Николай Гайдук - Романс о великих снегах (сборник)

• Название: Романс о великих снегах (сборник)
• Автор: Николай Гайдук
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-906101-43-3

Рассказы известного сибирского писателя Николая Гайдука – о добром и светлом, о весёлом и грустном. Здесь читатель найдёт рассказы о любви и преданности, рассказы, в которых автор исследует природу жестокого современного мира, ломающего судьбу человека. А, в общем, для ценителей русского слова книга Николая Гайдука будет прекрасным подарком, исполненным в духе современной классической прозы.

«Господи, даже не верится, что осталась такая красота русского языка!» – так отзываются о творчество автора. А вот что когда-то сказал Валентин Курбатов, один из ведущих российских критиков: «Для Николая Гайдука характерна пьянящая музыка простора и слова». Или вот ещё один серьёзный отзыв: «Я перефразирую слова Германа Фейна, исследователя творчества Л. Н. Толстого: сегодня распространяется пошлое, отвратительное псевдоискусство. Произведения Николая Гайдука могут быть противоядием этому – спасением от резкого, жуткого падения…» – Лариса Коваленко, учитель русского языка и литературы.

Книга адресована широкому кругу читателей, ценителей русского искромётного слова.

---

Потолкавшись по кабинетам, бывший пленник разведал кое-что о своих однополчанах, а главное – о себе. Не раскрывая карты, он сочинил историю о своём далёком родственнике, которого звали Шура Визигин. Был этот Шура взводным командиром такого-то взвода в таком-то полку и в таком-то году. Все эти данные были проверены – и результат оказался ошеломляющим. Визигин Шура – предатель Родины, человек, ни за понюшку пороха продавшийся врагам.

И после этого он сорвался с катушек. Он, отправленный с оружием в руках в чужие земли и только чудом не подохший в плену, стыл считаться предателем Родины. А эти, сытые и самодовольные, стройными рядами идущие по проспектам, те, кто прожигает жизнь по кабакам и казино, кто уже с лихвой разворовал и распродал эту самую Родину – они вроде как нормальные граждане страны.

Он, отправленный оружием в руках в чужие земли и только чудом не подохший в плену, стал считаться предателем Родины. А эти, сытые и самодовольные, стройными рядами идущие по проспектам, те, кто прожигает жизнь по кабакам и в казино, кто уже.

Так, что ли, выходит? Да, он действительно бывший пленник и раб. Но он бежал – свободен. А кто они – если не все, то многие граждане страны? Разве не рабы они, если в корень смотреть? Они – презренные рабы своих страстей, среди которых обрисовалась самая главная – страсть к наживе. Они в плену вина и водки, табака и похоти, сытости и властолюбия. И никто из них не думает бежать из этого плена, из этого рабства. Наоборот – все только и мечтают, чтоб оказаться там. Так какое же право имеют они судить о том, о чём не имеют понятия? Загнать бы их в пустыню под Кандагаром, чтобы они полными ложками жрали песок, размоченный слезами и соплями. Загнать бы их на минные поля, чтоб они, твари дрожащие, наконец-то поняли, что это значит: жизнь прожить – не поле перейти. И только после этого он бы с ними поговорил, с теми, кто уцелеет, конечно. А сейчас он с этими козлами якшаться не намерен. Он сюда вернулся не за этим. У него приказ, который кровь из носу надо выполнять.

Он шёл, куда глаза глядят и бормотал:

– Предатель Родины! Вот ни хрена себе! Они тут минаретов понастроили на каждом углу, а я предатель. Тут нигде уже вывески на русском языке не встретишь, кругом одна сплошная иностранщина и они при этом квасные патриоты, а я предатель. Кремлёвские товарищи, которые вчера отправили меня на войну, стали теперь господами, забросили свои партийные билеты и вместо коммунизма бросились во все лопатки строить капитализм, а я предатель. Ловко. Ну, я вам, тварям, покажу предателя. Я вам заделаю такой кошмар-цветок, которого вы отродясь не видели…

За несколько дней – как будто по мановению волшебной палочки – он превратился в «лондонского денди» или, лучше сказать, в одного из представителей московской золотой молодёжи. И хотя превращение это произошло незаконным путём – его это ничуть не волновало; бедных людей он не трогал, а богатые сволочи сами должны поделиться.

Вчера ещё похожий на бродягу, он был теперь одет с иголочки. Во рту – на месте выбитых зубов – полыхали золотые мосты, замастыренные самым лучшим, может быть, столичным зуботехником. А на руке у него красовались такие дорогие часы, за которые главарь моджахедов на глазах у него застрелил афганского офицера, потому что такие часы – признак откровенной жизни не по средствам. А тут – успел заметить Шура – каждого третьего или четвёртого спокойно можно грохнуть из-за таких часов: почти полстраны живёт не по средствам. «Непосредственные люди»! – изумлённо думал он, впервые оказавшись в тех местах, где клубилась золотая молодёжь, гремела забойная музыка; там прожигали за ночь десятки тысяч и даже сотни; там пили всё, что горит, торговали наркотой и проститутками. Случайных людей там не жаловали – надо было пройти фейс-контроль. Непонятно как, но Шура проходил. Неплохо владея чужим языком, он выдавал себя за иностранца. Хотя, если вдуматься, он действительно был иностранец: уехал из одной страны, а вернулся, увы, совершенно в другую.

