Игорь Захаров - Небо начинается со взлёта. Сборник стихов и рассказов

• Название: Небо начинается со взлёта. Сборник стихов и рассказов
• Автор: Игорь Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары

Стихи и рассказы о той и этой жизни. Рассказы о курсантской жизни, офицерской жизни, пенсионерской юности, авиабайки. Словно голодный – хлеба, Я неба хочу – много! Где бы я только не был – В небо ведет дорога: Это – необъяснимо, Только я точно знаю – Жизнь пролетает мимо, Если я не летаю!!! (Вячеслав Кавардаков)

---

Про Тититати

Утром намашешься лопатой, побегаешь со скребком по плацу, потом с мороза – в столовую, а потом в класс УЛО. А там тепло, тихо! Сразу тянет в сон, и сопротивляться ему совершенно невозможно! Из динамика на стене раздается – «Внимание, внимание! Начинаем прием на слух! Скорость передачи – 16 знаков в минуту» Тренировали морзянку на слух принимать. Она была нужна, чтобы прослушивать в полете позывные аэродромных ДПРС, БПРС. У каждого – тонкая тетрадка, куда писали буквы, принятые на слух, а потом у нас их проверяли преподаватели. Мы называли этот предмет по звучанию в эфире буквы «Ф»: – Ти-Ти-Та-Ти. (Тетя Катя)

Но с утра, распаренный на морозе работой, разморенный, поевший, пишешь, пишешь, потом засыпаешь, даже и не замечая этого, и рука сначала загибает строчку все ниже, ниже, потом и вовсе срывается в штопор, оставляя на листе росчерк до самого низа. И ведь даже в увольнение не отпускали, пока не пересдашь ее, тититатю эту.

(а Ти-Ти-Та-Ти-Ти – это «Э», кто забыл)

А спали мы везде. На задних рядах аудиторий просто ложились на сиденье, поручив товарищу толкнуть в бок, если препод пойдет наверх. Но, бывало, и товарищ сам засыпал рядом. Спали в сушилках, схемных, каптерках, на плитах кухонных, будучи в наряде по кухне.

А в крутой 411-й аудитории наверху был люк в полу, мы залезали в него, под пол рядов, да и не по одному человеку. Это было опасно, там иногда засыпали надолго, и, если тебя забывали там товарищи, то проснуться и вылезти можно было на лекциях уже другого курса.

Саня Попов однажды спал на лекциях Водилова. Мы поздно заметили, что Саня уснул, а Водилов, на беду, вызвал его по журналу, не видя, что Саня спит. Он не дал нам разбудить Саню, а взял большую алюминиевую указку и стал подкрадываться к спящему Сане поближе. Кто помнит – большой любитель был Водилов пошутить. Подкрался на цыпочках, да как влупит со всего размаха указкой по столу прямо перед носом спящего Попика! Тот взвился, перепуганный, спросонья. А Водилов – ну что, мой юный др-р-р-руг!? Вам – жирная двойка! Пересдавать приходите ко мне в субботу по адресу – Красноармейский проспект, дом восемнадцать, квартира пятьдесят семь. Посидим, выпьем сто грамм, закусим гречневой кашей, сверху – огурчик положим солененький!

А в конце занятия – Так, мои юные др-р-р-узья! Отделение хорошо сегодня поработало! Получили десять двоек и три единицы!

Особые случаи в полете он принимал так: без перерыва говорит – «Пожар на двигателе! Раз, два, три! Вы сгорели! Вам жирная двойка».

Чёрт! Рот не успеешь открыть!

Зато, когда я на взлете в Кустанае загорелся на Су-24, то потом вспомнил Водилова добрым словом!

Про кефир

А в столовой жор весь первый курс тоже был – дай бог! В бачок заглянешь – там куски сала в синей картошке плавают! Поэтому сильно популярным был у нас булдырь. После столовой все туда ломились быстрее очередь занять, да кефирчиком с пряниками остограмиться.

Саня Кирсанов попал однажды на язык начштаба училища Андриенке. Тот вызвал его на очередном построении из строя и произнес загадочную фразу. «Захожу – говорит, – в кафе, а там сидит курсант Кирсанов, а перед ним стакан кефира!» Тут он сделал многозначительную паузу, (а мы недоумеваем – ну и что, стакан кефира!) и продолжил грозно – сегодня он кефир стаканами пьет, а завтра водку будет стаканами пить!!!

Может, он как в воду-то и глядел.

Сане вообще не везло, особенности его внешности были таковы, что он выглядел, как с глубокого похмелья. Если он попадался на построении на глаза нашему любимому начальнику училища Парфенову, тот сразу восклицал удивленно – Кирсанов, ты опять пьяный? Шутил тот, понятное дело.

Как мы ошибались!

Про полковника Андриенко скажу особо. Его, да и многих других офицеров училища, мы знали, конечно, очень поверхностно. Он, как начальник штаба училища, был для нас строгим солдафоном. Но, как-то раз, бреду по училищу, горем убитый, ведь остался шкрабом в Калманке. Гляжу, свет в кабинете Андриенки горит. Дай, думаю, зайду, по жалюсь на судьбу – злодейку. Зашел, и так мы с ним здорово, душевно посидели, поговорили на совершенно разные темы. и он открылся мне совсем другим, отличным от моих стереотипных представлений, человеком. В 2007 году, на встрече в училище, он гулял в ресторане с нашим курсом, тоже все было классно. А потом умер. Так жалко, слов нет.

