Валерий Казаков - Город в лесу. Роман-эссе

• Название: Город в лесу. Роман-эссе
• Автор: Валерий Казаков
• Жанр: Русское современное

Это произведение, в котором город – действующее лицо, равное главным героям романа. Они живут и меняются вместе, но каждый по-своему, совершенно не так, как того требует ход истории. Фантазия и реальная жизнь переплелись здесь настолько сильно, что порой трудно понять, где тут вымысел, а где быль, похожая на пророчество.

---

– За что? – не поняла удивленная и обиженная Александра.

– Как за что? Он же он был настоящий купец, угнетатель трудового народа, классовый враг, – пояснил неразумный ребенок, глядя на мать ясными глазами, полными безрассудной искренности.

С того дня Александра решила для себя, что с детьми на политические темы лучше не говорить, лучше с ними не спорить. Всё равно это бесполезно. Она поняла, что Страна Советов сделает её детей другими, не такими, как она, как её родители, деды и прадеды. Это были уже как бы не её дети, а дети чужой Страны, дети новой эпохи, в которой она так и не смогла до конца разобраться…

Слава Богу, Илья окончил лесной техникум и устроился на хорошую работу в Шурминском лесничестве. Лесничество располагалось недалеко от Осиновки в красивом лесном поселке под названием Немда. Этот лесной поселок со всех сторон был окружен высокими корабельными соснами. В ясный день их стволы и ветви становились охряными, а вечерней порой отдавали обманчивой коричневатой зеленью. Все дороги в лесном поселке были песчаными. Дождевая влага на них долго не задерживалась, поэтому в маленьком поселке всегда было сухо, а в воздухе витал смоляной запах хвои. Старожилы в этом лесном поселке придерживались старой веры. Они не употребляли спиртного, держали много скотины и разводили пчел. Женатые мужчины в Немде носили окладистые бороды, много работали, никогда не унывали, а вечерами пели длинные и печальные народные песни. Говорят, многие из них доживали до ста лет и до конца дней своих не знали, что такое зубная боль.

Буй времени

Второй сын Александры, Иван, с детства был излишне молчаливым и задумчивым. Александра всем сердцем желала ему добра, усердно за него молилась, но где-то в глубине души сомневалась, что жизнь у него сложится удачно и счастливо. Слишком много вопросов и сомнений теснилось в его голове, слишком много было в ней нелепых желаний.

Надо сказать, что Иван большим умом с детства не отличался. Успехами в школе тоже похвастаться не мог, зато всегда много читал и мечтал о путешествиях, которые хорошо и красочно описал в своих романах английский писатель Вальтер Скотт. Мечта о путешествиях поселилась в его голове, как червь в яблоке и не давала ему покоя ни днем, ни ночью.

В конце концов, неожиданно для всех, он ушел из дома, куда глаза глядят, прихватив с собой топор и лучковую пилу. Причем, свое путешествие Иван начал от столетнего дуба за садом, на грубой коре которого вырубил большую стрелу, указывающую на запад…

Путешествовал он тридцать лет три года и три дня. Обошел всю землю по экватору и везде, где был, ставил зарубки на деревьях, видимо, намереваясь по этим зарубкам когда-нибудь вернуться обратно. Иван ушел из Осиновки восемнадцатилетним юношей, а вернулся домой исхудавшим стариком с плешивой головой и сухой морщинистой шеей, на которой всегда висел внушительных размеров православный крест.

После возвращения на родину от Ивана ждали захватывающих рассказов обо всем, что он видел на длинной жизненной дороге. Ему приветливо улыбались, приглашали на уху с водочкой, на чай с медом, на блины. Но он, как назло, ни с кем не встречался и не пытался что-либо объяснить. Целыми днями Иван сидел под старым дубом, от которого начал когда-то свой путь, и молчал. Жизнь для него превратилась в сплошное созерцание, сопряженное с погружением в прошлое, из которого почти невозможно сделать какой-либо вразумительный вывод.

Немного погодя люди решили, что он собирается написать о своем путешествии большую и занимательную книгу, в которой постарается рассказать обо всем, что видел. Дядя Ваня был сейчас для односельчан чем-то вроде Афанасия Никитина и поэтому вполне мог рассчитывать на сочувствие и понимание.

Но великий путешественник почему-то ничего не написал, он даже не разговорился ни с кем по душам. Он был погружен в какие-то свои тяжелые мысли, и поэтому лицо его выражало то недоумение, то скрытое страдание. И только однажды, когда уважаемый всеми местными жителями школьный учитель литературы Антон Ильич Зверев спросил у него, как он находит жизнь в далеких краях, Иван кратко ответил:

– Никак.

