Вера Кауи - Наследницы

• Название: Наследницы
• Автор: Вера Кауи
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-04-010247-X

Завещание Чарльза Деспарда, основателя одного из крупнейших аукционных домов мира, вызвало удивление и у его друзей, и у его наследниц: дочери Кейт, юной и неискушенной, и ее сводной сестры Доминик, женщины сильной, страстной и склонной к интригам.

Великолепный Блэз Чандлер — муж Доминик — поначалу был лишь арбитром в их соперничестве, но с некоторого времени события и отношения между героями начинают развиваться непредсказуемо…

---

— Три миллиона долларов — цена мистера Добренина .

Зал замер в ожидании. Предложит ли Колчев беспрецедентную цену: более трех миллионов долларов за вещь из китайского фарфора. Доминик подняла руку с молотком, предупреждая, что время уходит.

— Итак, три миллиона долларов… — повторила она так, что всем стало ясно: это в последний раз.

Лицо Колчева оставалось бесстрастным, однако на лбу его выступили капли пота и костяшки пальцев побелели. Дышал он глубоко и отрывисто. Добренин глядел прямо перед собой, но каждой клеточкой чувствовал, что делает его соперник. Публика затаила дыхание.

Бах! Удар молотка привел зал в движение: женщины сжали руки на груди. Казалось, они присутствуют при казни. Впрочем, так оно и было…

— За три миллиона долларов вазу приобретает мистер Добренин…

Публика аплодировала стоя, все поздравляли Добренина, хлопали по плечу. Колчев, которому пот заливал глаза, с трудом уняв дрожь в руках, достал белоснежный платок и промокнул лоб.

— Господи! Три миллиона долларов! Вы когда-нибудь слыхали, чтобы за какую-то паршивую вазу платили три миллиона долларов? — раздался пронзительный голос молодой актрисы, не входивший в число ее достоинств.

Нет, подумал Блэз, чувствуя, как напряжение вдруг ослабло, словно огромная рыба, уйдя на глубину, порвала леску. Сам я никогда столько не платил, но все на свете бывает в первый раз, и обычно это связано с Доминик .

А он еще уговаривал Доминик отложить открытие, сетовал он, спускаясь по великолепной лестнице. Но тогда им руководили любовь и уважение к памяти Чарльза. А Доминик, как жесткая и практичная француженка, на первое место ставила бизнес, а уж потом все остальное. С ней рядом Блэз иногда чувствовал себя простоватым американцем из провинции.

Однако Чарльз был другим. Он вел дела жестко, но в жизни был сентиментален — не свойственная французам черта. К тому же он был чувствителен. Доминик была страстной, но не чувствительной. Ее отличали холодность и расчетливость, она жила головой, а не сердцем.

Чарльз любил без оглядки, как и жил. Он никогда не скрывал своих чувств. Какие бы чувства ни испытывала Доминик — порой Блэз задавался вопросом, чувствует ли она вообще, — она никогда не обнаруживала их ни перед кем. В этом она не была похожа ни на Чарльза, ни даже на собственную мать. Блэз пришел к выводу, что Доминик, вероятно, унаследовала это свойство от своего покойного отца, которого он никогда не знал.

Блэз знал, что ему будет недоставать Чарльза. Смерть Чарльза застала его врасплох. Когда он был в Чикаго, ему позвонили из Нью-Йорка. Чарльз Деспард умер от сердечного приступа, и все попытки реанимировать его не принесли успеха. Мадам Деспард в отчаянии, а ее дочь нигде не могут найти. Мадам просила связаться с ним — может быть, он сможет срочно приехать?

Вылетев в Нью-Йорк, он по бортовому радио пытался разыскать Доминик. В конце концов ее обнаружили в Гонконге. С тех пор, как она получила в свое распоряжение гонконгское отделение «Деспардс», она проводила в этом городе много времени. Когда Доминик оказалась в Нью-Йорке, газеты уже опубликовали некролог, но даже тогда голова Доминик была занята только аукционом.

Блэза потрясла жесткая практичность Доминик.

Чисто французская. На ее фоне его американский прагматизм выглядел даже жалко. Из всех людей, которых знал Блэз, только его бабка, Агата Чандлер, могла бы составить Доминик конкуренцию.

Когда он сообщил своей бабке Агате по телефону печальную новость, она, немного помолчав, сказала своим низким «шаляпинским» басом:

— Я буду скучать без него. Он был моим старым добрым другом. — Затем печаль сменилась плохо скрываемым отвращением. — А что эта мерзавка, твоя жена? Небось вцепилась в наследство обеими руками? Вот уж не думала, что увижу своего малыша у жены под башмаком.

— Прекрати, Герцогиня. Ты ведь знаешь, по этому вопросу мы расходимся.

— Вот посмотришь, как только она приберет к рукам «Деспардс», чертям в аду жарко станет.

— Поскольку ты всегда уверяла меня, что Доминик — исчадие ада, то ничего нового ты мне не открыла.

Смех бабушки пророкотал на самых низких нотах.

Она любила словесные перепалки.

— Тебе известно, как я отношусь к твоей горе-женитьбе. Я прямо тебе сказала, что я думаю об этой вертихвостке, и своего мнения не переменю. Она тебя погубит, Мальчуган. Стоит мужчине попасть на крючок к такой женщине, как она, и мозги у него оказываются между ног.

