю не слишком женственные плечи и врезаюсь носом в блёкло-русые волосы (надо же, они пахнут не так дурно, как я думал), по дороге отвесив убедительный поцелуй в щёчку.

– Ух, ну надо же, в кой-то веки хорошие новости! А Димыч нет, не приедет?

– Димыч?

– Понятно. Пёс с ним. А Эля? Не слышала про неё?

– Нет.

– Ладно, неважно. Но Мэмыл, юргымтэк немой… ничего, мы с ним ещё поговорим. Ну, Яна, ты просто моё спасение! Можно тебя ещё раз…

– Ладно, ладно, завтра увидимся, – лениво раздвигает мои руки. – У меня, правда, дела.

– Ага, почему-то я совсем не удивлён. Всё равно спасибо. Прямо взорвала излишек мозга. А то, реально, всё утро торможу. Ты права, надо спать больше. И это… извини, что пристал с этим гыргыном… с этой горячей смертью.

– Ничего страшного. Чем смогла…

– Ну да. Это самое… а сестру Эли знаешь?

– Чего?

– Ну, говорят, у неё сестра есть. А мы и не знали. Удивительно.

– А почему ты у меня спрашиваешь? Одмины не пускают?

– Да нет. Я просто подумал: это ведь полный пылкэтык. Вроде ноосфера, мять, все дела… а контакта нету. Одни стены. Человекотерялка. Проще глазами в толпе найти. А другие, наоборот, как обухом по голове. В смысле как снег…

– Славик, я не знаю никакой сестры. У меня времени нет. Давай, до завтра.

Гырголвагыргын, какой же я мастер заканчивать разговоры! Что-то она не так поняла. Или я не то сказал? Неважно. Всё равно спасение. Провожаю взглядом фигуру ангела. В смысле, благой вестницы. Не любуюсь, конечно; формы, прямо скажем, неинтересные. Недозревшие. Хотя да, со спины ничего, с учётом волос, ветра… и того факта, что глаз не видно.

Пусть приходит. Пашок её развлечёт. Я даже специально его попрошу, заслужила. Хорошая она. Даже жалко, что не светит нам пасть жертвами стрелы катиона… афедрона… Во, даже память не выспалась. Надо её взбодрить.

* * *

– Славик? А, Славик? Ты чего такой радостный?

– А ты чего? Травмированный, что ли?

– Чего? Чем травмированный?

– Улыбкой до ушей. Пока тебя рожали, ты, видимо, ртом зацепился за…

– А вот хамить не надо! – подпрыгивает длинноволосый лань мужеского пола. – Я, между прочим…

– Ты между ягодицами! Не заметил? Всё, Вадим, не приставай, а то пожалеешь: у меня настроение хорошее, это опасно.

– Славик, подожди! У тебя же день рождения завтра?

– Угадал. Возьми с полки пирожок.

– А как же я? Почему я узнаю об этом последним?

– Потому что ты катишься отсюда лесом. Что уставился? Тебе уже сколько? Двадцать? А мы малолетние придурки, усёк? Если что, обращайся к Белышеву, он пояснит. Давай, счастливо оставаться. У меня ещё планы на сегодня. Ух, сколько планов, тыркын за пилгын! Заодно отменю приглашения, которые мне на лёлё не кукун.

– Эй, подожди.

– Что?

– Купи бубен.

– Чего?!

– Бубен купи! Настоящий бубен! Недорого! Только у меня и только сегодня… – и правда, у Вадима на поясе висит целая стопка дисков, как голых, так и обёрнутых в пакеты. – Смотри сюда, это не просто бубен…

– Я вижу. Это круглый бубен. Не ошибся?

– Ты не понимаешь! Этот бубен, ты даже не представляешь, на что он способен. Ты такой в сто раз дороже не купишь! У него мембрана сделана по принципу обратного… м-м-м… как же это…

– Обратного рождения людей?

– Нет! Оно реально работает! Ты сможешь любому щамыку в любую комнату… ладно, не в любую. Но в прихожую точно. Так вот, ты можешь…

– Отвесить пинка, настучать в табло, я много чего могу. И, заметь, голыми руками. Ну что, сам себе его засунешь или мне помочь?

– Ну пожалуйста! Ну что тебе стоит?

– Мне, Вадим, многого стоит. Я, между прочим, бедный сын бедных инженеров. Ты, вон, Кожиным продай. Они вообще богатые, а последние дни ещё и контуженные, авось поверят…

– Ну подожди! Я скидку дам! Пятьдесят процентов! Как имениннику. Ладно, ладно, не хочешь, не надо. Но у тебя же день рождения, как ты будешь без музыки? Возьми меня к себе, я тебе сыграю. Вот, послушай.

На сей раз он сразу переходит от угроз к насилию. Выхватывает один из бубнов, лишённый упаковки. Инструмент и впрямь исторгает ценный звук, от которого стены прихожей покрываются бранными словами. Музыкант не чурается языка тела и нарезает завитки, словно спутник, вокруг застывшего, ошеломлённого меня. Ошеломлён я, впрочем, не магией ритма, а вопиющим отсутствием оного. Но даже эту какофонию Вадим выбивает усердно, скривив брови и наморщив лоб, что ни капли не мешает ему размахивать белёсой шевелюрой и вилять тощим задом так, что даже приближаться опасно. И всё же, досчитав до пяти, я иду в контратаку.