Всеволод Липатов - Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея

• Название: Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея
• Автор: Всеволод Липатов
• Жанр: Историческая проза

История Ямала и страны, рассказанная ночным директором – сторожем салехардского музея. В книге опубликованы документы, факты и немного философских размышлений. Рекомендуется для тех, кто интересуется историей.

---

Таким образом, и в этом случае Мангазея стала сильно отличаться от сибирских городов, здесь установилась своеобразная форма правления, эдакая вторая ветвь власти, при которой практически всё управление и руководство текущими делами отошли к мировой общине, а общее руководство взял на себя таможенный голова. Этому способствовало ещё и то, что для этого городка начальники таможен назначались в Тобольске, обычно по два купца, причём с таким расчётом, чтобы один обслуживал саму Мангазею, а другой Туруханское зимовье. При этом внимательно следили, чтоб каждый раз таможенники присылались из других городов. Благодаря этому они практически не зависели от самодурства воевод, и могли хоть как-то контролировать аппетиты местного начальства.

Как и все выборные мирские должности, эта была тяжёлая повинность, от которой простые люди старались уклониться, не жалея расходов. В конце концов, они приезжали сюда, чтобы заработать, а не выполнять общественные поручения. Но местная администрация была кровно заинтересована в том, чтобы мирская власть существовала и соответствовала поставленным ей задачам. Поэтому нередко воеводы вмешивались в выборы, и тем самым сводили на нет сам принцип выборного начала, заменяя его простым назначением. Сохранились свидетельства подобного добровольно-принудительного назначения.

Казанец Спирька Афанасьев жаловался:

«Как де он, Спирька, приехал в Мангазею, и Гр. Кокорев велел его, приметываючись к нему, для своей бездельной корысти, выбирать в заказные целовальники, и де он, не хотя промыслу своего избыть, дал ему 50 руб., от того, чтоб его в заказные целовальники выбирать не велел, а взял де у него те деньги Гр. Кокорев сам».130

Вообще-то, надо особо сказать, что у мангазейского народа к печально знаменитому старшему воеводе Григорию Кокореву накопилось немало претензий. Его склока с младшим воеводой Палицыным, может быть, мало бы кого заинтересовала, ведь людям надо было работать, зарабатывать деньги, чтобы вернуться домой хоть с каким-то капиталом, поэтому интриги государевых ставленников их практически не касались. Но Кокорев использовал свою власть на полную катушку. Например, он спокойно мог неугодного, или в чём не потрафившего ему целовальника, сменить и «велеть выбрать» на его место другого. Ещё осенью злополучного 1630 года, он вызвал к себе вновь избранного «заказчика» Бажена Максимова: «бил и увечил и из целовальников его отставил, а в его место велел поставить в заказных целовальниках Карпа Степанова Вологжанина, и в те поры он с иных торговых и промышленных людей имал посуды великие, чтобы в заказные целовальники не поставили».131

Таким образом, в большинстве своём выборы были фикцией, лишь слегка прикрывавшей простое назначение. То же самое могло произойти и с «денежными сборщиками», которых выбирали в помощь целовальнику. А так как они собирали большие суммы, то воевода, конечно, хотел видеть на этом месте своего человека. Например, всё тот же воевода Кокорев Савку Заборца «из целовальников выкинул» за то, что он «выискал у его советников (торговых людей, принадлежавших к его партии) многие утаенные товары». «Вор де ты и негоден де быть у государева дела», – кричал воевода.132

Надо особо отметить, что в Мангазее заказной целовальник только юридически был председателем мирских сборщиков денег. Особые условия жизни в городке выдвигали таких людей в первые ряды активных жителей. Поэтому, фактически он был главою «мира», представителем его нужд, выразителем желаний. Вокруг него объединялись торговые и промышленные люди. Но в то же время он был подчинён «миру», и нёс всю ответственность за свои действия перед ним. Ему приходилось вести всю отчётность за сборы, причём приходно-расходные книги проверялись особой выборной комиссией – счётными целовальниками, или счётчиками. Сам же «счёт» производился под непосредственным наблюдением воевод, которые вполне могли вмешаться в эту процедуру. Кстати, и на этот произвол жаловалась ревизионная комиссия, «считавшая» заказного целовальника Андрея Левонтьева Палмина в том же приснопамятном 1630 году:

«А воевода, Кокорев у нас, у счетчиков, книги сильно отнял и отписи и всякие книги приходные и расходные мирския». Левонтьеву пришлось рассказать, что его заставили совершить ряд подлогов «по велению» того же Кокорева.

