Сергей Новиков - Не здесь и не сейчас

• Название: Не здесь и не сейчас
• Автор: Сергей Новиков
• Жанр: Русское современное

Действие происходит в 90-е годы в России. Действующие лица – студенты, коммерсанты, милиционеры, бандиты. Герой уходит из дома и пытается вписаться в ситуацию, когда социализм кончился, а капитализм ещё не начался.

Бедствует, богатеет, разоряется. Влюбляется, разочаровывается, расстаётся.

«Не здесь и не сейчас» – книга об ожиданиях и воспоминаниях. О желании любви, которая в молодости живёт надеждой на будущее, в зрелости обращена к прошлому, и которой нет в настоящем.

---

Она действительно не спала, и он оказался на девятом едва ли не быстрее, чем утром на первом. Сердце колотилось где-то в районе горла, пока он деликатно стучал в дверь, хрипло и восторженно выдыхая финал четвёртой песни, где варианты «не могу жить с тобой» и «не могу жить без тебя» больше не чередовались:

«I can’t
Live without you,
I can’t
live without you,
I can’t
live without you,
baby, baby, baby…»

Она открыла очень быстро. Макс забормотал: «Там ребята к госам, у них завтра, спать уже легли, а у тебя свет, и это, в общем, я подумал…», но Станислава его перебила:

– Ты есть хочешь?

И, не дождавшись ответа, добавила:

– Правда, вода в душе только холодная…

Во время ужина (яичница и салат из свежей капусты) взбодрённый ледяным душем Макс чувствовал себя великолепно. За отличную работу Марат выдал ему пятьсот рублей (авансом, не иначе, думал довольный успешной сделкой Макс). Поэтому сегодня сцена «двое на кухне» имела совершенно иной вид, гордый и правильный. Не запутавшееся ничтожество с чужим призом, а удачливый добытчик и женщина, ради которой он старался. Правда, слишком уж семейный финал этой сцены – Станислава сообщила о том, что застелила для него вторую кровать – несколько обескуражил Макса, но, рассудил он здраво, после предыдущей бессонной ночи и крайне напряжённого дня это оно и к лучшему, а лучшее и завтра вечером никуда теперь от него не денется.

Положив голову на подушку, он моментально провалился в какой-то странный видеоклип. По транспортёру шли ящики, потом прозрачные бутылки с жёлто-янтарным пивом вылетали из ящиков и начали кружиться перед Максом, а за кадром пел Фредди:

«One thousand and one yellow beer bottles
begin to dance in front of you».30

Вдруг в звукоряд вклинился тихий женский смех. Даже находясь внутри сна, Макс понимал, что это смеётся Станислава. Он приподнялся на локтях и спросил, что её насмешило. Вместо танцующих бутылок перед глазами появилась спинка кровати (они спали голова к голове).

Оттуда донеслось:

– Так, ничего особенного. В это невозможно поверить, но мы, кажется, и правда легли спать.

Ещё раз хмыкнув, Станислава заметила:

– Жалко, телевизор перед сном не посмотрели – выглядело бы всё ещё приличнее. И смешнее.

Макс резко поднялся, сев на кровати по-японски31.

– Да, я понимаю, но… Скорее всего, я очень устал, ведь несколько ночей… точнее, не несколько, а вчера ночью не спал. В общем… Ну, короче, я не могу ничего гарантировать. В смысле результата, – осторожно уточнил он.

В груди появился знакомый по первому свиданию с Леной холодок, а сердце, уже без каких-либо физических нагрузок вроде бега вверх по лестнице, снова как с цепи сорвалось.

Станислава перестала смеяться и тоже села, но иначе – обхватив колени руками. Теперь они смотрели друг на друга, разделённые невысокими спинками кроватей и двумя метрами предрассветных июньских сумерек.

– Мне не нужен результат. Мне нужен ты, – сказала Станислава.

                                  9

Полученный от Марата аванс Макс до копейки истратил на следующий же день. Поздним утром он притащил ей охапку крупных тёмно-бордовых роз, пачку американских сигарет, гроздь бананов и плитку швейцарского шоколада.

Вечером медики со второго уехали, оставив ему квартиру, но к вечеру Максим уже жил у Стаси.

Наверняка первая неделя их романа была под завязку набита если не событиями, то всякими дурашливыми репликами, страшно важными для них обоих открытиями и очаровательно-глупыми нежностями. Однако какие-либо детали, диалоги и другие подробности тех дней очень быстро исчезли из памяти. Несколько лет спустя он неоднократно пытался восстановить их и напивался, с каждой новой рюмкой всё истовее веря, что именно эта порция алкоголя дарит ему самый верный шанс. Что именно после неё он ещё удачнее нырнёт в глубины сознания и окажется перед входом в какую-нибудь подводную пещеру, где неизвестно кто и неизвестно зачем, спрятал весь материал, отснятый памятью в те волшебные дни.

Во время таких погружений ему нередко попадались обрывки искомой плёнки, но лишь одна выловленная сценка содержала хоть какое-то подобие действия и проходила по разряду кинематографа, а не моментальной фотографии.

