Генри Олди - Бык из машины

• Название: Бык из машины
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Героическая фантастика

В приморском городе Кекрополе идет дождь. Пьяницы сидят в барах, полиция ловит преступников, а байкеры пристают к девчонкам, приехавшим на заработки из разрушенной бомбежками Халпы. В городе Кекрополе бродит голодный Минотавр, и Тезей, профессиональный борец из клуба «Элевсин», ищет путь в этом лабиринте, иначе цепь убийств трижды обернется вокруг Кекрополя. Куда смотрят боги? Или мы называем их богами просто за неимением лучшего слова?!

История Тезея и Минотавра известна всем. В новой книге Г. Л. Олди она рассказана по-другому, вынуждая задуматься: так уж ли мы, дети цивилизации, вооруженные гаджетами и пистолетами, отличаемся от шлемоблещущих героев Древней Эллады? А может быть, Минотавр – великий уравнитель?

---

Ненавижу, подумал Полифем.

Он толкнул тёлку ногой, и та шустро отползла к гаражу, где до сих пор мяучила кошка. Нырнула в щель между банками, сгинула. Поползи она к красавчику, и Полифем прибил бы заразу без колебаний.

– Ты попал, – разъяснил ситуацию Полифем. – Давай, я жду.

Красавчик сделал шаг, другой. Дождь усилился, порывом ветра с красавчика сорвало шляпу. Стригся крендель не по-людски: если не брать в расчет один-единственный локон, весь его лоб был выбрит до макушки. Волосы сзади отросли на манер тёлочкиных, волной падая на плечи. Ну, это если распустить, тогда бы волной, а сейчас крендель собрал волосы в похабный хвост.

Полифем хохотнул:

– Девочка! Любишь байкеров, девочка?

Крендель наклонился к шляпе, но поднимать раздумал. Наверное, решил, что если после оскорбительной «девочки» покроет голову, это даст Полифему какое-то преимущество. Он прошел дальше, к мотоциклам, остановился у Полифемовой «Химеры», словно чуял, кому принадлежит этот байк. Положил руку на седло, с нажимом провел ногтями по туго натянутой коже. Скрип болью отдался в сердце Полифема, и боль переплавилась в бешенство.

– Не тронь байк, – посоветовал он кренделю. – Убью.

И осклабился:

– Покатушки голяком, а?

Кажется, Полифем изобрел новое развлечение.

Крендель словно и не слышал. Сучий потрох, он по-хозяйски сунул руку под седло, туда, где сидение крепилось к раме – лучше бы он сунулся Полифему между ног! – а второй, правой рукой взялся за переднюю вилку. Убью, молча повторил Полифем, уже зная, что убьет, без вариантов.

– Эй! – буркнул Эпаминонд. – Эй, ты чего?

В вопросе тупаря звучала непривычная робость.

Вместо ответа крендель присел и встал, но уже вместе с «Химерой». Байк он держал легко, без напряжения, как жених невесту, лишь самую малость приняв вес мотоцикла на грудь. Сухая масса, вспомнил Полифем, полтора центнера, снаряженная – в районе двух. Плащ безнадежно испачкался в масле и грязи, размытой струями дождя, но вряд ли это, судя по лицу, тревожило красавчика. Ярость вытекла из Полифема, и бешенство вытекло, и еще кое-что, кажется, вытекло, но Полифему было не до стыда, и уж точно не до угрызений совести. Медленно, сантиметр за сантиметром, крендель поднимал «Химеру» все выше. Дыхание его оставалось ровным, как у спящего младенца, щеки – бледными, и когда локти кренделя, считай, выпрямились – полуприсед, толчок, и байк отправился в полет, решив, что родился аэропланом.

Летела «Химера» недолго.

Полифем едва успел отскочить назад. Грохнулся байк с дребезгом и лязгом, глушитель отлетел прочь, спугнув кошку, еще недавно – бесстрашную к насилию, гоготу и телячьим воплям; отломилась подножка, отвратительно погнулось переднее крыло, а с ним за компанию и кронштейн крепления руля. «Химера», любимица «Химера», хищница и стерва, бесстыже валялась перед всем табуном грудой дохлятины, и Полифем внезапно засомневался, что кренделя удастся ободрать до нитки, втоптать в лужу пижонский плащик с туфельками и шляпой, а насчет швырять кренделя из седла в седло на полном ходу – и вовсе под вопросом, и вообще покатушки голяком – не такая клёвая идея, как казалось раньше.

– Я тебя знаю, – внезапно сказал Эпаминонд.

В хриплом рыке тупаря звучала радость, незамутненная детская радость. Казалось, он встретил родного брата, с которым Эпаминонда разлучили при рождении.

– Ты Тезей, борец. Ты борешься в «Элевсине», у Керкиона.

– Я Тезей, – кивнул крендель.

– Я ставил на тебя против Скирона. Против Перифета. Против Кромионца-Кабана, в прошлую субботу.

– Много выиграл?

– Мало. На тебя ставки низкие.

– Ставил бы на Кабана.

– Против тебя? Я что, дебил?

Крендель молчал.

– Нет, – настаивал Эпаминонд, – нет, ты скажи! Я похож на дебила?

Крендель неопределенно пожал плечами.

– Я твой фанат, парень.

Эпаминонд сиял. Эпаминонд лыбился. Эпаминонд потрясал кулаками:

– Ты чемпион, а я твой фанат. Деньги – пыль, говно. Сколько ни заработал, на выпивку хватит.

Байкер достал фляжку:

– Угостить тебя?

