Джон Карр - Дьявол в бархате

• Название: Дьявол в бархате
• Автор: Джон Карр
• Жанр: Исторический детектив

---

Фентон слишком поздно вспомнил о том, что причал с орудийной батареей построен чересчур близко к стене, чтобы прыгать с такой высоты. Это пришло ему в голову, когда причал стремительно приближался к нему. В результате он сломал о край причала каблук башмака и ободрал лодыжку, после чего, ударившись о поверхность воды, погрузился в ее грязные глубины, словно оглушенный ледяным молотком.

Сильные руки вынесли его на поверхность. Ударившись плечом о пиллерс причала, «Фентон поплыл вперед, избегая препятствий и мусора. Прилив был еще слабым, и течение оказалось менее сильным, чем выглядело сверху.

Сбросив оба башмака, Фентон поплыл кролем от причала по освещенной луной воде со скоростью, которую сделали возможной его теперешние двадцать шесть лет. Впереди он заметил белое пятно — Мег плыла к двум зеленым огням корабля. Это зрелище наполнило его сердце радостью.

Холодный ветер, казалось, начал менять направление. Прибавив скорость, Фентон приподнял голову, чтобы вдохнуть воздух, и в этот момент пуля ударила по воде и запрыгала вперед. Со стены Тауэра донесся грохот мушкетного залпа.

— Ныряй! — крикнул или, вернее, попытался крикнуть Фентон Мег.

Он сам глубоко нырнул. Течение мягко подхватило его, но Фентон плыл вперед несколько минут, так что его легкие едва не разорвались. Высунув голову и стряхивая волосы с глаз, он рискнул взглянуть назад.

Мушкетный огонь прекратился. Но горящие запальные фитили, шнуры которых были обмотаны вокруг рук несущих их солдат, двигались среди батареи причала.

Фентон посмотрел вперед.

Линейный корабль» Принц Руперт» вырисовывался на фоне ночного неба уже на совсем близком расстоянии. Покачивающиеся на реях фонари освещали ряд пушек на верхней орудийной палубе. Корма тоже была освещена. На грот-мачте развевался королевский штандарт.

Коренастый мужчина в парике, опирающийся на поручни кормового квартердека и другой рукой держащий у рта рупор, крикнул раскатистым басом, гулко прозвучавшим над водой:

— Они собираются палить по королевскому кораблю? Эй, канонир, если увидишь, что фитиль подносят к пушке, заряди орудие двадцатифунтовым ядром!

На шкафуте «Принца Руперта» затопало множество босых ног, на фоне фонарей суетились тени. Шторм-трап с деревянными ступеньками ударился о борт и спустился ближе к воде.

Далеко позади мерцающий пушечный фитиль остановился в воздухе, словно по приказу со стены Тауэра. Через несколько секунд Мег вылезла из воды и стала, покачиваясь, карабкаться по шторм-трапу с прижатыми к голове мокрыми волосами и в мокрой одежде, пока уставившийся на нее матрос не подал ей руку.

Над Фентоном также нависли изогнутый борт и серые паруса корабля. Поймав трап, он начал карабкаться наверх. Теперь его сердце и душа обрели покой. Несмотря ни на что, он нашел в этом столетии то, что искал. Лидия, как бы он ни любил ее, была романтическим идеалом, который скоро должен потускнеть. А Мег, несмотря на все ее недостатки, принадлежала ему с самого начала.

— Мы победили дьявола, — промолвил Фентон, — и изменили историю!

Шпага работы Клеменса Хорнна все еще болталась на его бедре, когда он поднимался навстречу своему спасению.

Примечания автора для любознательных

Личность Карла II

«Король Англии, — писал французский посол Баррийон Людовику XIV, — обладает столь скрытным характером, в котором так трудно разобраться, что может обмануть самых проницательных». (Баррийон — Людовику, 9 — 19 сентября 1680 г., Дэлримпл, стр. 204). «Король, — заявлял в приватной беседе выдающийся юрист сэр Франсис Норт, — понимает в иностранных делах лучше всех своих советников, вместе взятых». (Роджер Норт. «Жизнь лорда Гилфорда», издание 1816 г., стр. 181). «Он так умен, — замечает сэр Джон Рерсби в своих» Мемуарах «, — что вы никогда не можете догадаться о его намерениях». Так говорят некоторые из современников Карла II, знавших его.

«Письма, речи и заявления Карла И», собранные и изданные мистером Артуром Брайентом в 1935 году, демонстрируют ум и здравомыслие короля, так же как и его политику. Молодому Томасу Брюсу, ставшему позднее графом Эйлсбери, Карл сказал следующее: «Черт возьми, они окружили меня своими людьми, и все равно ничего не узнают!» (Эйлсбери. «Мемуары», издание 1890 г., стр. 112).

