Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник)

• Название: Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник)
• Автор: Пелам Вудхаус
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-104343-8

Самый известный, самый популярный, самый любимый читателями всего мира вот уже много десятилетий британский юмористический цикл. Цикл, каждое из произведений которого, будь оно романом, повестью или рассказом, – настоящий эталон неподражаемого английского юмора.

Снова и снова непутевый, но обаятельный шалопай-аристократ Берти Вустер попадает в немыслимые передряги, а хитроумный камердинер-эрудит Дживс помогает ему выпутаться из, казалось бы, совершенно безвыходного положения. Ну а мы снова и снова перечитываем истории их приключений и каждый раз смеемся, будто читаем их впервые!..

---

Понимаете, беда Флоренс в том, что, будучи, бесспорно, как я уже упоминал, совсем недурна собой, и вообще с таким профилем ее вполне можно на стенку прикнопить, она в то же время, как я тоже отмечал выше, интеллектуальна до мозга костей, а от девиц такого типа простым смертным вроде меня лучше держаться на расстоянии пушечного выстрела.

Эти мозговитые серьезные барышни с так называемым сильным характером, им бы только дорваться до вашей души – они тут же пристраиваются сзади и давай толкать. Едва вытряхнут на скорую руку рис из прически по завершении брачной церемонии – и прямо в автомобиле, увозящем в свадебное путешествие, принимаются, закатав рукава, совершенствовать своего спутника жизни. А я лично если чего не выношу, так это когда меня совершенствуют. Несмотря на критику с разных сторон – например, со стороны тети Агаты, – мне самому Б. Вустер нравится такой, какой есть. Оставьте его в покое, говорю я. Не пытайтесь его переделать, а то улетучится весь аромат.

Даже когда мы были просто помолвлены, помню, эта особа вырвала у меня из рук недурной мистический триллер и взамен потребовала, чтобы я прочел совершенно жуткое сочинение какого-то типа по фамилии Толстой. А что могло ждать меня после того, как священник сделает свое дело и она получит законное право «свести седину мою с горестью во гроб»[9], – и вообразить невозможно. Так что, когда еще немного погодя Бертрам Вустер надел шляпу и легкое пальто и отправился в «Савой» кормить Троттеров, сердце у него сжималось от дурного предчувствия.

Как я и думал, пиршество наше не подняло мне настроения. Тетя Далия не погрешила против истины, назвав моих сотрапезников несносными типами чистой воды. Л. Дж. Троттер оказался человечком с лицом хорька. Он на протяжении всего ужина не вымолвил практически ни слова, поскольку чуть только он пробовал что-нибудь сказать, как обожаемая его половина затыкала ему рот; а миссис Троттер предстала передо мной могучей бабищей с крючковатым носом, она, не умолкая, трещала весь вечер, главным образом про какую-то нехорошую женщину по фамилии Бленкинсоп.

И все, что можно было этому противопоставить, – это остаточное действие Дживсова бальзама. Я испытал огромное облегчение, когда Троттеры наконец со мной разлучились и я направился к «Трутням», чтобы спешно подкрепиться.

В клубе было пустовато – по обычаю, чуть ли не все сочлены после ужина ушли в мюзик-холл, и я оказался один в курительной комнате. Без преувеличений скажу, что не прошло и пяти минут, как я уже сидел в кресле с сигаретой в зубах и с полным стаканом на подлокотнике и наслаждался глубоким покоем. Натянутые нервы расслабли. Истерзанная душа отдыхала.

Разумеется, долго так продолжаться не могло. Затишья в битве жизни всегда мимолетны. Настал миг, когда у меня возникло зловещее ощущение, что я не один, и, оглянувшись, я оказался лицом к лицу с Дж. Д’Арси Чеддером.

Глава 4

Мне бы, должно быть, раньше надо было уточнить, что Чеддер по прозвищу Сыр с колыбели посвятил себя водному спорту. Он распоряжался командой гребцов в Итоне и четыре года сидел на веслах, когда уже был в Оксфорде. Он и теперь каждое лето в дни Хенлейнской регаты исчезает из Лондона и с упоением обливается потом, защищая спортивную честь гребного клуба «Леандр». Если судьба когда-нибудь забросит его в Нью-Йорк, я не сомневаюсь, что он там угрохает целое состояние, катаясь в лодке по пруду в Центральном парке, где берут по 25 центов с носа. Без весла в руке он не бывает почти никогда.

Ну и понятно, вести образ жизни галерного раба и не нарастить при этом бицепсы и трицепсы невозможно, так что в конце концов Сыр сделался настоящим чудо-богатырем – широкая грудь колесом, могучие плечи тверды как камень. Я помню, Дживс как-то упоминал одного своего знакомого, обладавшего силой десятерых. Вот и о Сыре можно так сказать. У него вид настоящего чемпиона по борьбе без правил.

При моих широких взглядах не приходится специально оговаривать, что люди бывают разные и всякие, до последнего времени я к его мясистости относился вполне терпимо и доброжелательно. Я считаю, хочешь быть мясистым – будь им, и помогай тебе бог. Но в данную минуту мне не нравилось, что у него не только мускулатура выпирает во все стороны, но еще и взгляд устремлен на меня с самым зловещим выражением, словно он вышел тайно на тропу войны и рыщет, кого бы убить. Сыра что-то явно беспокоило, и не будет преувеличением сказать, что, заглянув ему в глаза, я как сидел в кресле, так прямо и съежился.

