Виктор Кротов - Этюды о непонятном. Сборник эссе

• Название: Этюды о непонятном. Сборник эссе
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Психология

Сборник эссе на различные темы, связанные со стремлением человека понять самого себя и окружающую жизнь. Один из разделов посвящён воспоминаниям детства.

---

Спасибо за гениальный совет. Будем стараться дальше.

Отношение ложки к супу

Можно прожить жизнь рядом с мудрецом, не став лучше. Так ложка, поднося ко рту похлёбку, не знает её вкуса

Из индусской мудрости

Она протянула мне горсть клюквы, и я положил в рот одну ягоду. Ягода была гладкой, мягкой и прочной. Я долго катал клюкву языком по небу и находил это занятие приятным отдыхом после той бурной речи, которую только что произнес. Сам радуясь неожиданной точности сказанного, я удивлялся, что речь эта не произвела особого впечатления. И вдруг клюква лопнула, взорвалась, горячим ароматно-кислым соком ошеломив каждую клеточку рта. Этот волшебный будоражащий сок медленно стекал в горло, и казалось, что одной ягодой можно утолить все свои желания. Но мысли мои отдавали горечью. В который раз уже за свою взрослую жизнь я вспомнил о несчастной ложке, подносящей ко рту похлебку. И произнес это изречение вслух. Произнес – и внутренне съежился от стыда, сообразив, какое распределение ролей предложил своей вечерней собеседнице, которую я любил всей душой и ни за что не хотел обидеть.

Она не обиделась. Она поняла, улыбнулась и отшутилась. Она не имеет ничего против роли ложки, только, пожалуйста, не металлической, а непременно деревянной: теплой и расписной. Она даже настаивает на этой роли. Уж очень она сочувствует бедному супу, которому постоянно грозит разливание, растекание по столу, а то и по полу. Которому необходима кастрюля или миска, но даже там ему суждено остыть и прокиснуть, если вовремя не найдется прекрасной (всегда прекрасной! – хотя не всякий суп это понимает) ложки, способной помочь ему осуществить свое предназначение. Конечно, ложке не дано понять вкус супа (тут она положила в рот несколько ягод, раскусила их и блаженно поморщилась), но это не по ее части. Для нее важнее придать и сохранить супу форму, сберечь его и возвысить – ко рту едока. В этом призвание всякой ложки, и только суповая премудрость может оплакивать такую судьбу…

Я катал по небу очередную ягоду и думал, не грозит ли мне опасность стать клюквенным наркоманом. Ягода лопнула, растеклась, и я снова поразился, какое наслаждение можно получить от этого жгуче-кислого сока.

Средство против уродства окружающих

Бывают дни (биоритмы ли тому причиной или неосторожный шаг против незримых силовых линий жизни), когда все до единого встречные лица кажутся уродливыми. Словно у каждого выступили наружу скрытые пороки. Кругом неприятные, раздражающие карикатурные облики. В таком состоянии, наверное, Гойя писал «Капричос».

Иногда покаянно претерпеваешь это наваждение, чувствуя замутнённость собственного взгляда. Иногда мучительно смакуешь свой кошмар, будто разглядываешь яркую босховскую фантасмагорию. Иногда прячешься в себя, стараясь ни на кого не обращать внимания. Иногда лихорадочно ищешь чьё-нибудь настоящее лицо, которое разрешило бы нахлынувшее заклятье. А иногда вспомнишь – есть средство!

Есть средство.

Того, кто постарше, вообразишь на мгновение своим отцом или матерью. Того, кто поближе к тебе по годам, вообразишь братом или сестрой. Не отвлеченно, не в переносном смысле, а родным, любимым человеком. Кого-то вообразишь старым другом, таким, которого давно уже ни в чем не упрекаешь, а только сопереживаешь его бедам… Не всегда это просто – как не просто вырываться из любого заколдованного круга. Но этим средством стоит постараться овладеть.

И ты возвращаешься из холодного чужого Зазеркалья в свой мир, где у встречных снова лица, а не маски. Там, где виднелось уродство, приоткрывается несчастье. Там, где маячила пустота, угадываешь ожидание и затаенность, под отчужденностью замечаешь усталость, под самодовольством – слабость…

Не всегда легко вспомнить об этом средстве, не всегда легко сделать первое внутреннее усилие. Но если вспомнил, если сумел – насколько светлее идти дальше…

Правота тела

Вспоминаю, когда в первый раз я стал задумываться об этом… Кажется, в тот день, когда произошла история со стеклом. Очень короткая история. Я шел по тротуару – и вдруг отшатнулся к стене дома, сам не понимая, что делаю. А через мгновение на то место, где я шёл, упало большое стекло с верхнего этажа и разбилось вдребезги. Вот и всё. В этот день, попозже, я и подумал, что тело живет своей не совсем понятной жизнью. Это не я, это оно неведомым мне образом почуяло опасность и поспешило уберечься.

