Евгений Торчинов - Путь золота и киновари. Даосские практики в исследованиях и переводах

• Название: Путь золота и киновари. Даосские практики в исследованиях и переводах
• Автор: Евгений Торчинов
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-521-00294-8

В это издание помимо известного труда Е. А. Торчинова «Даосские практики» вошли его переводы даологических трактатов «Иньфу цзин» и «Гуань Инь-цзы», а также сочинение по теории внутренней алхимии «У чжэнь пянь» («Главы о прозрении истины») Чжан Бо-дуаня (984–1082).

---

И наконец, 16-й чжан, содержащий незавуалированное описание ступеней медитативного сосредоточения и мистического созерцания:

Достигнув предела пустоты, блюдя покой и умиротворение, взирая на взаимопорождение сущего, я буду созерцать лишь постоянное его возвращение.

Все сущее в движении, то возникая, то снова уходя. Но каждое из множества существ стремится неизменно к корню своему, а возвращение к корню я назову покоем.

Покой я назову возвратом к жизненности изначальной судьбы.

Возврат к жизненности назову я постоянством.

Знание постоянства назову я просветленной мудростью.

Можно сказать, что в «Дао-Дэ цзине» мы встречаемся с двумя типами высшего «опыта запредельного» – опытом расширения сознания и приобщения ко всему сущему и его пульсирующему сердцу – Дао-Пути и опытом совершенного непосредственного и недискурсивного познания сути Вселенной.

Что касается «Чжуан-цзы», то здесь наиболее показателен пример из главы шестой («Великий предок-учитель» – «Да цзун ши»):

Наньбо Цзы-куй спросил у Женщины Юй: «Твои лета уже преклонные, а облик твой подобен облику младенца. Почему это так?» Она сказала: «Я узнала о Дао-Пути». Наньбо Цзы-куй спросил: «А могу ли и я учиться Дао-Пути?» Она ответила: «Нет, тебе нельзя, поскольку ты не тот человек. Вот у Бу Лян-и есть таланты совершенного мудреца, но нет пути совершенного мудреца, у меня есть путь совершенного мудреца, но нет талантов совершенного мудреца. Я бы хотела обучить его всем методам, и в результате он воистину стал бы совершенным мудрецом. Но если это и не получится, все равно легко передать путь совершенного мудреца человеку, наделенному талантами совершенного мудреца. Я бы только как бы блюла его и сообщала ему знание, и уже через три дня он смог бы выйти за пределы Поднебесной. После этого он как бы выйдет за пределы сущего. Когда он как бы вышел за пределы сущего, то я бы девять дней блюла его, и он бы вышел за пределы жизни. Выйдя за пределы жизни, он стал бы ясным, как утро. Став ясным, как утро, он смог бы узреть одиноко стоящее (то есть Дао. – Е. Т.). Узрев одиноко стоящее, он смог бы утратить способность различать прошлое и настоящее. Перестав различать прошлое и настоящее, он смог бы вступить туда, где нет ни смерти, ни жизни (вариант: «нет ни смерти, ни рождения». – Е. Т.). Убивающее жизнь бессмертно, рождающее жизнь не рождено, оно есть то, чего ничто не избегнет, и ничто не может быть создано без него. Имя ему – „покой соприкосновения“. Слова „покой соприкосновения“ означают, что если нечто коснулось его, то, значит, сразу же создалось». Наньбо Цзы-куй спросил: «От кого же ты узнала все это?» – «Я слышала это от сына Фу Мо, сын Фу Мо слышал это от внука Ло Суна, внук Ло Суна слышал это от Чжань Мина, Чжань Мин слышал это от Не Сюя, Не Сюй слышал это от Сюй И, Сюй И слышал это от Юй Оу, Юй Оу слышал это от Сокровенного Мрака, Сокровенный Мрак слышал это от Безбрежной Дали, а Безбрежная Даль слышала это от Изначального».

Этот отрывок показателен во многих отношениях. Во-первых, собеседником Наньбо Цзы-куя и источником мудрости здесь оказывается женщина, что еще раз обнаруживает важность для даосизма женского начала. Об этой женщине, познавшей Дао, говорится, что она своим обликом (сэ) подобна младенцу. При этом женщина стара. Другими словами, мы видим здесь как бы женскую ипостась самого Лао-цзы – он Старец-Дитя, она Старица-Младенец. Ср.: «Дао-Дэ цзин», чжан 55:

Того, кто крепко держится за Силу-Дэ благую, сравню я с новорожденным младенцем.

Пчелы, пауки и змеи ядовитые его не жалят. Хищные звери его не тронут, хищные птицы его не клюнут.

Его кости мягки, его мышцы слабы, но хватает он крепко.

Ничего не знает он о союзе самца и самки, но уд его вздымается, ибо его семя-энергия предельно совершенно.

Кричит он целый день, но устали не знает, ибо его гармония предельно совершенна.

Гармония – источник постоянства, а постоянство – корень просветления.

Стремление к пестованию жизни зовется благовещим.

Контроль сознания над жизненной энергией дарит силу.

Коль существо сильно и вдруг стареет – оно отвергло истинный Путь-Дао, значит. Тот, кто с Пути сворачивает, гибнет рано.