Так что для русских людей нелёгкие времена были всё время. Многие воеводы грабили их нещадно, пользуясь своей полной безнаказанностью и зависимым положением народа. От домогательств местной администрации были освобождены только представители крупных купцов и посланцы царствующего дома. В Москву, конечно, пытались жаловаться на воеводский беспредел, но это мало помогало. Назначаемые на два года руководить Мангазеей, воеводы должны были всеми правдами и неправдами сколотить капитал.

Доставалось и местным аборигенам. Сохранилось письмо местного князца Ледерейко:

«Нас сирот твоих грабят и обидит всякою обидою. Берёт с нас насильством и грозя всякою грозою со всей самояди за пять лет – соболя и бобры. И нам сиротам твоим ни топора ни ножа ни котла купить и промышлять твоего государева ясака стало нечем. А иная, государь ясашная самоядь от насильства и грабежу стали наги и босы и вконец погибнем. А иная самоядь от насильства и грабежу разбежалась».133

Обращает внимание на себя то, как хитро князёк обратил внимание на своё бедственное положение, чётко указывая царю, что в случае чего его казна может не получить вожделенный ясак.

К сожалению, так и не ясно, кто писал все эти слёзные челобитные царю, ведь инородцы русской грамоты в то время не знали.

Ночной Директор продолжая размышлять о причинах внезапного упразднения Мангазеи, вспомнил как его научный руководитель Анатолий Тимофеевич Шашков как-то заметил, что подобным письмам верить нельзя. На Руси в то время, да и гораздо позже, это был своеобразный эпистолярный жанр. Шашков говорил, что мол, читаешь подобные слёзные челобитные и аж жуть берёт, и как человек может выживать в таких тяжёлых условиях, а почитаешь иные документы и выясняется, что всё у него хорошо, и живность в стойле есть, и сам здоров. Но по-другому выжить было не просто, ведь царский, а особенно чиновничий гнёт не знал жалости. Вот и исхитрялись мужички, писали слезливые челобитные воеводам, князьям да царям.

Человек поёжился, становилось зябко, и чтоб разогнать морозную тишину произнёс:

– Но всё равно за этими жалобами что-то да стояло. Ведь проблемы не могли возникнуть на пустом месте, как говорится, дыма без огня не бывает. А русский человек долготерпелив, и значит, уже припекало, если отваживались писать подобные письма. Тем более знали, что его проблему, скорее всего, будет решать тот же самый человек, на которого он пишет донос. Ничего не изменилось в этой стране, вот что печально. – Внезапно констатировал Ночной Директор и поплотнее запахнул меховую безрукавку.

Мангазейские воеводы боялись докладывать в Москву об истинных причинах, приведших городок в бедственное положение. Они оправдывались тем, что сложно завозить провиант, почти исчез соболь и другой ценный зверь. К тому же отношения между тазовскими племенами и мангазейцами накалились до предела, возникла реальная угроза вооружённого восстания аборигенов. Они видели только один выход из создавшегося положения, оставить городок и укрыться за крепкими стенами Новой Мангазеи.

Об этом свидетельствуют и сами мангазейские воеводы:

«В прошлом 180-м году, (1672 году), … велено город Мангазею поставить вновь на Турухане и прежнего города Мангазеи жилецких людей в тот новый город перевести… А во 1669 – 1672 году те служилые люди из прежнего города Мангазеи от шатости юрацкой самояди выехали и город остался пуст».134

Так что мангазейские воеводы приняли давно вынашиваемое решение о переводе стрелецкого гарнизона в Туруханское зимовье и постройки там Новой Мангазеи.

Впрочем, ещё в 1671 году указом царя Алексея Михайловича, городок Мангазея был упразднён. Этим же указом было велено построить «Новую Мангазея на р. Турухане, вследствие чего Туруханское зимовье было укреплено и туда переселился воевода Наумов со всем управлением».135

Через несколько лет после того, как мангазейцы окончательно перебрались в Туруханск, некоторые инородческие племена поняли, какие выгоды они потеряли, их князцы заявили, что они хотят возвращения русских в Мангазею. Они даже пообещали воеводам:

«Великого государя мангазейским жителям и приезжим всяким людям никакой тяготы не будет, что ясачная самоядь будет надежна».

Ещё они добавили, понимая насколько важен для русских сбор ясака:

«А ясачного сбору будет большая прибыль, и та прибыль будет прочна и состоятельна».136