Юрий Быков - География времени. Повести и рассказы

• Название: География времени. Повести и рассказы
• Автор: Юрий Быков
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00014-150-2

«География времени» приглашает нас в путешествие по России разных эпох. Герои рассказов Юрия Быкова вынуждены решать сложные моральные и этические задачи, свойственные не только отдельным историческим периодам, но и современному обществу. Исторические и фантастические путешествия в этом сборнике – мастерски исполненный художественный прием, применяемый в каждом рассказе по-своему. Рассказы объединяются общей идеей познания Мира, истории России, духовных истоков и нравственных основ современного общества.

Литература, хорошая, талантливая проза обладает удивительной магией – дает читателю возможность примерить на себя и плащ былинного героя, и гоголевскую шинель.

Так и с героями рассказов Юрия Быкова путешествуя по России разных исторических эпох, вплоть до фантастической – параллельной реальности мы можем без риска для жизни и вреда для окружающих представить себя «в предлагаемых обстоятельствах».

---

А, может, тому способствовали слухи о прошлом сестер Трахман, Эммы Моисеевны и Беллы Моисеевны, которые во время Гражданской войны очень уж беспощадно, недрогнувшей, так сказать, рукой (и ведь было в кого!) расправлялись с врагами молодой республики. Теперь обе работали в Центральном Совете профсоюзов, у товарища Шверника, уходили рано, приходили поздно и о том, что их трудовой день окончен, можно было судить по долгому мытью Броней Яковлевной посуды после обильного ужина «девочек». Между тем, одной было 56 лет, другой – 58.

4

– На вашу жилплощадь и так никто польститься не может: у вас есть на неё законное разрешение.

– Конечно, есть, и спасибо тебе за него. Только помнишь, кем оно подписано?

Глаша опустила глаза, и Софья Дмитриевна тихо ответила за нее:

– Председателем Моссовета Каменевым. Согласись, сейчас не лучшее время предъявлять кому-либо этот документ.

– Ну, да, вы правы, Софья Дмитриевна.

– А теперь представь, мне при очередном уплотнении оставляют не спальню, а эту комнату…

Глаша поднялась, разливая по бокалам только что открытое вино.

– Вы не устали надеяться, ждать? Столько лет прошло…

– Нет, – твердо произнесла Софья Дмитриевна.

– Извините, ради бога! – Глаша села и с тоской посмотрела в вечернее окно, на сини которого смутно белели пилястры Меньшиковой башни. – Это я устала. Устала ждать, когда мировая революция свершится, когда мы коммунизм построим, когда Эмиль со своей Елизаветой расстанется. Жизнь проходит, а всё только в будущем!

– Как же, Глаша, без мечты? Люди без неё не могут. Кто-то о коммунизме мечтает, кто-то о приумножении своих квадратных метров… Полбеды, если мечта не сбывается, беда – если теряешь надежду на её исполнение.

– Всё-то вы правильно говорите, Софья Дмитриевна. Ну, за надежду? – грустно улыбнулась Глаша.

Они чокнулись бокалами. После утихших хрустальных звуков вдруг послышался тонкий стук, будто что-то слетело с кончика перезвона и несколько раз ударилось в какую-то из стен.

– Наверно, это мастерит сын Полуниных, – послушав тишину, сказала Софья Дмитриевна. – Саша хороший мальчик, толковый. Жаль будет, если в детском доме окажется.

Но тишина вновь раздробилась стуком, который падал теперь тяжёлыми горошинами и выкатывался… из второй комнаты Софьи Дмитриевны.

Женщины переглянулись. Моментально всё поняв, они кинулись в спальню. Руки у Софьи Дмитриевны дрожали, но она справилась – нашла на оправе зеркала кнопку. Дверца сдвинулась мягко, как если б её на протяжении минувших лет регулярно смазывали, и посторонилась… перед стоявшей за ней Клавдией!

Глаза у Софьи Дмитриевны, вздрогнув, широко распахнулись – словно бы вскрикнули от ужаса разочарования: ведь никого другого, кроме Алексея, не ожидала она увидеть.

А Клавдия обвела всех растерянным взором, из которого в следующее мгновенье ускользнуло сознание. Не сделав и шага, она упала в обморок.

Софья Дмитриевна и Глаша перенесли её на кровать. Только вдохнув уксуса (нашатыря не нашлось, а на духи «Красная Москва» и медицинский спирт никакой реакции не было), Клавдия пришла в себя.

Конечно, время изменило её, но она не стала выглядеть хуже. Наоборот, Клавдия похудела до стройности, которая так привлекает многих мужчин в «ядреных бабах», а красота лица как бы обострилась из-за ушедшего выражения мягкости.

– Барыня… Глаша… Я вернулась?

Она села на кровати и посмотрела по сторонам.

– Мне сегодня, когда на Мясницкой стояла, ресница в глаз попала, я зажмурилась, и вот… Сколько же лет прошло!

– Это точно, уйма лет прошла после твоего предательства, – холодно отозвалась Глаша.

– Оставь, – попросила её Софья Дмитриевна, – зачем ворошить прошлое!

– Да права Глаша, – спокойно согласилась Клавдия, – предала я вас, оговорила. За то и наказана: непонятно, какой жизнью живу…

И будто боль пролилась:

– Простите меня… Простите, если сможете…

У Софьи Дмитриевны повлажнели глаза.

– Да ладно уж, – потеплела и Глаша. – А на Мясницкой ты напротив Почтамта стояла?

– Ага, там.

Глаша и Софья Дмитриевна молча переглянулись.

– Скажи, – продолжила Глаша, – а что это на тебе надето? Ты откуда вообще?

