Николай Гайдук - Святая Грусть

• Название: Святая Грусть
• Автор: Николай Гайдук
• Жанр: Русское фэнтези

Всё жанры хороши, кроме скучного. С первой и до последней страницы роман не даёт скучать. Энергичное и многокрасочное действие разворачивается на просторах сказочно-реальной страны Святая Грусть, сквозь которую как бы просвечивает Святая Русь. Здесь колоритные герои, приключения. Здесь – вечные вопросы добра и зла, света и тьмы, Бога и дьявола. Кто победит и что победит на Земле и в душе человека? Несмотря на приключенческий характер, в романе сохраняется главное достоинство серьёзной русской литературы – оригинальный язык.

---

Крышка сундука, которую Терёшка приподнял, так противно заскрипела, что слуга поежился, крестясь: «Как гробовая крышка!» Он чихнул, едва не погасив огонь – фонарь стоял поблизости.

Подушка из заячьей шерсти хорошо помогает страдающим бессонницей. Так уверяет Звездочёт. Царь не очень-то верил, но делать нечего, надо попробовать.

Принимая подушку из рук Терентия, он спросил:

А это точно – заяц?

Да как сказать? – Слуга зевнул. – Не обдирал, не знаю. Я посмотрел шерстинки, вроде заяц.

Ой, гляди, а то лишь бы подсунуть…

Да заяц, заяц. Точно.

Святогрустный венценосец согласно покачал головой.

– Хорошо. Ну, спасибо, Терёшка. Ступай. Спокойной ночи.

Слуга обречённо вздохнул:

– Да уж какой там! Работаешь, работаешь не подкладая рук…

Оставшись один, Царь Государьевич сунул «зайца» под голову. Глаза закрыл. Затих. Но ненадолго. Поминутно он вертелся на кровати с боку на бок. Так вертелся, как будто не кровать, а сковородка, постепенно раскалявшаяся снизу. В конце концов, он нехотя поднялся. Поколотил подушку, помутузил, покряхтывая. Вспомнил Звездочёта и пробормотал:

– «Помогает, помогает заячья подушка!..» Да где же она помогает? Не спится, хоть тресни!

А потом он засмотрелся на какую-то яркую звездочку. И душа в нём словно бы стала наполняться этим ярким звездным светом – в груди становилось легко и просторно. Царь чему-то улыбнулся краешками губ. Глубокая морщина с переносицы ушла. Светло-соломенные брови разгладились.

Над перевалом снова заклубились облака и тучи. За окошком снова молния распорола темноту. Но царь уже не слышал ни раскаты дальнего грома, ни барабанную близкую дробь крепких капель…

Глава шестая. Пропала царская печаль

1

Солнце в горах закончило работу. Последний лучик сверкнул на грани гор, подзолотил кучерявое облачко над перевалом… И поползла темнота по долинам, туманы серебристой пряжей опутали деревья, пригорки.

В Царских Палатах в это время охрана делала привычный обход: закрывала двери, замки на сундуках, прятала шкатулки, перья и бумаги, оставленные Царём Государём.

– А ты чего торчишь тут… вёрстовым столбом? – удивился начальник дворцовой охраны.

Ларион – молодой гренадёр – побледнел. Стоял навытяжку перед начальником – струной тянулся, голосом позванивал:

– Пропала царская пе… пе… – Кадык ходил по горлу, застревал на середине, не мог протолкнуть необходимое слово. – Пе… пе… печаль пропала!

Охран Охранович усами дернул:

Царская печаль пропала? Славно. А чего же ты дрожишь?

Печать пропала!

Теперь настала очередь побледнеть матёрому начальнику.

Ты погоди, не тарабань зубами, а то щас врежу, нечем будет ни стучать, ни жевать! Говори ладом.

Я шкатулку закрывал, а там… печати нету… какое-то копыто поросячье в золотой оправе. Сатана свою печать оставил, а царскую забрал!

«Тигровый глаз» охранника метнулся к небесам – сквозь потолок, – ища поддержку и опору. Люди в минуту отчаянья хватаются за голову, за сердце – кому что дорого. Охран Охранович хватался за усы. Жёсткие дремучие усы старого воина заслуживали песни или хорошей поэмы. Эти усы неоднократно выручали зимою в походах, укрывая шею, грудь и даже поясницу. Грели ничуть не хуже козьего пуха, из которого барышни вязали солдатские шарфики.

Старый вояка разволновался. Что-то зарычал. Усы трещали между пальцами. Волосинки выпадали под ноги, сверкая серебристой проволокой.

Печать?! – гремел он. – Царская печать?! Ты представляешь, каналья, что это значит?!

Смертушка… Смерть…

Правильно. Смерть! Твоя!

Ларька продолжал стоять навытяжку. Трясся так, что пуговки и наградные кресты вот-вот начнут отскакивать на паркет…

Проспал? Сознайся? Почему так поздно пришёл докладывать? Проспал?

Никак нет!

Молчать, каналья!

Служивый протянул ему раскрытую ладонь.

Что ты суешь мне?

Спички, ваше благородие…

Здесь не курят, пора бы знать!

Я специально спички в глаза вставлял, чтобы не спать на посту.

Я их тебе в другое место вставлю. – загрохотал начальник. – Вставлю и зажгу! Тогда поймешь… Научились дрыхнуть с открытыми глазами!

