Владимир Кулаков - Последняя лошадь

• Название: Последняя лошадь
• Автор: Владимир Кулаков
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-93121-417-7

Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного.

«Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие. Многие персонажи – реальные, некоторые придуманные, точнее списанные с кого-то.

Основной задачей автора было показать не парадную сторону цирка, которую видит зритель на представлении, а мир закулисья, переживания людей, отдавших свою жизнь этому ремеслу. Кому-то покажется, что эта книга вообще не о цирке, и он будет прав Цирк – это всего лишь точка соприкосновения с окружающим нас миром, который меняется. Некоторые общечеловеческие ценности встречаются всё реже. Но есть вещи неизменные во все времена, на которых держится наш бренный мир. Возможно, именно поэтому книга и названа – «Последняя лошадь»…

Отзывы о книге вы можете направить на электронную почту автора: [e-mail]

---

– И до утра не будет. Поэтому – «Последняя Лошадь»… – шофёр со второго раза еле захлопнул водительскую дверь. Он аккуратно положил свою кепку на приборную панель. Кожаный головной убор ему явно нравился и был дорог.

– Так ты – артист? – таксист с интересом рассматривал пассажира, включая счётчик. – Ух, ты! Никогда не видел живого артиста!

– Надеюсь, мёртвого не увидишь тоже, – слегка огрызнулся Пашка, задетый его бесцеремонностью, и тут же подколол:

– На ходу не развалимся, довезёшь?

– Хилый юмор у тебя, дружок! – обидчиво покосился на Пашку водитель, повернув ключ в замке зажигания. «Волга» с минуту не хотела заводиться, «чихала» и скрежетала. Наконец, стрельнув выхлопной трубой, она хрипло заворчала и, скрипя всем железным скелетом, неторопливо набрала скорость. Где-то под ногами что-то повизгивало:

– Выжимной… Подшипник! – пояснил шофёр. Он пару раз резко ударил стопой по педали сцепления. Визг прекратился. – О, нормально!..

Пашка, после того, как убедился, что машина после «клинической смерти» всё-таки вернулась к жизни и даже едет, спросил:

– Как вас на линию-то в таком виде выпускают?

– У нас тут не Москва – всё попроще! Хм, как в Марьиной Роще… – таксист покосился на пассажира и тут же гнусавым женским голосом дурашливо спросил:

– Гражданин! Вам «шашечки» или ехать?..

– Что ж ты довёл свою «лошадь» до такого состояния?

Шофёр криво усмехнулся:

– Это не я. Тут до меня с десяток «наездников» трудились. Она вообще не ездила, стояла ржавела в «железном ряду» – это у нас так списанные машины зовутся. Я её за два месяца поднял. Скоро обещали новую «тачку». Вот и терплю…

Пашка вытягивал шею, на дорогу смотреть мешал кусок картона с надписью. Он вытащил этот «плакат», прижатый к стеклу воткнутой в приборную панель отвёрткой. В лицо ударил поток воздуха.

– Э-э! Там дырка в стекле! Тут всё предусмотрено!.. – хозяин машины недовольно попытался пресечь самоуправство пассажира.

– Зато теперь прохладно и дорогу видно. – Пашка удобнее расположился в кресле, рассматривая надпись на картоне.

– И так все окна открыты! А-а, ладно, как хочешь! – махнул он рукой.

В нижнем правом углу лобового стекла, прямо напротив Пашки, зияла дыра с крупный грецкий орех. От неё разбегались трещины, как от солнца лучи. В отверстие действительно прилично сквозило.

– Камень словил на встречке из-под КАМАЗа, – опередил вопрос водитель. – Менять не хотят, мол, нету. Врут!..

Пашка сочувственно кивнул. Затем улыбнулся и щёлкнул пальцем по картонке:

– Хм, остроумно – «Последняя Лошадь»! – он аккуратно засунул «рекламную вывеску» за отворот солнечного козырька и впервые внимательно посмотрел на сидевшего за рулём. Тот был явным оригиналом.

– А то! – таксист гордо поднял подбородок. – Сидел бы ты сейчас на вокзале, ждал первого утреннего автобуса, как Робинзон Крузо Пятницу после дождичка в четверг! А тут – я, как ангел с небес, со своей «Последней Лошадью»!

– А может, название такое потому, что в твоей развалюхе осталась всего одна лошадиная сила? – Пашка не упустил случая пройтись по «живому», намекая на скорость, с которой они тащились. Шофёр ухмыльнулся, сверкнул фиксой на переднем зубе и прибавил газу.

Минут пять ехали молча. Таксист включил ближний свет. Виднее не стало. Настоящей ночной темноты по-прежнему не было. Небо светилось прощальной полоской заката, всё ещё цепляясь за уходящий день. «Волга» тянула монотонную песню и катила по неширокой пустующей дороге. Встречных машин не было.

Водитель поправил кепку на панели и вновь заговорил, словно продолжая начатый разговор:

– Мне нравится бывать на вокзале в такие часы. Никто больше туда ездить не хочет – пассажиров-то раз-два и обчёлся. В это время всего один проходящий. Я туда приезжаю за тишиной. Соловьи поют, черёмухой пахнет, сиренью. Сейчас, правда, уже почти всё отцвело, но красоты меньше не стало. Главное – нет людей…

– А как же заработок, план? – Пашка не ожидал такого откровения от водителя. Устоявшийся стереотип образа таксиста явно рушился.