Кто наш лучший друг?

Начфизом училища был майор Павлюк. Про него мы говорили – «Наш лучший друг – майор Павлюк!».

Бывший боксер, был он высок ростом, голос имел густой, басовитый и, почему-то, мог рассказывать про самого себя смешные, в принципе, вещи, не задумываясь об этом.

Например, построив нас перед физо в шеренгу, начинал вспоминать: «Когда я был молодым, я п… дил весь Приморский край! Раньше я бегал тренироваться днем, но, когда на меня мамаши стали показывать пальцем и говорить своим детям – смотри, вон бежит Павлюк! – я стал бегать ночью. И вот как-то раз бегу, а мне в лицо кто-то фонариком светит. Я и говорю – светите, светите, ща как засвечу! А они – бежим, это же – Павлюк!!!!!!! А я вдогонку – бегите, бегите, догоню – убью!!»

Однажды собирались пойти на лыжах, ну и кто-то матюгнулся на те «дрова», что лыжами в училище назывались. Павлюк тут же всех в шеренгу выстроил, и строго, грозно, свирепо даже так, спрашивает – «Товарищи курсанты, КТО сказал – НА Х..!?

Глаза у него были навыкат, лицо и лысая голова всегда красные, как помидор. Втихаря мы называли его – «голова – зал. па».

Однажды мы с Казиком решили срезать путь в УЛО и побежали через стадион, что категорически запрещалось. И надо же такому быть – навстречу со стороны УЛО шествует Павлюк, а мы как раз посреди стадиона бежим, и, ни скрыться, ни отпереться уже нельзя. Подходит он, такой здоровый, как линкор, и грозно орет на нас оттуда, сверху, не разбираясь – товарищи курсанты!! Я вас арестовываю!!

Ну, всё, думаю, сейчас отсюда – и прямиком на «губу»! Или, что намного опаснее – даст своим кулачищем по кумполу! Но он продолжил – идите и доложите об этом своему начальнику курса!

Ага! Щас! Конечно, доложили! Аж три раза!

Подняли рано морозным зимним утром все курсы по тревоге. Бежать надо аж в 25-й городок. Наш курс стоит возле КПП, пар от дыхания висит над строем. Со стороны общежития быстрым шагом разрезает нашу толпу, как крейсер волны на полном ходу, Павлюк, с тревожным чемоданчиком в руках. И тут Оскирыч, подражая его голосу, говорит басом – «товарищи курсанты, КТО сказал – НА Х..!?» На что «крейсер» бросает на ходу, даже не обернувшись и не посмотрев, кто же это сказал – дать бы тебе по голове, дур-р-рак! И исчез в дверях штаба!

Будучи инструктором в Камне, пришел я на городской пляж, а там загорает Павлюк. И что-то мы опять, как с Андриенко, разговорились по душам, и опять открылся совсем другой человек для меня, со своими горестями и проблемами.

О тех, кто ушел первым

Были на курсе два брата Меджидовы. И ведь поступили парни, а потом отказались учиться, пояснив, что плохо понимают по-русски и науки всякие не осиливают. Были они, зато, хорошими барабанщиками и постоянно стучали в барабаны на построениях курса, когда мы шлепали по плацу мимо них.

Был в нашей роте молдаванин Мишка Лазарюк. Буна сэра, буне деменяцу! Хороший был парень, совершенно бесконфликтный, безобидный. Летать у него не получалось. Мы уехали на полеты на третьем курсе, а он остался в училище. Не знаю, каким образом, но ему было обещано командованием, что его оставят на второй год на лётную практику на Элке. Пошел в караул, сел у стенки и застрелился.

Петька Павленко, маленький, косолапый, шустрый и настырный, черт. Как-то на лекциях, шутя, ткнул меня маленьким перочинным ножичком в руку и попал как раз в сгиб локтя, где тонкая кожа. Тогда в санчасти я впервые увидел, как работают синеватые сухожилия в суставе. Списали Петьку в Алейске.

Вовка Годлевский, наилепший друг Казика в то время. Как пойдет врача перед полетами проходить, так давление 200 – 220, как в гидросистеме. Мы так и звали его —«гидронасос». Списали Вовку в Алейске.

Казик, Казик! Попал в транспортную авиацию на восток, сначала в Завитую, потом еще куда-то. Когда я дембельнулся, то нашел его в Барнауле, бывал дома пару раз. У него были проблемы психологического плана, что-то с женой в неладах, что-то в быту, что-то по работе, переживания по поводу ухода из авиации, в общем, жизнь не сложилась. Когда мы собирались на 30-летие училища, Лешка Ходебко ходил к нему в гости.

Но не удержался парень на предельном вираже гражданской жизни, перетянул ручку. Штопор.

Теперь только на фото можно с ним пообщаться.

Валерка Дворников, тоже, как и я, «младшой..». Тоже что-то стало не получаться с полетами, выпил малость, пошел ночью шариться по лагерю, часовой на вышке шмальнул по нему из автомата. В Валерку не попал, но весь лагерь, понятно, на уши поставил. Списали Валерку в Топчихе.