Во-вторых, Женщина Юй описывает своему собеседнику ступени психопрактики и переживаний практикующего, закодированных в метафорических выражениях. Говорится о том, что адепт возвышается над жизнью и смертью, для него исчезает время (прошлое и настоящее перестают различаться) и наконец он обретает само Великое Дао – Одиноко Стоящее:

Вот Вещь, в Хаосе свершившаяся, прежде Неба и Земли родившаяся!

О безмолвная! О безвидная!

Одиноко стоишь и не меняешься, окружаешь все сущее и не гибнешь!

Тебя можно назвать Матерью Поднебесной.

Я не знаю твоего имени, но, обозначая знаком, называю тебя Путем-Дао. Делая усилие, называю тебя Великим («Дао-Дэ цзин», чжан 25).

В терминологическом отношении любопытно, что Женщина Юй неоднократно употребляет характерное слово «блюсти», «хранить» (шоу), которое потом станет очень важной категорией даосской психопрактики. Так, одно из основных обозначений медитации в даосизме – шоу и, то есть «хранение одного»; причем это «одно» может пониматься как в смысле сосредоточения на чем-то одном, так и в смысле обретения Одного – Дао, Великого Единого.

Начинается психопрактический опыт с преодоления (чао) пространства (Поднебесной) и вещности (у). Затем происходит выход за пределы жизни как биологического принципа, оборотной стороной которого является смерть. Новое состояние сознания характеризуется переживанием некоего особого положения, запредельного самому противопоставлению «жизнь – смерть». Следующий этап – преодоление времени как формы восприятия мира и формы развертывания явлений. Мудрец зрит «одиноко стоящее» (ду) – Дао, высшую реальность, существующую не во временном потоке, но в надвременном моменте. Реализация этой одинокости и одновременно бытийной подлинности приводит к исчезновению интуиции времени, а следовательно, и чередования рождений и смертей, возникновения и уничтожения вещей и существ, ибо их смена предполагает временную последовательность. Теперь адепт полностью един с Дао, которое непричастно ни к возникновению, ни к исчезновению, тому, что убивает жизнь, ибо бессмертно, и рождает жизнь, ибо не рождено. Это Дао превыше становления, не будучи ни сущим, ни несущим. Но всякое становление вместе с тем возможно только благодаря тому, что это запредельное Дао является его безусловной (трансцендентальной, «прежденебесной») предпосылкой; оно, как говорится в другом месте «Чжуан-цзы», «делает сущее сущим, само не будучи сущим» (у у эр фэй у).

Далее Женщина Юй рассказывает Наньбо Цзы-кую о линии преемственности своего оккультного, то есть сокровенного, знания. Приведенная линия очень характерна для традиций эзотерического характера. Если в конце этой линии находятся люди, то в ее начале – высшие сущности, прежденебесные ипостаси самого Дао – Сокровенный Мрак, Безбрежная Даль, Безначальное. В качестве аналогий можно указать на тантрические линии посвящений, восходящие к абсолютно пробужденному сознанию, олицетворенному в образе Будды Ваджрасаттвы (Алмазносущного) или иных тантрических Будд – йидамов. Слово каббала, которым обозначается еврейский эзотеризм, также означает ‘передача’, ‘линия преемственности’, ‘традиция’.

С другой стороны, можно отметить, что движение к истоку линии преемственности как бы совпадает с движением сознания адепта от эмпирического уровня развертывания к онтологически первому, сверхвещественному, метафизическому, тождественному по своей сути и источнику самого сознания.

Каким бы странным это ни казалось, но данная линия преемственности является и образом исторического развития даосизма, ибо свидетельствует о долгом пути становления (или предыстории) даосских практик, обретших ко времени написания раннего пласта «Чжуан-цзы» (так называемых «внутренних глав», нэй пянь, то есть первых семи разделов памятника; рубеж IV–III вв. до н. э.) вполне зрелые формы. И если классические мировоззренческие («философские») даосские тексты в силу специфики своего предмета содержат или отрывочную, или завуалированную информацию психопрактического характера, позволяющую тем не менее сделать вполне определенный вывод о древности даосских методов трансформирования сознания, то мавандуйские тексты содержат вполне отчетливую и недвусмысленную информацию о даосских искусствах. Именно поэтому они и не были известны ученым как на Западе, так и в самом Китае вплоть до случайной находки чуских погребений: в отличие от «философских» текстов, предназначенных для интеллектуальной элиты той эпохи, мавандуйские тексты представляют собой запись собственно эзотерической информации, передававшейся от учителя к ученику в ритуале посвящения, когда клятва хранить тайну скреплялась кровью жертвенного животного, как это имело место, по словам алхимика Гэ Хуна, даже в IV в. н. э., то есть спустя шесть или семь столетий после написания сочинений из Чанша – Мавандуя. Но прошли тысячелетия, и тайное стало явным, и теперь мы знаем, что такие даосские практики, как гимнастика даоинь, дыхательные упражнения регуляции ци, даосская сексуальная практика, а также и сама вера в обретение состояния бессмертного-сяня уходят корнями в глубокую и седую древность, а вовсе не появились «из ничего» на рубеже нашей эры или даже того позднее. К рассмотрению этих практик мы теперь и обратимся.