Или когда я в деревне окапывал яблоню. Как ни повернуться, мешали работать ветки. А когда я на секунду отвлекся от выбора позы, тело сразу же нашло себе и нужное положение, и единственно правильное движение, при котором можно было развернуться, не задев ни листочка.

Все чаще стал я замечать с тех пор, как тело оказывалось умнее меня. Оно бывало благоразумнее меня, когда надсадным кашлем откликалось на шальное курение. Бывало дальновиднее меня, когда во время болезни теряло аппетит и голоданием приближало выздоровление. Бывало преданнее меня, когда памятью пальцев и кожи хранило верность той, с которой, как мне безнадежно казалось, мы расстались навсегда…

Довольно поздно стал я понимать заботливость тела. Стал понимать, что тело служит колыбелью душе, когда колыбель эта начала расшатываться. Стал понимать, что тело во многом наставляет меня, когда молодость стала отходить в область воспоминаний. Когда что-то в наших отношениях с телом заметно изменилось.

Изменилось само тело. Оно было услужливым, теперь его приходится уговаривать. Было расторопным, теперь позволяет себе лениться. Было заботливым, теперь требует заботы о себе. Оно заряжало душу молодой энергией, теперь все чаще душа должна подбадривать его и вдохновлять. Теперь оно приучает душу к самостоятельности, становясь все более вялым, все более бестолковым. Я сочувствую ему, посмеиваюсь над ним и помогаю ему, насколько умею. Но его природная мудрость еще не угасла, и я все больше дорожу его неожиданными уроками, его тонкими поучениями. Даже обветшание его не кажется случайным: пригашает привязанность, отстраняет, готовит…

Загадка на каждый день

Ветер – пение

Кого и о чём?..

Хлебников

Одного своего приятеля я пугаю так. «Ззз…» – говорю. И он трепещет. А я ломаю голову: ну чего же он так боится? И продолжаю. «Ззз…» – говорю. – «Зззагадку о себе разззгадываешь?..» Он аж дымится на мою дразнилку.

А я, действительно, и в этот раз завожу разговор о загадке на каждый день. Мол, для любого человека какой-то замысел о нём существует. И даже не какой-то, а скорее всего гениальный, единственно для этого человека подходящий. И если этот замысел разгадать, то можно было бы свою жизнь прожить самым гениальным образом. Не то чтобы непременно гением стать (не каждому из нас, наверное, этого захочется), а прожить с гениальной выразительностью каждый день или час, загадка которого верно разгадана. Может быть, даже каждая минута и каждая секунда имеют свою разгадку. Только вот разгадывать нам чаще всего лень. Проще притвориться, что как получилось прожить неделю или месяц – примерно так и надо было. О секундах и думать смешно… Приятель мой прямо места себе не находит. На все остальные мои выдумки только посмеивается, в ответ на эту – негодует и вибрирует. Опровергнуть меня пытается, хотя что же опровергать, когда никакой логики во всём этом нету. В нелепостях меня уличает, провозглашает разницу наших мировоззрений. А мне всё любопытно: чего же он тут пугается? То ли думает, что я на его свободу разговором о загадках-разгадках покушаюсь, то ли он лучше меня чувствует, как от собственной судьбы отошёл, и ему ещё больнее неразгаданный день прожить… Может, я наконец что-то стоящее случайно придумал?..

Коробок

Памяти отца

– Так и только так, говоришь? – Узловатой почерневшей рукой он выгребает из прорванного гвоздями кармана дежурную коробку спичек. Желтые от табака пальцы держат коробок ко мне лицом, красной этикеткой с противопожарным призывом. – Какого цвета?

– Красный. Буквы белые.

– Синий.

– Ну, разве что по краям полосочки…

– Синий.

– Ну я же вижу, что красный.

– А я вижу, что синий. – Коробок на секунду разворачивается обратной стороной, чтобы мне посмотреть, и тут же принимает прежнее положение. – Для меня синий.

– Да, для тебя синий.

– Вот так и всякая наша истина в жизни. С какой стороны смотреть.

Старея, он все больше врастал в землю и все больше тянулся изнутри к небу. В светлой березовой роще или в мрачном чернолесье, где он со своей седой бородой и развевающимися космами напоминал лешего с билибинской картинки, он вдруг тихо и яростно запевал духовный гимн. И лес вокруг него становился храмом.