Любовь Паршина - Хроники Нового Вавилона

• Название: Хроники Нового Вавилона
• Автор: Любовь Паршина
• Жанр: Альтернативная история

Новый Вавилон – колосс из металла, выросший на пепелище погибшего мира. Империалистическая война практически уничтожила жизнь на Земле, а в искусственно созданном оазисе продолжает благоденствовать горстка богачей и знати. Их существование зиждется на огромной массе простого народа – рабочих и слуг, без которых жизнь господ невозможна. Кажется, что время застыло в этой циклопической оранжерее. Но время не останавливается. Его не обмануть. Оно, подобно реке, вернется в русло. И падет Вавилон…

---

Старик продолжал что-то бормотать, а мама во сне блаженно улыбалась. Так она и пролежала до тех пор, пока не пришел священник. Когда он приблизился, мама приоткрыла глаза и сказала, что она только что видела Рай, Господа, и что ангел Его сошел с небес и утешал ее. А сейчас она вернулась только проститься…

Сначала я обрадовался, решив, что все это правда. В вечер после похорон я упрашивал отца рассказать, где же теперь мама, что она делает в Раю и когда же я отправлюсь к ней. Отец то смотрел на меня, как на чумного, то говорил, что не знает. Я не унимался и тогда он рассвирепел. Он стал кричать на меня, говорить, что никакого Рая нет. «И разве похож этот старый индус на ангела, а?» – спрашивал он меня. Я, конечно, разревелся, нянька уволокла меня в детскую.

Вначале я страшно злился на отца, но прошел год-другой, и я стал злиться на мать – за ту ложь, которая заставила меня так долго и бессмысленно мучиться. Я перестал носить крест – просто оставил его в фамильном колумбарии, в ячейке, где стояла урна с прахом матери.

Со временем я переосмыслил то, что увидел в ее спальне в ту ночь. Все большее презрение вызывали у меня эти мечты о райских кущах. И все больше завораживала мысль о могуществе человека, способного управлять чужим разумом. Годам к двенадцати эта идея захватила меня не на шутку. Индийский колдун, избавивший от страданий мою мать, был уже давно мертв, а его родственники даже не пожелали говорить со мною на эту тему. Впрочем, сомневаюсь, что хоть кто-то из них владел толикой его мастерства.

На мое счастье, на наш отрог приехал некто доктор Кельвин, психиатр. Он прекрасно владел гипнозом и за несколько излишнее и неоправданное его использование был выслан из Вавилона. К нам он приехал искать должности простого управляющего на завод.

Он долго не соглашался обучать меня – боялся вновь ввязаться в темную историю, боялся последствий, тем более, что работал на моего отца. Но затем, когда все же решился, он не пожалел. У меня обнаружился природный дар, и я оказался очень способным учеником. К шестнадцати годам я уже освоил основы, мог погрузить человека в сон, убедить в чем-то просто в ходе разговора. Мы продолжали занятия, и еще через два года я сравнялся с учителем. Я жаждал оттачивать свое мастерство, достичь того уровня, при котором я мог бы заставить человека увидеть Рай. Или Ад.

В тот год меня впервые привезли в Вавилон – я приехал с дядей и двумя его сыновьями.

Я оказался относительно свободен и был готов проверить свои силы. В первый же вечер я спустился в Нижний город. Не прошло и пяти минут, как ко мне подошла девушка и предложила провести с ней время. Она была не слишком обольстительна: немногим старше меня, но уже измотанная жизнью, уставшая. Я сказал, что меня не интересует подобный досуг в обычном его понимании, но обещал не прикасаться к ней и щедро заплатить. Она нисколько не удивилась и сказала следовать за ней.

Все, что я видел дальше, напоминало кошмар. Я никогда прежде не сталкивался с такой нищетой и ничтожеством. Это была не беднота, а безысходное убожество.

Девица провела меня на чердак одного из домов на этой же улице – там находилась ее комнатушка. Дорогой мы миновали несколько проходных комнат. В одной лежал какой-то пьяный человек, в другой на большой кровати спали дети (пятеро или шестеро), в третьей у тусклой свечи штопала тряпье старуха. Девушка, за которой я шел, поздоровалась с ней, а та закивала в ответ. Помню, это произвело на меня жуткое впечатление – это значило, что такой заработок, такая жизнь, была естественна для этих людей, нормальна.

Наконец, мы пришли в комнату девушки – маленькую, с единственным узким окошком, прорубленным прямо в крыше. А мне все еще казалось, что это какая-то гротескная декорация, что так не могут жить люди.

Девушка сняла шляпку и накидку и села на кровать. Смотря на меня безразличными, пустыми глазами, она спросила, чего я хочу, что ей надо делать. Я отвечал, что сейчас начну говорить, а она должна будет внимательно меня слушать. Я сел с ней рядом… О, как я волновался! Наверное, собирайся я с ней переспать, волновался бы не так сильно.

