Колм Тойбин - Бруклин

• Название: Бруклин
• Автор: Колм Тойбин
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-86471-722-6

1950-е годы. Юная Эйлиш живет в ирландском городке, где жизнь скучна, предсказуема и в то же время невероятно уютно. Эйлиш не рвется никуда уезжать, она довольна своей привычной жизнью, счастлива с родными в любимом старом доме. Но однажды ей подворачивается случай изменить жизнь. Уехать в совершенно иной мир, в далекую и почти мифическую страну, откуда никто не возвращается и откуда разве что доходят вести об удивительной жизни уехавших. Эйлиш не хочет покидать мать, сестру, дом, но от такой возможности не отказываются. Ее там ждет хорошая работа, уже присмотрено жилье… И девушка из ирландской глухомани оказывается в никогда не затихающем нью-йорском Бруклине, с его роскошными универмагами, широченными улицами, сверкающими автомобилями. Эйлиш тоскует по дому, грустит от одиночества, но время идет, и постепенно она привыкает к Бруклину, становится его частью, и вот она уже своя в Америке, она уже ухватила свою птицу счастья. Пока не происходит событие, заставляющее ее вернуться в Ирландию…

Поразительно тонкий, полный завораживающего света и меланхоличной то грусти, то радости роман о жизни на стыке двух миров и двух эпох. Роман о выборе и поисках себя, о сомнениях и их преодолении, о тоске по прошлому и предвкушении будущего. Медитативное описание жизни обычной ирландской девушки, перебравшейся в Америку, ее тоски, грусти, обрастания связями. Это тихая мелодрама про то, что жизнь – не огневой калейдоскоп, а рутинная вереница маленьких трагедий с секундными вспышками счастья.

---

Фронтальную спальню на этаже Эйлиш занимала мисс Мак-Адам из Белфаста, она работала секретаршей, а сказать за столом о моде ей было почти нечего, разве что речь заходила о росте цен. Очень чопорная, описывала ее Эйлиш в своих письмах родным, она попросила Эйлиш, как об особой услуге, не оставлять, подобно другим девушкам, свои туалетные принадлежности в ванной комнате. Девушки, жившие над ней, писала Эйлиш, моложе мисс Мак-Адам, и миссис Кео на пару с мисс Мак-Адам регулярно делают им замечания. Одна из девушек, Патти Мак-Гуайр, родилась на севере штата Нью-Йорк, а работала, как и Эйлиш, в большом универсальном магазине Бруклина. Она была помешана на мужчинах и на постоянной диете. Лучшая подруга Патти жила на цокольном этаже, звали ее Дианой Монтини, но ее мать была ирландкой, а волосы – рыжими. Как и Патти, говорила Диана с американским акцентом.

Диана вечно жаловалась на ужины, которые готовила миссис Кео, называла их ирландскими и уверяла, что от них толстеешь. По вечерам пятниц и суббот Диана с Патти принаряжались, тратя на это не один час, и отправлялись в парк аттракционов, в кино или на танцы – в любое место, где можно встретить мужчин, как раздраженно отмечала мисс Мак-Адам. Делившие верхний этаж Патти и Шейла Хеффернан вечно препирались из-за шума по ночам. Шейла, которая была постарше Патти и Дианы, происходила из Скерриса и тоже, как мисс Мак-Адам, работала секретаршей. Когда миссис Кео объясняла Эйлиш причину трений между Патти и Шейлой, присутствовавшая тут же мисс Мак-Адам перебила ее, сказав, что не видит между ними никакой разницы – неприятности они всем доставляют одинаковые и обе горазды пользоваться ее мылом, шампунем и даже зубной пастой, когда ей хватает глупости забыть их в ванной комнате.

Она то и дело жаловалась – и самим Патти и Шейле, и миссис Кео – на шум, который создают их каблуки на лестнице и над ее головой.

На нижнем этаже, помимо Дианы, проживала еще мисс Киган из Голуэя, все больше молчавшая, если только речь не заходила о «Фианна Файл» и де Валера[3] или американской политической системе, что случалось редко, поскольку миссис Кео питала, как сама она говорила, совершеннейшее отвращение к любым разговорам о политике.

В первые два уик-энда Патти и Диана спрашивали у Эйлиш, не желает ли она пойти с ними, однако Эйлиш, еще не получившая первого заработка, предпочитала даже субботние вечера проводить на кухне, пока не придет время ложиться спать. Во второе свое воскресенье она пошла после полудня прогуляться – одна, поскольку в предыдущее совершила ошибку, отправившись на прогулку с мисс Мак-Адам, у которой не нашлось ни одного доброго слова о тех, кто попадался им по пути, а принимая кого-то из прохожих за итальянца или еврея, она неодобрительно морщила нос.

– Большое спасибо, я приехала в Америку не для того, чтобы слушать, как люди на улицах тараторят по-итальянски, или любоваться на странные шляпы, – говорила она.

В одном из писем родным Эйлиш описала принятую у миссис Кео систему стирки белья. Правил в доме не так уж и много, писала она матери и Роуз, но среди них есть такие: гостей не принимать, грязных столовых приборов, чашек и блюдец на кухне не оставлять, никакого белья в доме не стирать. По понедельникам в дом приходили, чтобы забрать все, что нуждалось в стирке, живущая поблизости итальянка и ее дочь. Каждая квартирантка оставляла ей мешок с приколотым списком содержавшегося внутри белья; по средам эти мешки возвращались обратно, и на дне каждого лежал счет, который миссис Кео оплачивала, собирая деньги с жилиц, когда те возвращались с работы. Постиранные вещи к тому времени уже висели в гардеробах или лежали в комодах. К ним добавлялись также чистое постельное белье и полотенца. Итальянка, писала Эйлиш, прекрасно все отглаживает и крахмалит ее платья и блузки.

