Юрий Быков - География времени. Повести и рассказы

• Название: География времени. Повести и рассказы
• Автор: Юрий Быков
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00014-150-2

«География времени» приглашает нас в путешествие по России разных эпох. Герои рассказов Юрия Быкова вынуждены решать сложные моральные и этические задачи, свойственные не только отдельным историческим периодам, но и современному обществу. Исторические и фантастические путешествия в этом сборнике – мастерски исполненный художественный прием, применяемый в каждом рассказе по-своему. Рассказы объединяются общей идеей познания Мира, истории России, духовных истоков и нравственных основ современного общества.

Литература, хорошая, талантливая проза обладает удивительной магией – дает читателю возможность примерить на себя и плащ былинного героя, и гоголевскую шинель.

Так и с героями рассказов Юрия Быкова путешествуя по России разных исторических эпох, вплоть до фантастической – параллельной реальности мы можем без риска для жизни и вреда для окружающих представить себя «в предлагаемых обстоятельствах».

---

– Ну-с, проследуем дальше?

Софья Дмитриевна остро испытала к нему неприязнь, которая стала еще больше, когда по завершению осмотра комнат, Кулик объявил:

– Теперь мне необходимо опросить вашу прислугу. С глазу на глаз.

– То есть в моё отсутствие?

– Прошу великодушно простить, – учтиво поклонился Кулик. – И тем не менее… Так сколько у вас человек прислуги?

– Горничная и кухарка. Как в каждом приличном доме.

– Превосходно, – скорбно поджал пухлые губы пристав, и Софья Дмитриевна мстительно подумала, что у него в доме, вероятно, не так. – Начнем, пожалуй, с горничной.

Софья Дмитриевна очень волновалась, пока Глаша беседовала с Куликом. Она рассчитывала, что когда её место займет Клавдия, Глаша придёт передать состоявшийся разговор, но ошиблась.

Между тем, пристав откланялся, сказав на прощание:

– Вы уж дайте знать, если господин Бартеньев объявится. Все-таки я рассчитываю на благополучный исход дела.

В прихожей за ним глухо стукнула дверь, и в гостиную торопливо вошла Глаша. Возбуждённым шепотом она произнесла:

– Барыня, я всё подслушала… Я поэтому задержалась.

– Глаша, это дурно, что ты подслушиваешь!

– Конечно, дурно, – энергично согласилась она, – но это лучше, чем быть змеёй, как Клавдия!

– Что ты такое говоришь?

Глаша настороженно обернулась.

– Как бы она нас тоже… не подслушала…

А ведь раньше горничная и кухарка всегда ладили между собой. Значит, и в самом деле, открылось что-то чрезвычайное.

Клавдия была женщиной с красивым лицом и пышным телом. При том, чем ей каждодневно приходилось заниматься, трудно не обзавестись налитыми бёдрами и пухлой, раскидистой грудью. Правда, форм рубенсовской модели Клавдия ещё не достигла. В сравнении с Глашей, она не отличалась бойким характером, но и нельзя было назвать её тихоней. Клавдия вела себя ровно, спокойно, разве что тушевалась только, когда Алексей Арнольдович обращался к ней с каким-нибудь пожеланием, например, отведать блинов или съесть борща (а готовила она превосходно!) Тогда в смуглость её лица вливался медноватый оттенок, а тёмный взгляд еще больше темнел. Она, в конце концов, его отводила, склоняла чёрную головку и, ослепив белой стрелкой пробора, негромко отвечала: «Слушаюсь, Алексей Арнольдович».

Софья Дмитриевна, разумеется, догадывалась о причинах этой её робости, но была спокойна: не во вкусе её Алёши были пышнотелые красавицы. Хотя, что ж… То и дело случались неприглядные истории, когда хозяин заводил интрижку с прислугой, особенно, если та бывала не против. Трудно утверждать, что явление это отражало характерную особенность того времени, поскольку впоследствии прислугу сменили секретарши, а потом к ним, похоже, присоединились снова горничные и кухарки. Конечно, стать доминирующим самцом или нет, всегда зависело от индивида. Уверенная в глубокой порядочности мужа, Софья Дмитриевна не беспокоилась относительно Клавдии. Ну и потому ещё, что та была не в его вкусе.

– Хорошо, Глаша, пойдем в кабинет Алексея Арнольдовича, там всё расскажешь.

– Так вот: Клавдия заявила приставу, – шепотом начала Глаша, но, оглянувшись на плотно закрытую дверь кабинета, заговорила приглушенным голосом, – что у неё с Алексеем Арнольдовичем… что они с Алексеем Арнольдовичем… были… – Глаша все не решалась закончить ужасную фразу, – были полюбовниками!

– Да она в своем уме? – воскликнула Софья Дмитриевна. – Какой вздор!

– Конечно, вздор! Только она ещё сказала, что вы, Софья Дмитриевна, как про то прознали, так его и извели… А помогала ей, говорит, Глашка! Всё в тот вечер по квартире бегали, думали, что я в синематографе, а я лежала у себя в комнате – нездоровилось мне. Они потом в спальне чего-то делали, а когда в гостиную пришли, уговорились никому ничего не рассказывать.

– А что же пристав?

– Похвалил и велел за нами наблюдать. Если что, говорит, сразу беги ко мне… Наверно, надобно ей от места отказать.