Очевидно, решил я, он разозлился из-за напитка, которым я восстанавливаю растраченные силы, и уже хотел было ему объяснить, что делаю это исключительно в целебных целях, по рекомендации одного видного медицинского светила с Харли-стрит, но тут он заговорил.

– Никак не могу принять окончательное решение, – проговорил он.

– Решение о чем, Сыр?

– Сломать ли тебе, к чертовой бабушке, шею или не сломать?

Я съежился еще немножко больше. Сидишь тут в пустой курительной комнате один на один с маньяком-убийцей. Психов, страдающих манией убийства, я особенно недолюбливаю, тем более таких, у которых обхват грудной клетки – сорок четыре дюйма[10] и бицепсы соответствующей толщины. Смотрю, у него еще и пальцы подергиваются – тоже дурной знак. «О, кто бы дал мне крылья, как у голубя!»[11] – эти слова в точности передают мои тогдашние чувства. На пальцы Сыра я старался не смотреть.

– Сломать мне, к чертовой бабушке, шею? – переспросил я, надеясь на разъяснение. – Но почему?

– А ты не знаешь?

– Понятия не имею.

– Хо!

На этом месте Сыр временно умолк, чтобы изгнать муху, которая по пути завернула к нам в окно и застряла у него в голосовых связках. Откашлявшись, он продолжил:

– Вустер!

– Я тут, старина.

– Вустер, – повторил Сыр, и если он не заскрежетал зубами, то я уж и не знаю, как ими скрежещут. – Что было у тебя на уме, когда ты отпускал усы? Зачем ты их отрастил?

– М-да, непростой вопрос. Бывает, вдруг накатывает на человека. – Я почесал подбородок. – Наверно, мне подумалось, что с усами будет веселее.

– А не было ли у тебя задней мысли? Не служат ли они частью твоего коварного плана похитить у меня Флоренс?

– Мой дорогой Сыр!

– На мой взгляд, все это довольно подозрительно. Ты знаешь, что произошло, когда мы вышли от дяди Джо?

– К сожалению, нет. Я в тех местах почти не бываю.

Сыр снова скрипнул зубами:

– Сейчас я тебе расскажу. Я отвез Флоренс в такси домой, и всю дорогу она восторгалась твоими усами. Противно было слушать.

Я хотел было тут ввернуть, что, мол, девицы на то и девицы, чтобы постоянно чем-нибудь восторгаться, но потом раздумал.

– Когда мы доехали до ее подъезда, я расплатился с шофером, оборачиваюсь – а она смотрит на меня как-то по-особенному пристально, приглядывается то с одного боку, то с другого, то так, то этак.

– Тебе, конечно, было приятно?

– Замолчи и не перебивай.

– Пожалуйста. Я просто хотел сказать, что такое внимание лестно.

Он задумался. Что бы там между ними ни произошло, похоже, вспоминать об этом свидании ему было трудно.

– А потом… – проговорил было Сыр и снова смолк, борясь с волнением. – Потом, – повторил он, когда дар речи к нему вернулся, – она высказала желание, чтобы я тоже отпустил усы. Говорит – я воспроизвожу дословно, – что, мол, когда у мужчины лицо большое и красное и голова как тыква, небольшое затемнение на уровне верхней губы способно делать чудеса, нарушая монотонность. Как по-твоему, Вустер, у меня голова как тыква?

– Вовсе нет, старина.

– Не похожа на тыкву?

– Нет, на тыкву не похожа. Может быть, есть что-то от купола Святого Павла, это да.

– А вот она сравнила ее с тыквой и сказала, что если поместить посредине усы щеточкой, уличному движению и пешеходам от этого будет большое облегчение. Она помешалась. Я носил усы на последнем курсе в Оксфорде, и вид был ужасный. Почти как у тебя сейчас. Усы, каррамба! – буркнул Сыр, и я очень удивился. Вот уж не думал, что он знает такие слова. – «Да я бы для родного дедушки на смертном одре, – ответил я ей, – не стал бы отпускать усы, как он меня ни умоляй. С усами у меня был бы идиотский вид». А она мне на это: «У вас без усов идиотский вид». «Ах вот как?» – спрашиваю. А она мне: «Вот так». «Да?» – это я ей. «Да» – это она мне. Я тогда сказал: «Хо!» А она мне на это: «Сами вы хо!»

Если бы она еще сказала: «Хо с присыпкой», – получилось бы, конечно, сильнее, но должен признать, что ее пас на этом отрезке диалога произвел на меня впечатление. В нем, на мой взгляд, была и резкость, и сила удара. Девушки, должно быть, обучаются этому в выпускных классах. Да притом еще, не забудем, Флоренс последнее время вращалась в богемных кругах – в живописных мастерских Челси, в интеллигентских квартирах Блумсбери и тому подобных местах, а уж там умеют отбрить как нигде.

– Так что вот, – заключил Сыр Чеддер, немного помолчав, – слово за слово, пошли в ход резкие выражения, оглянуться не успели – а уже она отдает мне кольцо и заявляет, что будет рада при первой моей возможности получить назад свои письма.