Учитель был озадачен его ответом, но не растерялся и спросил снова:

– А кому на Руси… хорошо живется? Где в России земля обетованная? Есть ли такая?

– Нет такой земли, – кратко ответил Иван без раздумий, а потом продолжил: – Затопила русскую землю черная вода. Черные люди идут по земле, черные мысли несут в головах, черную силу несут на штыках. Был Христос заступник, да не спас. Были золотые купола, да чернь их разбила, а власть себе забрала. Не спасла молитва святая, как напала черная стая. А сейчас нам не жить, ни петь – нам сто лет терпеть. Нам стоять немыми крестами да смотреть, что делают с нами. По колено в крови стоять и по горло в крови стоять. Если выстоим, то дождемся Спаса. А не выстоим – воля наша…

На этом расспросы и закончились. Озадаченный учитель ушел восвояси, а Иван погрузился в тяжелые мысли и стал неподвижен, как старый еловый пень без коры…

А на следующий день странного любителя путешествий нашли под дубом бездыханным. И при этом он не выглядел ни жалким, ни растерянным, ни удивленным. Впечатление было такое, как будто усталый путник наконец обрел покой.

Приехавший вскоре участковый милиционер ничего примечательного под дубом не нашел. Только старый топор, лучковую пилу, обрывки газет да сухую, шуршащую, как снег, яичную скорлупу.

Зато местные мальчишки стали уверять, что видели в соседнем лесу огромный камень-валун, на котором что-то написано масляной краской. Правда, на их слова никто, как водится, внимания не обратил. Лишь сухая и набожная старушка Софья Николаевна Архиреева в тот же день под вечер собралась по-походному и, увлекаемая своим внуком Егоркой, отправилась в Бушковскую рощу, что располагалась за широким лугом, как раз напротив Осиновки. Там в болотистой низине нашли они огромный белесый камень-валун, до половины заросший какими-то диковинными синими грибами, а выше грибов исписанный тёмной краской так мелко и коряво, что трудно было разобрать слова.

Егорка привстал на цыпочки и по слогам прочитал:

«Буй времени

Брошен сей Иваном Киреевым в реку вечности, чтобы через сто лет обрести свое прошлое неизменным. Когда обретет свое прошлое Родина моя, освободившись от гнета вождей и тиранов. Тогда явлюсь я народу в чистом образе и провозглашу пришествие Нового времени. А пока черная река укроет меня саваном своим. Ибо и Россия в саване, и мир в саване, и умы, и лица людей. Черная река течет издалека. Черная река затопит полмира. Погибнут невинные и виновные вместе с ними. И не будет спасения никому. Потому что забыли люди о том, кто над нами. Потому что стали покланяться богу земному. Правды просить у него, и любви просить у него, и прощения. Забыли, что не на земле тот, кто всё знает. Не на земле тот, кто всё видит. Забыли, что не тот Бог, что указывает путь, а тот, кто от ложного пути оберегает».

Выслушав слова внука, Софья Николаевна всплеснула руками от удивления, запричитала что-то, но потом спохватилась и попросила Егорку взять в руки камень покрупнее да стереть всю эту писанину, пока краска не засохла. Потому что святотатство это. Не пристало нормальному русскому человеку, воспитанному в традициях православия, о таких вещах рассуждать.

Третий сын

Третий сын Александры Киреевой, Николай, внешне очень походил на своего отца, но с детства рос слабым, часто болел, и ни в чем не проявлял особого усердия. Несмотря на всё это, Александра любила его больше всех остальных детей и очень хотела, чтобы он выучился на врача.

Земской врач Филимонов, проживающий в Осиновке по соседству с Киреевыми, на судьбу свою не жаловался. Он имел прекрасный дом и слыл человеком состоятельным. Причем, политические передряги обходили его стороной. Он был одинаково почтителен и с господами, и с комиссарами, всех называл на вы, со всеми здоровался, а в летнюю пору в знак уважения даже слегка приподнимал при встрече с односельчанами широкополую фетровую шляпу.

После церковно-приходской школы Александра отправила Николая на учебу в Уржумское реальное училище, где он на удивление скоро стал первым учеником, подружился с хорошими людьми и стал мечтать о блестящей карьере.

Но окончание реального училища, как назло, совпало с эпохой сталинской коллективизации, с началом беспощадной борьбы с кулачеством. Дотошные государственные служащие в это время стали внимательно следить за классовым составом абитуриентов, и путь в медицинский институт для сына купца второй гильдии был закрыт навсегда. Николай попробовал было отдать документы в медицинский техникум, но и там точно так же получил отказ.