Юрий Никулин - Цирк на Цветном

• Название: Цирк на Цветном
• Автор: Юрий Никулин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-101141-3

Еще никто, наверное, так ярко, увлекательно и весело не написал о цирке, как Юрий Никулин. В этой книге, несомненно, первое слово ему. Читая страницы «Почти серьезно…», мы слышим его незабываемый голос, видим знакомую улыбку, смеемся над его клоунадами и репризами. Он и сегодня среди нас, всегда рядом, в своем цирке на Цветном бульваре. При слове «цирк» замирает сердце в предвкушении настоящего волшебства и чуда, которые произойдут у вас на глазах. Каждая программа уникальна, она создается лишь на один сезон. Уникальна и эта книга, которая подарит продолжение праздника, станет его органичным дополнением. Артисты разных жанров и сотрудники всеми любимого цирка поделятся секретами профессии, удивят многогранностью талантов, вспомнят необычные случаи из цирковой жизни и, конечно, расскажут о Юрии Никулине, великом человеке своего времени.

---

Ритм программы очень важен. Бывает, что номер идет три с половиной минуты, но кажется, что он тянется два часа, его невозможно смотреть. Почему так? Может, музыка не та, а может, он просто не на своем месте стоит, и надо всего лишь поменять номера местами. А есть еще заданная очередность, так сказать, – допустим, два номера с животными не могут идти подряд, потому что животные разные, их нужно вывести, рассадить по клеткам. Или, например, есть подвеска, которая тоже занимает время. То есть воздушный полет – это всегда начало отделения, потому что реквизит надо повесить в антракте, чтобы не было большой паузы в спектакле.

Есть множество чисто технических вопросов, которые приходится между собой соотносить. Это как пазл, все элементы нужно сложить, чтобы он стал единым целым. Один элементик выпадает, все рушится, и следует переставлять все целиком.

Бывает так, что какой-то артист заболел, или, не дай бог, травмировался, или еще что-то случилось – и номер выпадает из программы. И сразу приходится все менять. А бывает и такое, что какой-то номер вообще убирается из уже готовой программы, потому что в том виде, в котором он есть, он выпадает из общей картинки. Одной девочке потребовалось три месяца – она все переделывала, репетировала номер, меняла звуковую часть, костюмы ей делали по-другому, и только после этого мы смогли вернуть номер в программу. Но бывало и так, что номер прекрасный сам по себе, но никак не ложится в программу. Приходится куда-нибудь его пристраивать – ищем контракт в другом цирке, в другой программе, звоним на Вернадского, говорим, что хороший номер, но «не наш».

Цирк – особый мир, тут все всех знают. Знают, кто что репетирует, что когда выпускает, кто чего стоит, у кого какой потенциал. Номеров и артистов не так уж много. Тысячи три, наверное, вообще по стране. Из этого можно комбинировать программы, можно кого-то приглашать. У отдела зарубежных гастролей в компьютере по каждому информация, можно узнать, кто и где на контракте, где у кого гастроли, у кого простой, кто на репетиционном, на больничном и т. д.

К сожалению, программа – это такая штука, которую нельзя увидеть на репетициях, готовый продукт можно увидеть только когда он готов. И только тогда становится понятно, вышло или не вышло. Определить, на что пойдет публика, можно только методом тыка. Надо пробовать. Но раз публика к нам ходит, значит, мы выбрали правильный путь. Каждый вечер две тысячи человек.

Программу мы планируем не по номерам. Должна быть концепция, должна быть какая-то идея, которая ее формирует. Хотя бы дивертисмент, но нужен. Потому что идея оформляется декоративно, и костюмами, и музыкой. Сегодня мы на том уровне, когда практически к каждому номеру пишется авторская музыка, и костюмы, конечно, тоже шьются под концепцию. Например, на 2017 год у нас придумалось Монако, Монте-Карло, фестиваль фестивалей. Мы хотим позвать номера, которые получили призы в Монако, на самом известном цирковом фестивале в мире. Люди, которые там отмечались, – это уже мировой уровень, элита. И мы хотим собрать эти номера и сделать такое Монако в Москве, ретроспективу. А это диктует определенные временные рамки. И сейчас мы начинаем потихоньку искать, договариваться с людьми, чтобы они освободили 2017 год.

Для иностранных и иногородних артистов мы в таких случаях снимаем квартиры. Но скоро собираемся открыть свою гостиницу. Мы сами ее построили, правда, тоже «попали» на этом. Строители дом не достроили, сдали его за деньги, себя обанкротили, пропали, и нам пришлось все это как-то решать. Впрочем, это наши реалии, мы в них живем, поэтому тут нет смысла жаловаться.