Целями Карла были сохранение стабильности в королевстве, обеспечение законности престолонаследия и недопущение своего повторного изгнания. Труды таких позднейших историков, как сэр Джон Поллок, мистер Артур Брайент, мистер Сирил Хьюз Хартманн, начисто опровергают гротескную пародию на короля, которая долгое время присутствовала в школьных учебниках, и которую ныне никто не принимает всерьез.

Причины такой трактовки в учебниках нетрудно понять. При жизни Карла партия двора стала известна как партия тори136, а партия Шафтсбери — как партия вигов. В течение викторианской эпохи все исторические труды были написаны, главным образом, вигами. А историки-виги, особенно Маколи137, не жаловали короля, поддерживавшего монархические принципы с таким опытом, как это делал Карл II.

Пользуясь такими источниками, как «Мемуары графа Граммона» Энтони Хэмилтона, «Дневник» Джона Эвелина, «Дневник» Сэмьюэла Пеписа (все они доступны во многих изданиях), виги опирались на анекдоты, которые честный Пепис черпал через третьи или четвертые руки у королевского цирюльника, и пытались изобразить Карла II как бабника и дурака. Бабником он был вне всякого сомнения, и народ любил его за это. «Бог, — говорил Карл, — не станет проклинать человека за маленькие греховные •развлечения на стороне». Доктор (позднее епископ) Бернет отмечал, что иногда король бывал тронут до глубины души. (Гилберт Бернет. «История моего времени», издание 1833 г., стр. 23). Однако историки-виги проявили чудеса ловкости, годами изображая глупцом короля, бывшего одним из самых проницательных людей в Европе.

Личность лорда Шафтсбери

Личность и значительная часть карьеры Шафтсбери была обрисована в этом романе. Одна дата в его жизни изменена на год, остальные даты и события переданы в точности. Помимо сообщений о нем его современников: епископа Бернета, Джона Драйдена, Роджера Норта и сэра Роджера Л'Эстранжа138, (особенно в «Раскрытии тайны убийства сэра Э. Б. Годфри»139, 1688 г., принадлежащей перу последнего), существует официальная биография Шафтсбери — У. Д. Кристи. «Жизнь Энтони Эшли Купера, графа Шафтсбери» (два тома, 1871 г.), а также прекрасный анализ в работе X. Д. Трейлла «Шафтсбери»в серии «Английские знаменитости» (1886 г.).

Оба автора, тори и виг, осуждают Шафтсбери, хотя Кристи (стр. 287 — 293) пытается затушевать некоторые его злодеяния. Но мы должны видеть его таким, каким он был. Шафтсбери был не столько негодяем, сколько фанатиком. Он не брал взяток, но с улыбкой отправлял людей на виселицу на основании лжесвидетельств или обрекал их на убийство из-за угла.

О галантных приключениях и любовных интригах

Хэзлитт140, записывающий свои лекции в 1818 году, хвалил комедию Уичерли «Деревенская жена». Много лет спустя издатель, опубликовавший эти лекции в виде книги «Об английских поэтах и комедиографах» (Белл и Дэлди, 1870 г. ), подтвердил похвалу Хэзлитта. Но он подтвердил ее потому, что «пьеса считается лучшим из дошедших до нас изображений распутных нравов при дворе Карла II».

Опустив слово «распутных», можно отметить, что «Деревенская жена»и вправду произвела сенсацию на сцене, но отнюдь не из-за изображения распутства. Главный герой пьесы, Хорнер, соблазняет главную героиню, миссис Марджори Пинчуайф, завлекая ее в свою спальню обещанием показать прекрасный фарфоровый сервиз. Восхищенная миссис Марджори требует еще и еще фарфора, и вскоре Хорнеру приходится заявить, что больше у него фарфора не осталось. В результате, в течение нескольких месяцев после премьеры, ни одна респектабельная женщина в Лондоне не осмеливалась пойти в лавку и потребовать фарфор.

Любители театра того времени обожали подобные шутки и вообще ценили остроумие. Соединение наивности и изощренности было в высшей степени свойственно периоду Реставрации.

Лучшие комедиографы этого периода — Уичерли, Этеридж и Шедуэлл вместе с Конгривом и Вэнбру141, появившимися гораздо позже, но продемонстрировавшими, что дух «Веселого монарха» еще жив — щедро дарили посетителям театров перлы остроумия вкупе с пикантными ситуациями. Конгрив, особенно в «Любви за любовь»и «Пути мира», становится даже чересчур остроумным, так что иногда начинает хотеться, чтобы он прекратил острить и угомонился.

Но нам следует понять, что «прекрасные дамы и галантные кавалеры»в реальной жизни не походили на блистательные сценические образы, хотя и очень того желали. Они использовали такую же грубоватую речь и были столь же искренни в любовных делах. Но они не были ни на десятую долю так умны, и ни на половину так бессердечны.