А оказалось все до боли просто. Ее разум не сопротивлялся, она будто бы хотела отрешиться от всей своей жизни. Она послушно рассказывала то, что я просил рассказать, забывала то, что я велел ей забыть, охотно подтверждала то, что я внушал ей. Затем я приказал ей очнуться, вернуться сюда. Она повалилась на кровать в полуобморочном состоянии, а спустя минуту спросила, где она и что происходит. Я ответил ей лишь, что она у себя дома, расплатился и ушел.

Никто не обратил на меня внимания – ни старуха, ни дети, ни, тем более, пьяница.

Когда я вернулся в гостиницу, дядя, разумеется, отчитал меня и спросил, где я был так долго. Я ответил, что заблудился в Вавилоне.

Затем мы ужинали в ресторане нашего отеля. Ростбиф, столовое серебро, сонный попугай в клетке в углу – ресторан, как ресторан. Но я смотрел глазами жителей Нижнего города, и до чего же все это казалось бессмысленным!

Один из моих двоюродных братьев не доел свой ужин и отдал обратно официанту наполовину пустую тарелку. А этих остатков хватило бы на целый ужин для любого бедняка!

Вокруг творилось пиршество абсурда! Надкушенный и оставленный хлеб, бутылка дорогого вина, выпитая на треть, множество заказанных и не съеденных блюд. Все вокруг жрали, жрали и не могли пресытиться! И это только в одном, не самом роскошном ресторане. Но что же, воображал я, творится по всему Вавилону. Какая же это корка румян на гнойной опухоли!..

И тогда я понял, что в мироздании все же есть смысл – как в хорошо отлаженной машине. Я понял, что если отыскать нужные рычаги, то можно заставить эту машину работать правильно. Как там говорится – дайте мне точку опоры, и я переверну мир? В сущности, мир перевернуть действительно очень легко, только пока это удалось лишь галилейскому плотнику.

А я… Вероятно, все-таки оказался не в своем месте, не в свое время. Не верю, что я просто лишняя деталь.

17. Ужин

– Вальтер Корф! Суд принял в отношении вас беспрецедентное решение. Вам будет дан шанс послужить процветанию общества, которое вы хотели уничтожить. Вы поступаете в полное распоряжение Вавилонской Академии наук, где ваше тело при жизни и посмертно будет использовано во благо науки. Решение суда окончательное и обжалованию не подлежит. Да помилует вас Бог и да простят вас люди…

После суда Хэзер поспешила вернуться домой и, наверное, час просидела в горячей ванне.

– Не нужно вам было ходить туда, госпожа, – ворчала Агнесс, помогая ей затем одеваться.

– Почему ты так думаешь?

– Вы же сама не своя! Такая бледная, даже после ванной. Ох, вообще, все суды, аресты, все эти ужасы – это мужское дело. Страшно было?

– Не страшнее, чем в Храме Сераписа. Но все равно жутко.

– Слышала, что этого мерзавца отдают на опыты. И поделом ему – поделом!

– Кстати, я давно не слышала подобных приговоров. Думала, такая судебная практика давно сошла на нет.

– Что вы! Почти каждый день кого-нибудь туда отправляют.

– Правда?

– Да-да. Только все больше из Нижнего города. И правильно этой собаке досталось! Как там господин Дурново говорил – со свиным рылом в калашный ряд не лезут. А что такое «калашный ряд», госпожа?

– Не знаю, Агнесс. Думаю только, что в Вавилоне их нет…

Тем же вечером Хэзер отправилась в Гранд Опера. На этот раз не одна, а с упитанным промышленником Мартенсоном. Он, видимо, решил ее удивить и порадовать и взял билеты на «Травиату» Верди.

Хэзер эту оперу ненавидела, но приходилось терпеть и мило улыбаться галантному старичку. Не меняя грациозной, чуть кокетливой позы, она высидела весь спектакль.

Затем предстоял ужин в ресторане, в отдельном кабинете.

Обстановка там была поистине шикарная. Кабинет, обитый темно-вишневым бархатом, был освещен несколькими хрустальными светильниками на стенах и столе – умеренно-яркими, оставляющими не полумрак, но словно бы романтичную дымку.

На ужин подали дары моря – роскошь исключительная и зачастую непозволительная в Альфа-Вавилоне. Даже претор редко баловался подобными деликатесами. А тут ждало целое ассорти из креветок, устриц, кусочков щупалец осьминога и кальмара, и полупрозрачных нарезок подкопченной рыбы.

– Боже… – выдохнула Хэзер (она на самом деле удивилась). – Как?..

– Все – для самой прекрасной дамы Вавилона, – отвечал Мартенсон, помогая ей сесть за стол. – Прошу.

Хэзер оглядела раскинувшееся перед нею на многоступенчатом блюде рыбное изобилие. Начать она решила с тунца. На нем и закончить – ко всем прочим гадам она относилась с опаской.

А вот Мартенсон уплетал их с отменным аппетитом. Особенно рьяно уничтожал устриц. Блики от отделанных хрусталем подсвечников мерцали на его очках и лысине. Время от времени он переставал жевать, промакивал губы салфеткой и улыбался Хэзер.