Подбородок старого воина перепахала сабля во время штурма. Багровые шрамы белеют в минуту гнева и лицо приобретает совершенно зверское выражение, вот как сейчас. Он поцарапал шрам и отвернулся. Кругами походил возле гренадёра, стараясь не топтать награды – две или три упали всё же, как падают листочки дерева, трясущегося под ветром.

– Я человек суровый, но справедливый, – напомнил он, успокаиваясь. – Если печать не сыщется, будешь служить в Хренодёрском Полку. Подёргаешь хрену в бескрайних полях, будешь знать…

– Помилуйте, я лучше застрелюсь!

– Раньше надо было это делать!

– Я хотел, но побоялся разбудить государя.

А где патроны с бесшумным порохом?

Вы забрали вчера, приказали только громким порохом палить, чтобы тревогу слышно было…

Охран Охранович покосился на пистоль и проворчал:

Мог бы и себе один патрон оставить.

Да кто же знал?

– Вот и пойдёшь за это в Хренодёрский Полк!

Ларька молчал, краснея от стыда.

2

Гренадёрские полки – отборные солдаты, могучие, высокорослые. Охрана государева. А если кто проштрафился – иди в Хренодёры; так тут уже давно заведено. Наказание постыдное и унизительное. Хренодёры сеют редьку и петрушку, дёргают хрен, посаженный в бескрайнем поле; готовят фураж для кавалерии. Самые отпетые молодчики – попадаются и такие – служат пугалом на огородах.

Охран Охранович прекрасно понимал, что первый загремит в позорный полк – ему, как начальнику, скорее всех и больше всех достанется. Побреют наголо. Дремучие усы отрубят на пеньке, при большом скоплении народа. На плацу обычно это делают. Вострыми саблями рубят. А потом эти сабли ломают над головами проштрафившихся. Господи, Боже ты мой! Он представил, что это будет за лицо… Без усов это уже не лицо, не рожа и не харя, а какой-то голый срам… Охран Охранович страдальчески охнул, снова хватая себя за длинные жёсткие пики усов. «Тигровый глаз» заполыхал тоской, тревогой. Рука поискала рукоятку пистоля, торчащего из-за пояса.

– Хренодёр несчастный, – пробормотал. – Подымай свои пуговки да медальки. По всему дворцу намусорил. Кто только тебя наградил?!

Трясущимися пальцами сгребая с паркета лакированные серебряшки и золото, молодой гренадёр отвечал:

Вот эту вот… и эту, ваше благородие, вы самолично вручить изволили.

Ну? – Звероватый глаз охранника неожиданно подтаял нежными воспоминаниями. – Так мы с тобой рубились рядом? Ай, сынок! Славное времечко было! Чего же ты раньше молчал?

– Так вы же рта открыть не дали…

– Открывай, открывай! – Охран Охранович обнял его. Усами щеку поцарапал и глаз едва не выколол солдату. По плечу похлопал дружески – ключицу парню едва не сломал.

«Здоровый, медведина, хотя и старый!» – Ларион поморщился, пытаясь улыбаться.

Сынок, тебя как звать?

Ларион. Короче, Ларя. Ларька.

Ах, Ларя, Ларя! Я кого ни попадя боевым крестом не награждаю. Ни-ни. Я человек суровый, но справедливый. Ладно, хватит обниматься, Ларя. Пойдем искать печаль… Тьфу, дьявол! Сбил ты меня с толку. «Печаль, печать». Пойдем живее.

Ларион приободрился, пальцем показал в далёкий угол:

Я там нашёл кое-что.

Ну? Докладай, не томи.

Следы. Только они, я извиняюсь, поросячьи…

Как так? Что за вздор?!

Бедняжка Доедала наследил, я думаю.

Болтай мне тут! – прикрикнул Охран Охранович, но спохватился, поубавил «железа» в голосе. Руку на плечо солдату положил. – Пойдём, проверим. У страха глаза велики. Испугался, Ларя? А вот я не боюсь. Почему? Угадай. Потому что у кого два глаза – страх в глазах двоится. А у меня… Понятно?

И он расхохотался, довольный своею сказкой, – усы по плечам затряслись. Расхохотался и меру забыл: так сильно хлопнул Лариона по плечу – нитки на мундире с треском лопнули; между швами спрятанная пыль наружу порскнула.

Ларион побито улыбнулся. Облегченно вздохнул. Самое худшее, кажется, миновало. Он знал свирепый нрав начальника дворцовой охраны.

Глава седьмая. Следы на потолке

1

Анфилады. Коридоры. Двери, двери… Каблуки в тишине раздаются, как выстрелы, – коротко, сухо, отчётливо. Ударяя в дубовые плашки паркета, каблуки «размножаются» – звук хаотично хороводит по углам и высокому потолку, разнаряженному лепниной: ласточкины гнезда, серпантинчатые ленты дурнопьяного хмеля, виноградные кисти, ангелочки с крыльями и золотыми стрелами.

Огромный план Дворца Охран Охранович знает наизусть. С завязанными глазами может спокойно ходить. А молодой гренадёр заблудился уже: бестолково смотрит по сторонам, забывая подобрать нижнюю челюсть, отвисшую от изумления: такая роскошь всюду…

– Стой! Теперь налево!

– Есть!

– А теперь направо!.. Разувайся!