Наступившую тишину, как нельзя кстати, оборвал голос из репродуктора:

– Говорит радиостанция Коминтерна. Московское время – двадцать один час. Сегодня, восьмого августа тысяча девятьсот…

– Я из той жизни, которая наступит через восемьдесят лет, – подсчитав, бесстрастно объявила Клавдия. – А надета на мне «олимпийка» – костюм такой спортивный.

Ладные формы её были тесно заключены в тёмно-красные брюки и того же цвета куртку на молнии с витиевато начертанными буквами RUSSIA.

– Ты стала спортсменкой? – улыбнулась собственному вопросу Софья Дмитриевна. – И почему у тебя написано Раша, а не Юэсэсэр?

– Ну, во-первых, этот костюм не только спортсмены носят, а, во-вторых, …нет там никакого СССР!

– Неужели белые всё-таки победили? – изумилась Софья Дмитриевна, виновато посмотрев на Глашу.

– Да какие белые! Ни они, ни фашисты, никто ничего не смог сделать – сами всё развалили!

– Этого не может быть! – возмутилась Глаша.

– Глашка, Глашка, – по-доброму покачала головой Клавдия. – Расслабься, ты до этого… точнее, уже мы – не доживём!

И взглянула, дрогнув иронично губами:

– А ты, надо понимать, большевичка?

– Именно так и понимай!

– Ладно, я вам сейчас кое-что про светлое будущее расскажу, но сначала… Софья Дмитриевна, а ведь Алексей-то Арнольдович – там!

– Где?! – Софья Дмитриевна схватилась обеими руками за спинку кровати.

– Ну, там, откуда я теперь…

5

То, что узнали Софья Дмитриевна и Глаша, показалось им невероятным.

– Значит, в 19 часов 9 мая 1975 года? – раскрасневшись, сияя глазами, переспросила Софья Дмитриевна.

– Да, я хорошо помню и время, и число, и год.

– У Почтамта?

– У Почтамта.

Софья Дмитриевна в волнении прошлась по комнате, села на стул, счастливо закрыла лицо руками. Но через минуту уронила их, ошеломлённая неожиданной мыслью:

– Как же я доживу до этого 1975 года?

– Вообще-то считается, что те, кто вляпался в эту байду, ну, побывал, как мы, в другом времени, потом перестают стареть. И, между прочим, у меня это, кажется, уже началось.

Софья Дмитриевна недоверчиво взглянула на Клавдию.

– А всё-таки, ты ничего с годом не перепутала?

– Да нет же, не перепутала, это день тридцатилетия Победы.

– Победы?

– В Великой Отечественной войне, которая началась в 1941 году, а закончилась в 1945-м. Нам её ещё предстоит пережить. Да и много чего другого… – погрустнела Клавдия.

Из последовавшего затем рассказа вытекало, что будущее, мягко выражаясь, совсем не лучезарно. Конец повествования продолжила тяжёлая тишина; в тягостном молчании каждая думала о своём.

– Я, наверно, поеду в Сибирь, к своим, если живы, конечно, – первой заговорила Клавдия. – А если и не осталось никого – всё равно поеду. Вот только как без документов?

– Паспорт я тебе постараюсь выправить, – пообещала Глаша.

– А то, Глаш, поехали со мной, – оживилась Клавдия. – Пока не поздно, поехали! Нельзя тебе здесь.

– Мне ничто не угрожает, – сухо проговорила Глаша.

– Ага, все они тоже так думали. И маршалы, и генералы, и министры… Не дури, Глашка, поехали. Вон и Софью Дмитриевну с собой возьмем – до 1975 года ещё далеко!

– Мне нельзя: Алексей Арнольдович может раньше вернуться.

– Не может. У них там раньше 1975 года ничего не получается.

– Разве он не бывает на Мясницкой?

– Ещё как бывает! Напротив Почтамта часами стоит.

Софья Дмитриевна схватилась рукой за горло, закрыла глаза и, показалось, окаменела, но через несколько секунд блеснула на её щеке мокрая дорожка. Потом она резко встала и вышла.

– Долго рассказывать, – ответила на недоуменный взгляд Клавдии Глаша, решив без ведома Софьи Дмитриевны не открывать ей, как оттуда возвращаются.

Стукнула дверь. Послышался голос Софьи Дмитриевны:

– Глаша! Клавдия! Что вы там сидите! Идите к столу!

6

Вот уже второй день в ожидании паспорта Клавдия жила у Софьи Дмитриевны. Поначалу она всё ходила и поражалась тому сокрушительному преображению, которое постигло некогда шикарную квартиру. Более всего было ей обидно за кухню, превратившуюся из просторной, облицованной белоснежным кафелем комнаты в загромождённое столами и табуретами помещение с облупившимися крашеными стенами и пятнисто-рыжим потолком. На следующий день горечь от обступившей её новизны улеглась, и Клавдия начала присматриваться к жильцам. Первой, с кем она пообщалась, была Капитолина Емельяновна.

– Подвинься, что ли, – сказала Клавдия, присаживаясь на скамейку у подъезда, где Капа по обыкновению лузгала семечки.

Было четырнадцать часов третьего дня рабочей шестидневки[1] – время, когда дома остаются лишь пенсионеры, грудные дети и иждивенцы. Клавдия считалась родственницей Софьи Дмитриевны, приехавшей ненадолго у неё погостить. Предусмотрительно сменив свою «олимпийку» на платье из сильно обедневшего гардероба бывшей коллежской асессорши, она чувствовала себя стеснительно в одежде непривычного фасона. Однако при виде казакина Капитолины настроение у неё улучшилось.