Меня спрашивают иногда: «Как вы там? Все плохо?» А мы каждый год чувствуем, что ситуация в стране постепенно меняется к лучшему. Я реалист, я не оптимист. Но я вижу, что в цирке с каждым годом, потихонечку, появляется все больше людей (особенно летом), которые приезжают из Сибири, с Дальнего Востока. Люди не в Турцию и Египет едут, а в Москву. Мало того что у них есть деньги на билет, у них есть деньги в Москве на культуру, они же не только в цирк приходят. Они идут в Кремль, в Третьяковскую галерею, в Большой театр. И с каждым годом этих людей все больше. Значит, жизнь налаживается. И не только в Москве. Я Москву в пример не беру. Москва, Париж, Нью-Йорк – это мегаполисы, на них ориентироваться нельзя. Но я езжу с нашим шапито по городам России и вижу, что люди приходят в цирк. Но всем, конечно, хочется, чтобы хорошо стало сразу, прямо сейчас.

Я помню, как мы десять лет назад впервые приехали в Чечню после войны. Там было ужасно. Город не был даже расчищен от развалин. В цирк приходили дети, которые не знали, как реагировать. Они смотрели, но не хлопали, их никто не научил аплодировать. Это было страшно. А в прошлом году я у них был снова – просто небо и земля, так все отстроено. Можно всячески обзывать Кадырова, можно говорить, что он живет на подачки из Москвы (хотя мне бы такие «подачки»), но то, что в центре Грозного практически Эмираты – это однозначно. Да, деньги из Москвы – понятно, это дотации. Но там всю жизнь были дотации, и наконец-то на эти деньги что-то строят, создают.

Раньше мы часто сталкивались с тем, что, допустим, мама приводит двоих детей и покупает один билет, потому что у нее нет денег на два билета. Первое отделение смотрит один ребенок, второе – второй. Сегодня этого уже нет. Билеты выбирают, спрашивают, какие места лучше. И это не в Москве, это в Вологде, в Архангельске, где угодно.

Что-то меняется. Повторюсь – я не оптимист. Я просто это вижу.

Оксана Дружинина режиссер-постановщик Профессия мечты

Однажды, когда мне было восемь лет, в наш саратовский двор пришел дядечка и объявил о наборе в театрально-цирковую студию. Хотя тогда я не думала именно о цирке, мне стало интересно, и, чтобы не болтаться по улице, я взяла и сама себя записала. В этой студии я прозанималась достаточно долго: участвовала в спектаклях, в парадах-прологах, пела, танцевала (у нас была очень хорошая балетная подготовка) и попробовала себя, наверное, во всех цирковых жанрах – акробатике, жонглировании, хождении по проволоке… Только в воздушную акробатику я не пошла, и в студии не было дрессуры – в силу обстоятельств. Я выполняла номера с эквилибристикой, где стояла на руках, с хула-хупом… Каждый июнь мы уезжали практически на настоящие гастроли, и в течение двух месяцев почти ежедневно выступали по колхозам, по деревням. Физически это давалось тяжело, но наградой нам были аплодисменты. Саратовский цирк стал для меня отличной школой, давшей мне основные знания и навыки по всем жанрам, что по сей день хорошо помогает мне в работе.

Жизнь вывела меня к моей деятельности неожиданно. Помню, классе в пятом у нас училась девочка-цыганка, которая гадала. Я спросила ее, буду ли работать в цирке. Она разложила свои карты и сказала: «Будешь, но не так, как ты думаешь. Это будет что-то такое, о чем ты даже и не подозреваешь, и в таком месте, о котором ты даже не можешь мечтать». Я расстроилась, тогда ведь мы все мечтали о том, чтобы и дальше выступать на манеже, получать свою долю восхищения и оставаться такими же счастливыми.

Однако в девятом классе я поняла, что не хочу становиться цирковой артисткой – хотелось уже зарабатывать по-другому, «головой», да и комплекцией я не вышла для артистки. Я мечтала быть режиссером, однако почему-то мне казалось, что для этого сперва нужно поучиться на актерском. Первой попыткой стала «Щука» – московский театральный институт. Но я «слетела» с третьего тура.

Тогда я и начала заниматься с главным режиссером нашего, саратовского, цирка Александром Закировым. Чтобы чем-то занять себя в ближайший год, я поступила в училище культуры, и Закиров давал мне много полезной литературы, особенно упирая на историю цирка. В училище меня взяли без проблем, однако я решила пойти не на театральное, а на эстрадное отделение. Закиров одним из первых указал на то, что мне трудно будет стать артисткой из-за моего независимого характера. То же самое я услышала на следующий год при поступлении в Государственный институт театрального искусства – ГИТИС: «Девушка, это не ваша профессия, вы не будете слушать, что вам говорят». В приемной комиссии меня спросили, почему я иду на эстрадное отделение. «Я потом хочу стать режиссером!» – ответила я. «Подождите, но тогда вам надо идти на режиссуру цирка»! Так я узнала, что режиссеру совершенно не обязательно иметь артистический опыт.

Все сложилось довольно удачно: именно в тот момент в ГИТИСе набирался новый курс дневного отделения, что происходило раз в пять лет. В отличие от многих абитуриентов, подававших на цирковое, при поступлении я не знала никого из именитых членов комиссии. А в ней сидели Максимилиан Изяславович Немчинский, Валентин Александрович Гнеушев, оба – заслуженные деятели искусств России, Леонид Леонидович Костюк, режиссер, эквилибрист и народный артист РСФСР. Цирковая молодежь робела, зажималась перед ними, а мне это не мешало.