Любовь Алова - Алов и Наумов

• Название: Алов и Наумов
• Автор: Любовь Алова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9067-2669-8

Алов и Наумов – две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры? Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

---

Кино и литература

Мы давно уже поняли, что в действиях начальства не надо искать логики. Несмотря на травлю «Мира входящему», несмотря на недовольные окрики и ругань, долетавшие в наш адрес из высоких кабинетов, наш с Аловым статус как молодых и талантливых явно упрочился. В те годы было создано Объединение писателей и киноработников (1963), и Пырьев, который был директором киностудии «Мосфильм», настоял, чтобы нас назначили художественными руководителями. Его главным аргументом было мировое признание фильма «Мир входящему», который, повторюсь, в СССР показывать не захотели. Вот такая непостижимая нелогичность, абсурд, оксюморон. Но благодаря этому появилось объединение, в котором собрались замечательные писатели, критики, режиссеры и даже один профессор элоквенции – Владимир Крепс. С нами сотрудничали писатели: Ч. Айтматов, Г. Бакланов, Ю. Бондарев, Б. Полевой, В. Тендряков, Ю. Трифонов, Л. Леонов, В. Катаев, М. Шатров, Б. Балтер, В. Аксенов, А. Гребнев, Л. Зорин, С. Лунгин, И. Нусинов и, наконец, А. Солженицын. Фильмы ставили: Б. Барнет, В. Басов, М. Швейцер, М. Хуциев, Ю. Карасик, А. Тарковский, А. Кончаловский, Э. Климов, М. Калик, С. Самсонов, Г. Егиазаров, И. Туманян, А. Смирнов, П. Чухрай, Б. Яшин, И. Селезнева, Д. Фирсова.

К середине 1960-х мы ощущали, как надвигалась тень, не такая, может, густая, но все же ясно ощутимая тень времен застоя. Естественной для нас реакцией на нее было стремление, тщательно, впрочем, маскируемое, создать свой очаг сопротивления. В этом стремлении мы с Аловым были не одиноки, и к нам потянулись единомышленники. Сейчас многие считают, что застой, подобно утюгу, подавил и «выгладил» все на свете, задавил все живое в кинематографе. Это серьезное заблуждение, если не подтасовка. Конечно, ущерб, нанесенный кинематографу застоем, велик. Но сопротивление было. Причем сопротивление организованное, продуманное, сознательное.

Наше Объединение писателей и киноработников стало одним из таких очагов сопротивления. Художник, он, конечно, по натуре одиночка и самодостаточен, но все же ему нельзя без опоры, ему нужна «группа поддержки». Особенно в «минуты роковые», когда решается судьба его замысла. Запустят или не запустят? Быть или не быть его фильму, его детищу? Из этих «роковых моментов» складывается кинематографическая судьба творца, из ответа на вопрос, «быть или не быть» фильму, складывается подлинная история отечественного кино. Ведь кроме официальной, существует еще «тайная история кино» – скрытая от глаз исследователей и искусствоведов. Она подчас не отражена в статьях, книгах. Ее почти никто не знает. Но как раз она (по моему мнению) является решающей для судьбы национального кинематографа.

Эльдар Рязанов, Михаил Швейцер, Александр Алов, Василий Ордынский, Владимир Наумов – в коридорах «Мосфильма» в середине 1960-х жизнь бурлила

Когда Андрей Тарковский и Андрей Кончаловский не нашли поддержки своему замыслу фильма об Андрее Рублеве, они пришли именно в наше Объединение, и, несмотря на огромное сопротивление всех инстанций, нам удалось «пробить» эту идею, и фильм был запущен в производство. Это я и называю «роковым моментом» – не шумную борьбу за выпуск готовой ленты на экраны, а тихую, неизвестную практически никому, но самую главную борьбу – за запуск в производство. Затем Тарковский снял у нас «Солярис» и «Зеркало».

Марлен Хуциев, Александр Алов, Владимир Наумов – однокашники, коллеги, друзья. 1965 год

Время менялось, «оттепель» заканчивалась. Пробивать приходилось многое: «До свидания, мальчики!» Михаила Калика и Бориса Балтера, «Время, вперед!» Михаила Швейцера и Валентина Катаева, «Июльский дождь» Марлена Хуциева и Анатолия Гребнева, «Шестое июля» Юлия Карасика и Михаила Шатрова, наши собственные «Скверный анекдот» и «Бег». Для запуска фильмов применялись всевозможные уловки и обманки: метод «удава», «зайца», «ящерицы» (то есть пойти на мелкие уступки, чтобы сохранить картину). Если предположить, что все эти замыслы могли быть не реализованы, то в истории нашего кино зияли бы страшные «дыры».