– Ни в коем случае! Это только утвердит Кулика в его подозрениях. Не думаю, что он безоговорочно поверил Клавдии. Ведь логично допустить и оговор… оговор своей, так сказать, соперницы… Хотя, какая я ей соперница? Непостижимо! Такое возомнить может только психически больной человек!

– Вот она от своей несчастной любви умом и тронулась…

– Бедная…

– Софья Дмитриевна, вы её ещё и жалеете! Змея она подколодная!

– Не говори так, Глаша!.. Однако нам необходимо её поостеречься.

Софья Дмитриевна встала, но, качнувшись, снова села на диван, обхватила себя руками за плечи.

– Зябко, – сказала она и потеряла сознание.

8

От случившейся с ней нервной горячки Софья Дмитриевна очнулась утром 16 января. Она лежала на диване в кабинете Алексея Арнольдовича и чувствовала себя вернувшейся из далёкого далека. Оттуда дотягивались лишь смутные отражения лиц и голосов.

Доктор Остапенко с белыми усами и бородкой. «Ни в коем случае не беспокоить! Оставить лежать здесь!» – произносит он, и высокие ноты его натужного голоса вязнут в каких-то ватных клубах, пахнущих эфиром. Глашины конопушки; всхлипывая, она кладет ей на лоб холодное. Высокий тучный человек пытливо смотрит из дверей. Ах да, это же Кулик… А ещё рядом больше нет Алёши…

Собравшись с силами, Софья Дмитриевна позвала: «Глаша!» и услышала, как бегут к ней, нетерпеливо приближаются увесистые её шаги. На пороге Глаша замерла со счастливой улыбкой.

– Ну, слава богу! Мне вчера доктор так и сказал: на утро кризис должен миновать. Теперь дело пойдет на лад!

– Глаша, – протянула к ней руку Софья Дмитриевна, – спасибо тебе…

– Не надо, барыня, – попросила та, увидев у Софьи Дмитриевны слезинку на реснице, – а то я тоже сейчас заплачу…

– Хорошо, хорошо… А какое сегодня число?

– Так шестнадцатое января.

Софья Дмитриевна забеспокоилась:

– Что на службе Алексея Арнольдовича? Там знают о случившемся?

– Знают. Кулик сам к начальству ездил. До того, как пропасть…

– Пропасть? – недоумённо подняла брови Софья Дмитриевна. – Ты о чём?

– Мне, Софья Дмитриевна, много о чём нужно вам рассказать.

– Так скорее рассказывай!

– Вы только не волнуйтесь. И простите меня Христа ради, потому что из-за меня всё случилось…

А произошло вот что.

Тринадцатого января, в полдень, когда жар у Софьи Дмитриевны ненадолго отступил, и она заснула спокойным сном, Глаша вошла в её пустую спальню. Глаша, конечно, понимала, что нарушает запрет, но слишком хотелось ей изведать полёт во Времени. Именно полёт, потому что само Время её мало интересовало: занесёт ещё, не дай Бог, к этим опричникам… Главное, с места не сходить и вовремя зажмуриться.

Увы, ничего замечательного в полёте не было – просто, как будто теряешь сознание. Да и как-то странно переместилась Глаша во времени, поскольку попала она вовсе не в прошлое. Судя по привычному виду Мясницкой и одежде прохожих, это было настоящее. Даже метель всё также вилась, посвистывая, вдоль домов.

– Аглая Спиридонова, если я не ошибаюсь? – услышала она справа от себя знакомый голос, умягчённый интонацией вежливости. Глаша повернулась и увидела Кулика. – А я как раз к Софье Дмитриевне иду. Не изволите ли со мной проследовать?

«Зачем ему барыня в горячке? – подумала она. – А я ему зачем? Не понимаю. Похоже, ничего у меня не получилось: никакое это не перемещение во времени, а дурацкий сон». И она крепко зажмурилась…

Закрывая за собой зеркало-дверцу, Глаша твердо решила никогда больше не ходить в потайную комнату – как и велела ей Софья Дмитриевна.

А на следующий день Глаша возвращалась из чайного магазина Перлова. Переходя от «китайского домика» на другую сторону Мясницкой, она остановилась, чтобы пропустить проезжавшие сани. Неожиданно ей в лицо бросилась метель, гулявшая по Москве вот уже несколько дней, и Глаша плотно сомкнула веки.

– Аглая Спиридонова, если я не ошибаюсь? – раздался справа голос Кулика. – А я как раз к Софье Дмитриевне иду.

Глаша опешила: что это? вчерашний сон?

– Не изволите ли со мной проследовать? – в полном соответствии с её видением продолжил Кулик.

Глаша закрыла глаза, постояла так довольно долго, потом открыла их, и… пристав никуда не исчез.

– Соринка попала? – участливо спросил Кулик.

«Какая соринка?» – скользнуло поверх единственной, во весь мозг, мысли: если это явь, то что было вчера?

– А барыня болеет… – ответила Глаша после паузы, в течение которой поняла: вчера она, действительно, перенеслась во времени, но не в прошлое, а в будущее, на день вперед!

– Вот я её и проведаю. Доложу, что на прошлой неделе посетил начальство Алексея Арнольдовича. По долгу, так сказать, службы. Его превосходительство был весьма огорчён случившимся с господином коллежским асессором… Так не появлялся барин?

– Нет, не появлялся. А у барыни горячка, в беспамятстве она.

– Ну, Софья Дмитриевна мне, может, и не понадобится. Если вы, Аглая, поможете…