Они разговаривали так, словно Полифема тут не было. Да что Полифема – табуна не было, мать их дери!

– В другой раз.

– Клянешься?

– Выиграешь на мне пять раз подряд, тогда и проставишься.

– Заметано! Ты что пьешь?

– Всё.

Крендель огляделся. Убедившись, что тёлка сбежала, а значит, конфликт исчерпан, он поднял шляпу, отряхнул ее и нацепил на голову. Упрямая прядь волос опять выбилась наружу, упала вниз, разделила лицо на две косые неравные части. Уходил крендель, не оглядываясь: знал, что преследовать не будут, а может, чихать хотел на преследователей.

– Борец, – глупо повторил Полифем.

– Борец, – согласился центровой Хомад. – У Керкиона борется.

– В «Элевсине»…

– Скирона завалил.

– Скирона!

– Перифета завалил. Блин, Перифета-Дубинщика…

– Ага! – Эпаминонд осклабился, демонстрируя фатальную недостачу зубов. – Голыми руками. Я еще думал, не поставить ли против Тезея. Лучший бой месяца! Перифет резиновой дубинкой дрался, а он его – раз!..

Эпаминонд показал, как крендель Перифета – раз. Получилось убедительно. Наверное, в исполнении кренделя это было еще убедительней. Оригинал всегда лучше копии. Вряд ли Перифет был тяжелей «Химеры» в снаряженном состоянии. Лязг, вспомнил Полифем. Дребезг. Глушитель отлетел. Крыло погнулось, рулевой кронштейн. Даже не хочется думать, что отвалилось у бедняги Дубинщика.

– Кромионца завалил…

– Ага! Кабан ему в ноги, а он сверху. И локтем, локтем…

– Локтем – это круто…

– Кабан лег, храпит. Слюни по полу…

С каждой секундой, с каждым словом, произнесенным вслух, Полифем чувствовал себя уверенней. Нет, не трус. Не чмо позорное. Не Дристамед, добра полные штаны. Мы если кому и уступим, так только чемпиону. Перифета завалил, Скирона, Кабана, вот уже и мы в хорошей компании. А «Химеру» починим, без проблем. Руки, слава богу, не из жопы растут. Связался бы с чемпионом, он бы нам руки точно туда запихал. И локтем, локтем!..

Фляжка Эпаминонда пошла по кругу. Яблочный самогон обжигал глотки, кулаком пробивал пищеводы, комком огня ворочался в луженых желудках. У Хомада в заначке нашлась вторая фляжка, с можжевеловой водкой. Полифем расщедрился на последнюю баклажку пива, которую собирался прикончить без чужих ртов, на ночь. Жизнь удалась. Еще минуту назад все складывалось хуже некуда, и глядите-ка – удалась!

– Скирон!

– Перифет!

– Кабан!

– Завалил…

– Говорит: выиграешь пять раз…

– Завалил…

Про «Химеру» не вспоминали. Байк лежал, где упал, но призрак мотоцикла, брошенного под ноги Полифему, ездил рядом, накручивал круги, рычал двигателем, придавая разговору таинственную подоплеку. Ни словом, ни намеком братки не затрагивали случившееся. Впору было поверить, что байк взлетел сам, и упал сам, и хватит об этом. Полифем видел, что братки втихомолку подмигивают ему, ему одному – не перемигиваются, а подмигивают! – кивают на «Химеру», со смыслом поджимают губы, и на лицах видна значительность события, такая офигенная, прут ей в рот, значительность, что отблеск славы ложится на Полифема, превращая неудачника в героя.

– …тогда, мол, проставишься…

– …резиновой дубинкой…

– Голыми руками!

– Керкион абы кого не выпускает.

– Ха! У Керкиона опыт…

– У него чуйка…

– Эй! Братва!

– Вернулась?!

У банки стояла давешняя тёлочка. В чем мать родила, она стояла без малейшего стеснения, даже не думая прикрыться. Взгляд тёлочки липким слизнем переползал с одного байкера на другого. Когда она уставилась на Полифема, тот содрогнулся. Люди так не смотрят, и кошки с собаками не смотрят. Башню, что ли, снесло? Ну ее в пень, не до покатушек сегодня.

После знакомства с кренделем, оказавшимся вовсе не кренделем, а борцом Тезеем, Полифем подозревал, что у него не встанет даже на секс-бомбу со справкой, прыгни та нагишом к нему в седло. Да и «Химера», блин, не на ходу…

– Вали отсюда!

Он ждал возражений, но табун, похоже, был согласен.

– Вали, пока мы добрые!

Тёлочка стояла. Смотрела. Облизывала губы.

– На, держи!

Полифем сорвал косынку, бросил в тёлку. Не добросил: косынка упала в лужу. Эпаминонд поднял с земли юбку: мокрая, грязная, юбка разошлась по шву. Смял в кулаке, швырнул хозяйке. Хомад запустил в дуру курточкой:

– Оденься! И вали, вали!..

Тёлочка кивнула: не байкерам, скорее каким-то своим мыслям. И, тряся сиськами, направилась к Эпаминонду. Шла она не торопясь, но до изумления быстро: вот еще у банки, а вот уже рядом с тупарем. Протянув руку, тёлочка погладила Эпаминонда по колючей щеке. Полифем увидел темные волосы у нее под мышкой; опустил взгляд ниже, отметил курчавый треугольник в паху, на который раньше не обратил внимания. Точно, малоазийка, из Халпы. Этих бриться силой не заставишь. Была у Полифема девчонка-халпийка, так он язык стер, уговаривая. Колется ей, видите ли, и раздражение…