Она подремала немного и наконец проснулась совсем. Посмотрела на часы: без двадцати восемь. Если встать сразу, удастся поспеть в ванную комнату раньше Патти и Шейлы; мисс Мак-Адам, как знала Эйлиш, уже ушла на работу. Взяв пакет с туалетными принадлежностями, она быстро направилась к двери своей комнаты. На голову Эйлиш надела купальную шапочку, поскольку не хотела портить прическу: вода в доме была такая же, как на корабле, волосы от нее курчавились, их потом приходилось часами расчесывать. Как получу деньги, думала она, схожу в парикмахерскую и остригусь покороче, тогда управляться с волосами легче будет.

Внизу она с удовольствием обнаружила, что кухня пуста. Поскольку вести разговоры ей ни с кем не хотелось, за стол Эйлиш садиться не стала – так она могла уйти, едва лишь кто-то появится. Она заварила чай, поджарила тост. Хлеб, который пришелся бы ей по душе, найти пока не удалось, да и у молока с чаем вкус был какой-то странный. И масло ей не нравилось, оно отдавало жиром. Однажды, возвращаясь с работы, она увидела женщину, которая продавала с лотка джем. По-английски та не говорила, на итальянку не походила, угадать, откуда она, было невозможно, однако, едва Эйлиш принялась разглядывать баночки с джемом, женщина улыбнулась ей. Эйлиш выбрала одну из баночек, думая, что джем в ней крыжовенный, но, когда попробовала дома, вкус оказался незнакомым. Что это такое, она так и не поняла, тем не менее джем ей понравился, потому что отбивал привкус хлеба и масла, так же как три ложки сахара отбивали привкус чая и молока.

Часть полученных от Роуз денег она потратила на обувь. Первая купленная пара поначалу казалась удобной, но через несколько дней стала натирать ноги. Вторая была простенькой, без каблуков, зато как раз впору; Эйлиш носила эти туфли в сумке и надевала на службе. Эйлиш не нравилось, что Патти с Дианой уделяют ей столько внимания. Конечно, в доме она новенькая, к тому же моложе всех, и они не могли совладать с желанием давать ей советы и отпускать замечания, в том числе и критические. Эйлиш гадала, долго ли это будет продолжаться, и старалась внушить им, что не одобряет их интереса к себе – выслушивала их речи с вымученной улыбкой, а иногда, в особенности по утрам, смотрела на них пустыми глазами, точно не понимала ни единого слова.

Позавтракав, вымыв чашку, блюдце, тарелку и не уделив никакого внимания появившейся на кухне Патти, Эйлиш выскользнула из дома. До начала работы еще оставалось изрядно времени. Шла ее третья неделя, и хотя она отправила матери с Роуз немало писем, а одно так даже братьям в Бирмингем, от них ничего пока не получила. На перекрестке ей вдруг подумалось, что ко времени ее возвращения домой, к шести тридцати, произойдет немало событий, о которых она могла бы рассказать родным. Каждое мгновение, казалось, приносило с собой новые картины, ощущения, знания. До сих пор скучать на работе ей не доводилось, да и время там летело быстро.

Лишь потом, уже дома, после ужина, когда она ложилась, миновавший день начинал представляться одним из самых долгих за всю ее жизнь, и Эйлиш ловила себя на том, что восстанавливает его, сцену за сценой. Даже мельчайшие подробности западали в ее сознание. А если она заставляла себя думать о чем-то ином или не думать вовсе, события дня тут же возвращались к ней. Для того чтобы осмыслить каждое, думала Эйлиш, требуется еще один день, только так она сможет сохранить его в памяти, оставить размышления о нем, не позволить им мешать ей заснуть, начинять ее сновидения мгновенными картинами того, что произошло в действительности, и иными – не имеющими отношения ни к чему знакомому, но полными стремительных красок или людских толп, исступленных и торопливых.

Ей нравился утренний воздух, спокойствие тенистых улиц, которыми она шла, – улиц с магазинами только на углах, улиц, где люди жили, где каждый дом вмещал три или четыре квартиры, где проходившие мимо нее женщины вели своих детей в школу. Впрочем, она знала, что с каждым шагом приближается к миру реальному – к улицам куда более широким и забитым автомобилями. Она выходила на Атлантик-авеню, и Бруклин вдруг делался странным – столько пустых прогалин между зданиями, столько заброшенных домов.

А дойдя до Фултон-стрит, она вдруг видела такое множество людей, теснившихся в ожидании возможности перейти улицу, что в первое утро даже подумала, уж не драка ли тут происходит или кто-то увечье получил, вот люди и сгрудились, чтобы поглазеть. Как правило, она минуту-другую простаивала чуть в стороне от толпы, ожидая, когда та рассосется.

В «Барточчис» ей следовало отметить время своего прихода, что было несложно, а затем направиться вниз, к своему шкафчику в женской раздевалке, и переодеться в голубую униформу, которую полагалось носить работавшим в торговом зале девушкам. Чаще всего Эйлиш по утрам появлялась раньше большинства других продавщиц. Некоторые из них прибегали в последнюю секунду. Эйлиш знала, что мисс Фортини, заведовавшая торговым залом, этого не одобряет. В первый рабочий день Эйлиш отец Флуд привел ее в главный офис для беседы с Элизабетт Барточчи, дочерью владельца магазина, и та показалась ей одетой с великолепием, какого Эйлиш в жизни не встречала. Позже она описала маме и Роуз ослепительно красный костюм мисс Барточчи и ее простую белую блузку, красные туфельки на высоких каблуках, великолепные блестящие черные волосы, ярко-красную помаду и самые черные, какие Эйлиш только видела, глаза.