Игорь Олен - Русология. Хроники Квашниных

• Название: Русология. Хроники Квашниных
• Автор: Игорь Олен
• Жанр: Русское современное

Картины русского общества начала XXI века: с изменами, воровством, предательством и убийствами, с наитиями о жизни, русскости, человеке и его ценностях. Авантюрный, духовный, криминальный, любовный, мистический, эстетический, философский роман.

---

«Слышь-ка, малый, ты! – гаркнул лик. – Как спуляю с ружжá в тебя, потому как я конник был!»

«Извините, конечно, – забормотал отец. – Я гулял-ходил и забрёл сюда. Интересный дом. Из старинных… Явно, да… Извините».

Тип, сверкнув из-под сросшихся бровок, вымолвил: «Николай я; отчеством Фёдорыч. Тут бухгалтером… Вам наш дом хорош? При царе строен, прошлого века. Вам бы отец сказал, да он выпивши на заслуженном отдыхе как герой войны; отдыхает. Он и колхоз тут строил. Мы старожилы, – Тип тронул галстук. – Нас звать Закваскины; кроме нас, тут ещё семья. Две семьи на три дома. Место красивое, да ведь как оно? К клубу тоже ведь хочется, к магазину, к городу ближе. Здесь же – отшиб, далёко, город шесть вёрст почти… Нам попало, Закваскиным. Кулаками травимые, немцем битые – а с родных мест ни-ни! Трудовой народ: я с отцом, сын, жена… После армии я сюда, бухгалтером… – Тип теснил собой пьяную стариковскую голову. – В этой Квасовке и живём в два дома, а их всего три. Заняли этот дом, больший, чтоб не пустым держать. А живал в нём кулак ли, белогвардеец… Я-то малой был, много не помню. Вычистили! – тип хмыкнул. – Враз раскулачили. А деревня, – эти вот избы, – древность. Старее Флавска».

«Что ты толкуешь?! – вырвался лик, ярясь. – Помолчи, пень-дурила! Баре дотоле жили тут в Квасовке! Мы, Закваскины, были их всегда! А тот самый Квашнин был барином, пил народную кровь».

«Бать, в дом подь! – тип перебил. – Знать, ходите? – хмыкнул. – Даже испачкались… Поймой шли? – Он, доставши расчёску, быстро и правильно зачесал свои волосы под столичный стиль. – Тут насмотришься с бухгалтéрских высот. Я в бюро к тому ж… Ваше имечко, гражданин-гость?»

Тот поспешил прочь вместе с отысканным «патримонием».

У церковных развалин он пересёк мост и зашагал во Флавск, чувствуя, что не сдаст содержимого сундучка и не будет жалеть, что бывал здесь.

III

Он свершил подвиг, выправив связь времён, и его ни на что не хватало; он с тех пор сломлен.

Я слушал радио, ведшее, что РФ не «допустит» чего-то там и «вмешательств в свои дела», связанные с Ичкерией (про начало второй войны после памятной первой); что, мол, правительство во главе с Лучшевсеховым «возродит экономику», а дефолты и кризис «в пользу развитию»… Хрюш-Наганов чеканил: «родину продали», но они нас спасут опять, коммунисты… Далее рейтинг «русских магнатов»: М. Ходорковский, Р. Абрамович, В. Алекперов, Б. Березовский (также Чубáйс, Кох, Фридман, Вексельберг, Дерипаска, Кукес и Йордан) … Песенка: «аби-дуби, дуби-ду»… Информация, что преклонные москвичи могут жить припеваючи за счёт некоей фирмы (номер лицензии), сдав ей право жилплощади, мол, дадут им субсидий и опекать будут всячески, фирма ждёт-с!

(Я вас слушаю, мы «Дар старости»… Пётр Иванович? хочет контрактик? денежек и цветной телевизор? Сказывай, что у вас… Да? одни проживаете? и в трёхкомнатной? Где квартирка-то? У Кузнецкого? А годков вам? Кайф, что нам звóните, Пётр Иванович! Братаны… то есть менеджер к вам приехает и, глядишь, договорчик: вы, типа, право нам, а «Дар старости» вам «Самсунг» даст, можно и денег, тысячек сто, рубль к рублику, хоть в Лас-Вегас… Я вам завидую! Мы тут паримся, а клиент… Мы честные, всё ништяк, сказал… Денег мало? стоимость хазы сотня штук долларов, а мы вам телевизорчик?.. Может, вы не подохнете десять лет, слышь… Что? мы «грабители»? Пётр Иваныч, шёл бы ты… Всё, закончили! Вспух тут: долларов… А я виллу в Барвихе сдам и с «фордá» в «жигуля», да? в Крым вместо Турции? А братве значит хер сосать? Старый пидор, глянь… Алё, слушаю… да, вы в «Хер…» Нет – в «Дар старости»! Фирма честная!

«Интермед плюс народ»… Из чего вы? Все вы и кремния! Что у вас? Аритмия и ишемия, язва желудка, климактерические процессы и камни в печени? Мало кремния! Вам не нравятся кожа, ломкие волосы, ногти? – в вас мало кремния! Помните, вы на четверть из кремния! «Интермед плюс народ» даст вам этот химический элемент! «Силициум» из Израиля, восемь долларов двадцать граммов! Медики знают, ваш русский кремний вам не поможет, только израильский! Вам продаст его «Интермед плюс народ»! Звоните нам!