— Ты что, пытаешься тактично мне сказать, что она тебе не нравится?

И снова пророкотал ее смех, удивительно громкий и веселый для женщины, которой вот-вот стукнет восемьдесят пять.

— Я просто говорю, что, когда она себя проявит, можешь рассчитывать на меня.

— Твоя самоуверенность ничем не лучше самонадеянности, в которой ты обвиняешь Доминик.

— Мои доктора дают мне еще пять лет, а это гораздо больший срок, чем возраст твоего брака. За эти два года вы не расстались только потому, что провели вдвоем не больше трех месяцев. — Она презрительно фыркнула. — Что это за женитьба такая? Какого черта ты полез под венец? И не говори мне, что ты не смог бы получить то же самое, не заходя так далеко.

— И не стану, — ответил Блэз. По звуку его голоса Агата поняла, что на этот раз слишком далеко зашла она.

Блэз многое ей позволял — только ей одной, — потому что любил ее, но даже она знала, где остановиться.

— Я беспокоюсь за тебя, Мальчуган. Она совсем не то, что тебе нужно, это факт. Но ты из-за нее совсем потерял голову, это тоже факт. Послушай, как только она получит «Деспардс», дела обернутся совсем по-другому. Не дай себя одурачить.

— Не беспокойся, моя голова еще цела, — успокоил ее Блэз.

— Ну, хорошо, — решительно произнесла Агата после недоброго молчания, — не исчезай надолго. Держи меня в курсе. — Затем с притворным безразличием она спросила:

— Он ведь оставил завещание?

— Наверно, — подыграл ей внук, знавший о ее ненасытном любопытстве.

— А определенно ты ничего не знаешь?

— Нет. Возможно, моя теща знает. Но ей сейчас не до этого. Она очень тяжело переживает смерть Чарльза.

— А чего ты ждал? В нем была вся ее жизнь. Всего себя отдавать другому человеку — это большая ошибка, ты тоже ее совершаешь. Когда дорогой человек от тебя уходит, остается слишком большая рана, и ты истекаешь кровью.

Блэз притворился, что не заметил намека.

— Я уверен, что мэтр Фламбар, адвокат Чарльза, скоро свяжется с нами.

— А Чарльз никогда не говорил тебе, кому он собирается оставить «Деспардс»? — не унималась Агата.

— Конечно, Доминик, кому еще?

Агата молчала.

— Ты знаешь что-то такое, чего не знаю я? — насторожился Блэз.

— Если бы так, — последовал неопределенный ответ, и Герцогиня, как всегда, неожиданно повесила трубку.

Сев в машину, Блэз вынул письмо, которое накануне получил от мэтра Фламбара. Тот писал, что у него имеется завещание Чарльза, касающееся его французской собственности. Что распоряжения относительно его собственности в Англии наверняка находятся в надежных руках адвокатской фирмы «Финч, Френшам и Финч», которая вела дела «Деспардс» — да и самого Чарльза — в Англии. В конце письма сообщалось, что Чарльз назначил душеприказчиком своего зятя, Блэза Чандлера.

«Это разумно, — подумал Блэз, — оставить два завещания». Законы во Франции и Англии были разными, и английское отделение «Деспардс» финансировалось и функционировало в соответствии с английскими законами. Каждое отделение «Деспардс» было независимым и действовало в соответствии с законами той страны, где находилось. Однако все они управлялись холдинговой компанией из единого центра в Женеве. Как опытный юрист, Блэз одобрял подобное устройство «Деспард и Ко» (когда Чарльз понял, что у него уже не будет сына, он изменил название «Деспард и сын» на «Деспард и Ко»). Нью-йоркское отделение учреждалось как совершенно независимое в том, что касалось его непосредственной деятельности, но подотчетное «Деспардс Интернешнл» в финансовых вопросах, а его вице-президентом назначалась Доминик.

Теперь она, без сомнения, станет президентом. Ее мать, Катрин, разумеется, тоже получит все необходимое. Чарльз обожал свою красавицу жену.

Машина Блэза остановилась на Мэдисон-авеню, у входа в дом Фрэнка Кэмпбелса, где состоялось прощание с Чарльзом. Весь день сюда приходили толпы людей — отдать Чарльзу Деспарду последний долг, теперь зал опустел. Только вдова одиноко сидела в слишком большом для нее кресле, в отчаянии глядя на гроб: Катрин настояла, чтобы крышка гроба была закрыта. Она не захотела ни с кем делить Чарльза даже в смерти. Поцеловав его на прощание, она поместила меж сомкнутых ладоней мужа его первый подарок — выцветшую и высохшую мальмезонскую розу, — а затем отошла, наблюдая со стороны, как его закрывают навсегда. Теперь она — крохотная фигурка в черном платье — сидела и смотрела на гроб, свечи и горы цветов. Она перебирала четки, и ее губы шевелились, но Блэз знал, что она не молится. Она разговаривала с покойным мужем, потому что для Катрин Деспард он не умер. В кошмарные годы своего первого замужества она превратила Чарльза в мечту, и то, что ода наконец стала его женой, было исполнением той же мечты, а всякому известно, что мечты не умирают.