Жарким полднем они выходят из общежития и направляются туда, где, как им представляется, должна находиться река. Долго идут через заброшенную промзону по утонувшим в траве железнодорожным путям (на этих кадрах, которые, как и весь фрагмент, были сняты в чёрно-белом цвете, он всегда чувствовал аромат креозотовой пропитки из разогретых солнцем шпал). Вот он несёт Стасю на руках, а вот они продолжают движение, но теперь она сидит у него на плечах, высматривая реку. Входят в воду с крохотного песчаного пляжа, и медленно, держа головы над водой, плывут к железнодорожному мосту. Он движется сбоку от неё и, не отрывая взгляда от её лица и собранных в хвост длинных рыжих волос, тараторит без остановки; она смотрит вперёд, но по тому, как она улыбается, видно, что его болтовня ей приятна. Правда, понять, о чём он говорит или чему она так хорошо улыбается, невозможно – эпизод снят без использования микрофона.

Немота героев вызывала досаду, но именно она придавала сцене значимость, оставляя пространство для фантазий о чудесных, полных взаимной влюблённостью диалогах. Ещё более значимым этот немой отрывок делал саундтрек – при каждом просмотре, Макс, заездивший плёнку до дыр, слышал за кадром «These are the days of our lives32», восьмую песню с «Innuendo». Она и в дни съёмок казалась Максу выдающейся, но на себя он её не примерял – тогда ему не хотелось возвращаться в прошлое, ему хотелось поскорее рвануть в прекрасное будущее, где будут деньги, идеальные девушки и не будет призыва в армию; зато впоследствии песня каждый раз вышибала из него дух пророчеством, сбывшимся до буквы:

«Sometimes I get to feeling
I was back in the old days – long ago.
When we were kids, when we were young
Things seemed so perfect – you know?
The days were endless, we were crazy – we were young
The sun was always shining – we just lived for fun
Sometimes it seems like lately – I just don’t know
The rest of my life’s been – just a show…33»

В общем, всё, что Макс потом точно знал о первой неделе их романа, – что была она совершенно упоительна, и пролетела как один день, ну, или как одна ночь; ведь их ночи, наверное, были содержательнее дней. По крайней мере, именно громкий шёпот Стаси (по ночам они старались говорить шёпотом даже о планах на следующий день и прочих бытовых мелочах), шёпот, от которого прозрачные летние ночи делались темнее и таинственнее, он вспоминал при первых звуках любой песни из «Innuendo». Впрочем, словом «вспоминал» вряд ли можно описать те ощущения. Он не помнил слов, мизансцен, не помнил мимики или жестов. В такие моменты память транслировала нечто эфемерное – атмосферу, интонацию, настроение… Он просто снова попадал туда – в июнь 1992-го, в комнату на девятом этаже общежития мединститута. Он снова был там и упивался разлитым в тамошнем воздухе счастьем. Счастьем, которого почему-то не ощущал тогда.

                                10

В назначенный срок все покупатели из райцентра рассчитались за пиво. Макс вёз деньги в приятном волнении, пытаясь угадать, какой процент положит ему Марат. Конкретного разговора о зарплате у них пока так и не состоялось, «но, – думал Макс, – был же разговор про фирменный джинсовый костюм, а такой костюм в валютнике не меньше сотни баков стоит, то есть в рублях – тысяч десять. Ясно, что не за один раз, но я на десятку сейчас и не претендую. Кстати, местные грузчики, чтоб эти несчастные двести ящиков закидать, пятихатку34 просили, так что, считай, те пятьсот рублей аванса я точно отработал. Но я ж не только грузил-возил-разгружал, я, получается, всю партию продал, сам не верю, но ведь вот они, деньги-то. Конечно, повезло мне, что такой товар продать доверили, и что купить согласились – тоже повезло, но я же, как ни крути, один его продал, сам, и даже дороже продал, чем продать просили».

По подсчётам Макса, чистая прибыль составила чуть ли не тридцать тысяч рублей. Продолжая мысленно разговаривать с собой, он назвал желаемым вознаграждением пять процентов, но сделал это только чтоб не сглазить и ещё сильнее обрадоваться десяти процентам, на которые рассчитывал как бы втайне от самого себя.

Однако даже пять процентов, о которых он разрешил себе думать, эти верные пять процентов после пересчёта в рубли – целых полторы тысячи! – вызывали у него дикий восторг. Несмотря на гиперинфляцию, о которой Макс год назад читал в «Чёрном обелиске», а в последние полгода имел удовольствие наблюдать лично, слово «тысяча» всё ещё могло ласкать слух. Но самое важное – на эти деньги можно было купить много хороших продуктов и нормально питаться несколько недель. В последние дни Макса очень сильно угнетала мысль, что они со Стасей едят чёрт знает что. Например, пожухлые капустные листы, сдобренные ложкой мутного подсолнечного масла и в таком виде бездарно прикидывающиеся свежим салатом. Или залитые крутым кипятком овсяные хлопья «Геркулес», претендующие на гордое звание «каша». Нормальная каша на молоке, с сахаром и сливочным маслом, не говоря уж о какой яичнице с помидорами и луком, для них теперь очень большой праздник.