По ночам он стал заглядывать в подпольное казино, где новичкам везло, как говорил крупье. Вот откуда у него появились деньги, а вслед за этим появилась возможность приобрести документы. И тогда он стал – Рахман Абдулов, открыто и спокойно проходивший около милиционеров; Абдулова раза три-четыре проверяли уже и отпускали, откозырнув.

«Надо машину купить, – подумал Рахман, под вечер направляясь в казино, – пешком далеко не уйдёшь…»

А под утро он оказался гол как сокол – в пух и прах проигрался.

И тут нарисовался перед ним какой-то смазливый генеральский сынок – Рахман краем уха услышал, кто этот сопляк. За плечами генеральского сынка был московский институт, который он бросил, школа-пансионат в Лондоне, откуда он уехал, чтоб не удавиться от тоски. Генеральский сынок жил на широкую ногу. В ночном престижном клубе он покупал пузырь шампанского за тридцать тысяч рублей – средняя зарплата шахтёра, который целый месяц должен корячиться в чёрном забое, каждый день рискуя погибнуть под завалами. У генеральского сынка имелась безумно дорогая иномарка, на которой он недавно сбил и покалечил трёх пешеходов и таранил около десятка легковых машин. Генеральский сынок через день да каждый день мог платить по несколько тысяч долларов только за то, чтобы столик себе забронировать в ночном престижном клубе. Генеральский сынок жил на папины деньги, но сам зарабатывал в поте лица – наркотой приторговывал. Рахман, в пух и прах проигравшийся, решил его немного потрясти.

В предрассветных сумерках парнишка, изрядно поддатый, снова сел за руль иномарки, чтобы снова, может быть, покалечить или насмерть переехать кого-нибудь. И вдруг за спиною – на заднем сидении – возникла фигура. И в тот же миг хорошо заточенное лезвие, напоминающее прохладное жало змеи, упёрлось в горло парня.

– Поехали! – приказал хрипатый пассажир, говоривший как будто на ломаном русском.

– Ты кто? – Парень стал слегка заикаться. – Ты из этой…

Из кавказской группировки, что ли? Так у меня там схвачено…

– Я всё тебе подробно объясню, – пообещал угрюмый незнакомец. – Только не здесь. Поехали.

– А может быть, я денег тебе дам и все дела?

– Не могу, – ответил странный пассажир, – у меня приказ.

В мыслях у Рахмана не было ничего дурного, кроме того, что он хотел забрать машину.

– Пешком гулять полезно, – сказал он уже за городом. – Папа тебе купит, не горюй. Но если ты ещё хоть раз сядешь пьяный за руль…

– Да пошёл ты! Отец мой тебе, знаешь… – закричал генеральский сынок и неожиданно дёрнулся – нож, заточенный как бритва, чиркнул по сонной артерии.

Абдулов, успев отстраниться от фонтана горячей крови, прошептал с сожалением:

– Хлещет как из поросёнка!

С дорогой иномаркой пришлось попрощаться – с обрыва спустил в подмосковном лесу. Одежду свою он угваздал так, что еле-еле оттёр травой – вместо красных пятен появились тёмно-зелёные.

Невинно пролитая кровь что-то в нём всколыхнула на бессознательном уровне. Что-то пещерное, жуткое. Вспомнился «красный тюльпан» и слова командира: «А ты останься и отомсти!»

Рахман Абдулов заложил часы в ломбард, купил себе новый костюм и поехал на поиски афганского брата, с которым были связаны большие надежды: афганский брат за эти годы успел поработать во многих военных конторах, одна из которых, особенно важная и влиятельная, называлась Конторою Глубокого Бурения, сокращённо – КГБ.

Раноутренняя электричка размеренно тащилась по зелёным полям Подмосковья, на минуту-другую исправно притормаживая на остановках, указанных в расписании. И всякий раз, когда вагон замедлял движение, человек, дремавший у окна, пугливо растопыривал глаза, глядел вокруг и снова у кого-нибудь из попутчиков спрашивал, далеко ли такая-то сякая остановка. По голосу и тёмному лицу, испечённому на солнце, было понятно, что человек этот, скорее всего, иностранец.

Доехав до нужной станции, чужеземец этот, слегка прихрамывая, пошёл по кривой дорожке в сторону домов, видневшихся между берёзами и сосняками.

Подмосковное село стояло на реке. Старинное село, пригожее когда-то, но захиревшее за последние годы.

Иностранец, который был, конечно же, Визигин Шура, свернул сначала в один закоулок, потом в другой и третий – попал тупик, заваленный кучами мусора. И только потом – по наитию – он оказался на Вишнёвой улице, где, между прочим, не было ни одного вишнёвого деревца – только яблоки и груши смущённо розовели по садам.

Шура Визигин искал домик афганского брата, которого он когда-то вытащил из боя. Этот названный брат – сержант ВДВ Жора Подвольский, координаты которого удалось раздобыть кабинетах «Афганского содружества».

Подвольский не узнал его – и это не мудрено. Шура Визигин или Рахман Абдулов, если верить документам, даже сам себя не узнавал, глядя в зеркало, – настолько сильно всё в нём изменилось. Подвольский насторожённо смотрел на него до тех пор, покуда Шура не стал перечислять фамилии однополчан, номера отделений и взводов, причуды и привычки сержантов, офицеров.