– Да какой там план, какие заработки вот на этом! – шофёр слегка ударил двумя руками по рулю машины. Помолчал. – Я дорогу люблю…

Пашка украдкой поглядывал на водителя «Последней Лошади», насколько ему позволял вечер и неяркий свет фонарей на придорожных столбах. Шофёр «Волги» был жилист, поджар, даже несколько худощав. Назвать его привлекательным можно было с натяжкой. Но что-то в нём было такое, что притягивало взгляд. В парне чувствовалась мужская сила и надёжность. Глаза его смотрели жёстко и вызывающе. Нос с заметной горбинкой, хищно изогнутые ноздри и волевой подбородок говорили о решительности характера. Светлые длинные волосы, откинутые назад, открывали скошенный лоб. Одна из бровей таксиста была повреждена. Шрам переломил её в середине углом. От этого одна из сторон его лица смотрела на собеседника как бы слегка удивлённо и иронично. В том, как парень держался, чувствовалась подчёркнутая бравада и привычная уверенность в себе. Он напоминал какую-то хищную птицу, всё время рвущуюся в полёт. Лёгкая сутулость, жёсткая складка у рта, постоянно играющие желваки на скулах и пристальный взгляд серых глаз создавали некоторую агрессивную угрюмость, которая никак не вязалась со словами законченного романтика.

– Брошу я эту работу. Не моё это… – заговорил таксист, задумчиво глядя на дорогу. – К геологам подамся или на северá. Мир хочу посмотреть. Себя в настоящем деле проверить. Вот так, циркач!

Пашку словно кольнули.

– Так не говорят. Это для нас, как оскорбление!

– А-а, ну, извини! А как говорят?

– Артисты цирка или – цирковые. Циркачами мы назывались до революции, ну, может, ещё немного, чуть позже. Безграмотные были, нищие. «Бабы, снимай бельё – циркачи приехали!» – вот так встречали нас лет семьдесят тому назад. Теперь всё изменилось…

– Значит, вы теперь все образованные и богатые? – с сомнением посмотрел шофёр на Пашку Жарких.

– Хм, да уж… – ушёл от ответа «циркач».

– А что у вас ещё не говорят?

– Не говорят «последнее» или «последний». Заканчивая гастроли, цирковые никогда не скажут: «последнее представление». Или – «последний раз». Так что «Последняя Лошадь» – название классное, но не для цирка.

– Блин, что же у вас тогда можно говорить? – начал заводиться шофёр, уязвлённый неподходящим названием его такси.

– Остальное всё можно! – улыбаясь, примирительно сказал Пашка. И добавил уже серьёзно: – Понимаешь, цирк – такая штука, где в любой момент всё может оказаться «последним разом». Вот и стараются не говорить то, что может накликать беду.

– Ну и как вы обходитесь без этих слов? – водитель повернул голову в сторону Пашки, забыв про дорогу.

– Э-э! Ты вперёд смотри, а то как раз будет нам – «Последняя Лошадь»! – Пашка занервничал, видя, как машина направилась к обочине. – Ну, заменяют эти слова на похожие по смыслу, скажем, «ещё раз» или «ещё одно». Как-то так…

Несколько минут ехали молча, каждый думая о своём.

Неожиданно таксист начал громко хохотать, стуча по баранке. Пашка вздрогнул, потом тоже стал тихонько посмеиваться, заражаясь от напавшего на водителя приступа ржача.

– Нет, я не могу! Это… Это что ж получается! У меня теперь значит – «Ещёразная Лошадь»? Ну вы цирковы-е-циркачи даёте! Мозги снесли за минуту!.. Не «Последняя» – «Ещёразная»!..

Шофёр хохотал в голос, смахивая слёзы и сверкая стальной фиксой. Ему вторил Пашка Жарких. Они то и дело повторяли: «Ещё… Ещёразная Лошадь»!..

Вдруг таксист прервал смех и посерьёзнел.

– Ну, всё, посмеялись. Сейчас будет ещё веселее…

В сумраке вечера дорога пошла круто в гору. По правую руку зиял заброшенный карьер. По левую – высокая насыпь, словно горная вершина.

– Ну, «Ещёразная», давай!

«Волга» тянула, как могла, завывая, словно шла на взлёт. Скорость заметно падала. – Не осилит «коняга», будешь толкать!..

Пашка внутренне усмехнулся такой перспективе: «Кто кого везёт?..»

– Тут дорога проходит по самому краю карьера, – пытаясь перекричать вой мотора, рассказывал водитель. – Лет пять назад туда на спуске две фуры с прицепами улетели. Да и других «приключений» ежегодно хватает. Особенно «весело» тут зимой… Теперь вот новую дорогу достраивают в обход этой горы и карьера. Там уже начали ездить, но пока пользуемся и этой. Зовём её – «дорога в рай»…

Машина медленно, с натугой шла на подъём, проехав мимо самодельного обелиска с запылёнными бумажными цветами и автомобильным рулём.

Крутой поворот открыл вид на город. Обочина дороги резко обрывалась в карьер, дна которого в сумерках не было видно.

– Метров тридцать-сорок, не меньше! – невольно поёжился Пашка, вспомнив историю с грузовиками.

– Карьер этот теперь почти в центре города оказался, – продолжал рассказ таксист. – А город наш – вот он, что твоя Москва, на семи холмах. Сам-то оттуда?