Берестовский был в Англии в рамках дела участия в махинациях. Госчиновником он входил в предприятия, что вели экспорт нефти, газа и цинка. Также, есть данные, он владелец контрольных пакетов телеканалов, нескольких популярных газет, «Трансаэро»…

На Рублёвском шоссе в аварии покалечен министр. Есть версия о причастности…)

В марте в зоне Москвы рассветает к шести. Я встал. У родителей я любил ходить за машиною утром. Зло утром спит, расслаблено; полегчало больным; груднички, не дававшие спать, утихли; пьянь отбуянила. Серость скучных домов, лёд в лужах, битые стёкла, клочья от рвани, сор и окурки, лом от качелей, мутные окна, дохлая кошка – всё утром смазанно… Со стоянки я ехал прямо в рассвет. Луч брызнул в глаз, я откинулся в кресле. Вмиг всё исправилось, будто не было, будто мне двадцать лет, соловьи кругом и все счастливы. Так больным вводят морфий – и в своих грёзах те вдруг здоровы… Славно проехать сильному, юному по знакомому городу, где родился и вырос, где знаешь многое, где тебя узнают; общаетесь, как, мол, жизнь, старик… Нет и не было места, надо отметить, где я рос долго или безвыездно. В Магадане рождён (в/ч) … Через пять лет Хабаровск… Школа – в Приморье… В третий класс я в иной в/ч… Я студент (Владик) … После Москва и… Квасовка? Знаменательно: я случился, где жил мой род в стародавности.

Брату мать подавала подносы, и брат укатывал, управляясь одной своей ручкой, но появлялся, кашляя, с нездоровым румянцем, требуя то лапши, а то соуса.

– Павел, снедь для вас, – указала мать. – Всё продумано? Не сломаетесь? Вдруг приедете, а там выбиты стёкла? Вдруг обострение? И как быть тогда?

– Много вдруг, – возражал я. – Будет одно вдруг. Всех вдруг не будет. Если сломаемся – то не будем там. Стало быть, ни при чём твои стёкла. Если же стёкла – стало быть, добрались-таки. Обострение если… Хватит. В общем, мы едем, сын?

Тот кивнул.

На отце след бессонницы; он не спал после мыслей об участи Квашниных. Иссохший и с длинным волосом, висшим прямо, влажно причёсанный, он казался пророком, шедшим на плаху. С комнаты брата слышалось о войне в Чечне и в Ираке и в Югославии… Вновь в Европе война, и НАТО… Впрочем, не в НАТО суть, а в Чечне… и не в ней даже, нет… Нет вовсе. Там не Чечню бомбят, а меня… Не случаем я услышал? Это – бегущему? Не сбегу, намекается? Облегчение минуло, чувство страха всплыло.

– Я Антон Палыч Чехов, пап! – засмеялся сын.

Мы пустились в одиннадцать; прогремели разбитою улицей к Симферопольскому, – не к новому, что теперь магистраль «М-2», а к былому, что, пройдя Климовск, город оружия, выбралось до безвестных углéшень, бродей и змеевок, столь отрадных мне, и текло меж изб деревянных, ставленных лет за семьдесят прежде. Изредка, демонстрируя элегантный снобизм и стили, виделись дачи, все сплошь кирпичные, под цветастыми кровлями, с непременными башнями, евроокнами и аркадами, колоннадами и другими изысками, за которыми чуялись прагматичные меркантильные дни с поклонами калькуляторам и сердечными стрессами. Не скажу, что за этими евростенами страсти мелки, – наоборот, сильны, и весьма порой; только мне они чужды. Мне милей домики с их надворными курами и копёнками сена, с запахом хлева, с громкими лайками, с кружевами наличников – коренной уклад части русского племени, не считавшей грязь лихом. Но не от мелкости их простая, скудная, по стандартам теперешних взглядов, жизнь. Здесь донное, сокровенное чувство мира; ибо им вдосталь в марте капели, в мае – безумия соловьёв, а зимами – греться печкой, радуясь тихой заштатной доле.

Это неразвитость? Установлено, что наш мозг заблокирован; весь завал ума – в трёх процентиках у ворот 97-ми закрытых. Вдруг сие значит, что мыслить вредно: много не думай, мол, – и инстинкт возвратит эдем, кой пока большинству равен пьянкам, праздности, пялеву. Сила скрытых процентов спящего мозга так переделает наши ценности, что «зло» станет «добром», сгинут муки и боль и зажгутся райские зори…

Зря эти «мы», «нам», «наши», мне вдруг подумалось, эти прятушки во всемассовость, в плюрализм и в толпу – чтоб пребыть, как все, в логике, что во мне метастазы вьёт, и чтоб скрыть, что болезнь моя и судьба не сложилась именно оттого что я выродок, не как все.

Вот чем был мне пейзаж вокруг – в пику тем, что вторгаются из Москвы, проститни по нью-йоркским нормам. Глобализация? Нет уж! Будут, кто сбережёт места, от каких, если «мир сей» закончится, прянет новое. Может, рай будет в том, чтоб под новою кожей спать просто в яме без всяких смыслов? Ибо всё лживо, и до того дошло, что фальшь там теперь, где нет признаков людскости. Вправду: чтó есть материя, если смысл вездесущ?