Конечно, не все нам удавалось «пробить». Не увидели свет сценарии Горенштейна – Тарковского «Дом с башенкой», Швейцера – Шпаликова о Маяковском, наш с Аловым и Зориным «Закон», не осуществилась наша мечта поставить «Мастера и Маргариту». И еще один сценарий, о котором стоит сказать особо: комедия А. И. Солженицына «Тунеядец» тоже осталась лишь в записи. Литературный сценарий Александра Исаевича – явление, думаю, уникальное не только потому, что это едва ли не единственный его на ту пору кинематографический опыт, но и потому, что написан он в совершенно неожиданной форме, с подчеркнутой изобразительной и монтажной точностью. Скорее этот сценарий был похож на режиссерский или даже на монтажный лист уже готового сценария. Да и сам процесс работы над сценарием был далек от привычного. За Солженицыным в ту пору уже была установлена слежка, и он внимательно следил, чтобы его разговоры не прослушивались. Редактор нашего объединения Нина Скуйбина приезжала к нему в Рязань, но работа проходила не в доме, а в гараже, в машине. Там, в потемках, шепотом обсуждала она с великим писателем его сценарий. Борьба наша за «Тунеядца» была упорной, но мы были не всесильны. Правда, у нас была и другая цель. Солженицын в ту пору очень нуждался. Мы знали о его строго расписанных расходах на день – они выражались в копейках. Заключив с ним договор на написание сценария, мы надеялись, что в случае неудачи автор хотя бы получит аванс.

Были, конечно, и другие потери и травмы, числом немалые и невосполнимые. Чем глубже нас засасывала трясина застоя, тем труднее было бороться. Из пяти фильмов нашего Объединения в 1966 году три подверглись суровым гонениям: «Андрей Рублев», «Июльский дождь» и «Скверный анекдот». Вокруг «Шестого июля» тоже шли жестокие схватки.

Наши коллеги были личности яркие, талантливые, каждый с характером и самолюбием, поэтому порой споры перерастали в конфликты, которые заканчивались взаимными обидами. Было такое, но это все же случалось редко. Как правило, художественные советы в те годы проходили хоть и бурно, но необыкновенно интересно. Обсуждались не только сценарии и материалы снимающихся у нас картин, но и общее состояние нашего, да и мирового кинематографа, исследовались серьезнейшие вопросы художественного творчества вообще. Речь шла о литературе, живописи, театре, музыке, возникали жаркие споры, дискуссии, длившиеся по многу часов. Талант Алова как художественного руководителя раскрылся в то время ярко и полно. Имея острый глаз, способность анализировать материал, безошибочно обнаруживать его недостатки и достоинства на самой ранней стадии, он умел вовремя помочь и молодому режиссеру, и старшему коллеге, причем делал это мягко, тактично, ненавязчиво.

Чувство локтя, дух товарищества помогали преодолевать преследования чиновников от кино, цензоров всех мастей. Невзгоды, запреты огорчали, но и закаляли всех нас. Помню, в середине 1960-х Марлен Хуциев упорно отстаивал «Заставу Ильича» от форменных надругательств. Однажды часов в десять утра – телефонный звонок. Голос Хуциева: «Слушай, ты можешь со мной встретиться?» – «Могу, а что случилось?» Хуциев говорит: «Я на Лубянке». – «Где?!» Думаю: неужели посадили? А он: «Да нет. Собственно, не там, а рядом. Я из автомата говорю, на площади Дзержинского. Я бы хотел с тобой посоветоваться, приезжай!» Я приехал к нему туда. Он говорит: «Слушай, я сейчас к Ильичеву (секретарь ЦК КПСС, председатель Идеологической комиссии с 1961 по 1965 год) иду. Вот замечания по фильму, которые он просит меня сделать: это, это и это… Как ты думаешь? Как мне быть?» Мы с ним походили, посоветовались и решили, что лучше всего действовать «методом ящерицы» – отдать хвост, то есть пойти на мелкие уступки, чтобы сохранить картину.

Он говорит: «Ты можешь меня подождать?» – «Жду тебя здесь». Я зашел в пивной бар, что был там на углу. Думал, придется ждать часа два, однако минут через тридцать-сорок явился Хуциев. Спрашиваю: "Ну что, без хвоста?" А он отвечает: «Нет – с хвостом. Посмотрел я на Ильичева, что-то он мне не понравился, и решил: пошли они все на фиг».

Хуциев всегда был худ, а в то время, от переживаний, особенно. Но характер у него был необыкновенно стойкий. Конечно, потом, под натиском самого Хрущева, Марлену пришлось «сбросить часть хвоста», но ничего принципиального он не отдал. Вот так, одновременно с потерями мы все, как Марлен, приобретали в характере, в человеческих качествах и, следовательно, как художники.

Может быть, и есть правда в словах Ницше: «Все, что нас не убивает, делает сильнее».

«Закон»

В начале 1960-х, после «Мира входящему», мы: Леонид Зорин, Алов и я – начали по наитию, гадательно писать сценарий о сталинских репрессиях и о реабилитации осужденных, начавшейся после XX съезда партии. Тогда об этом было мало известно, и мы буквально по крупицам стали собирать факты. Сначала известные сценаристы Юлий Дунский и Валерий Фрид рассказали нам эпизод из своей жизни – как собирались студенческой компанией в арбатской квартире, окна которой выходили во двор. А Арбат – это правительственная трасса, по которой ездил Сталин. Молодым людям инкриминировали покушение на главу государства – якобы они планировали стрелять из окна, – совершенно игнорируя тот факт, что окна квартиры выходили во двор. Мы дружили с Фридом и Дунским[3], и они разрешили нам приспособить их историю к нашим нуждам.