Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все‑все‑все. Una storia italiana

• Название: Дон Корлеоне и все‑все‑все. Una storia italiana
• Автор: Андрей Смирнов
• Жанр: Прочая документальная литература

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные – не являются плодом авторского вымысла. Это – история Италии.

---

Затем Кавур идёт к Витторио Эмануэле Савойскому и заявляет:

– Наша казна пустеет, милорд. Нужно больше золота!

– Где ж я тебе его возьму?.. – сокрушённо разводит усами король.

– Ну… говорят, у Бурбонов его много… – туманно роняет Кавур.

Король удивлён:

– И что с того? Ты в курсе, какие проценты заломят эти жадины?

– А зачем платить проценты? Более того, зачем вообще их о чём-то спрашивать?

– Так ты имеешь в виду… – доходит до короля. – Но ведь у них есть армия!

– У нас есть Гарибальди! – отвечает Кавур, протягивая ему творение Дюма.

Витторио Эмануэле листает рукопись, светлеет лицом и кричит:

– Вот вам мой декрет, записывайте: отныне и впредь повелеваю провозгласить Гарибальди другом короны и спасителем Отечества!

После этого Кавур едет в Милан, к театру Ла Скала. Там как раз дают оперу «Набукко» Джузеппе Верди. Хор из её третьего акта «Va, pensiero» считается в Италии жутко патриотичным и расценивается в качестве протеста против иностранной оккупации. После окончания оперы возбуждённая и преисполненная чувства национального самосознания публика вываливается из Ла Скалы и видит на соседней стене огромную надпись «Viva Verdi!» Неподалёку стоит Кавур, пряча за спиной испачканные в краске руки.

Дурной пример заразителен: через несколько минут словами «Да здравствует Верди!» разрисовано всё окружающее свободное пространство.

На следующий день в подконтрольных Кавуру газетах выходят статьи, из которых следует, что миланцы пишут на стенах аббревиатуру Viva V.E.R.D.I! – Viva Vittorio Emanuele Re D’Italia! – «Да здравствует Витторио Эмануэле, король Италии!»

– Ах вот оно что!.. – удивляются миланцы. – А этот Витторио – он вообще кто?

– Так это же друг самого Гарибальди! – поясняют газеты. – Мы говорим Верди – подразумеваем Витторио Эмануэле. Мы говорим Витторио Эмануэле – подразумеваем Гарибальди. Мы говорим Гарибальди – подразумеваем Италия. Мы говорим Италия – подразумеваем «Да здравствует король»!

Восхищённые красотой этой политтехнологической конструкции, итальянцы бросаются писать «Viva Verdi!» на всех доступных поверхностях. Даже из самых удалённых уголков страны – будущей страны – доносятся возгласы:

– Да здравствует нерушимый блок королевских усов и гарибальдийской бороды! Голосуй или проиграешь!

Короче, Италия полностью подготовлена к объединению. Дело остаётся за малым – поставить в известность самого Гарибальди.

С этим проблем не возникает. Ещё в 1854 году Джузеппе вернулся в Италию и купил ферму на Сардинии, где занимался разведением овечек и барашков. Получалось не очень хорошо, поскольку ему никак не удавалось заставить баранов ходить в ногу. Поэтому, когда в декабре 1858 года Кавур предлагает ему должность генерала вооружённых сил Сардинского королевства, истосковавшийся по совершению подвигов герой с радостью соглашается. Тем более что в этом же году умирает маршал Радецкий, и война с австрийцами превращается в лёгкое и приятное занятие.

Впрочем, Кавур дополнительно перестраховывается и заключает антиавстрийский союз с Наполеоном Третьим. В 1859 году начинается Вторая война за независимость Италии. Сардинско-французские войска при активном участии Гарибальди вышвыривают противника из Ломбардии, попутно присоединяя к владениям Витторио Эмануэле Тоскану, Эмилию-Романью и всякое по мелочи. За австрийцами остаются только Венето и некоторые районы на северо-востоке.

Правда вот, в обмен на помощь Наполеон-племянник забирает себе Савойю, и Савойская династия лишается родового гнезда. Чтобы королю было не так обидно, в довесок к ней Кавур отдаёт французам и Ниццу. Хотя, возможно, это он сделал нарочно, дабы хорошенько разозлить Гарибальди. Что вполне удаётся. Гарибальди посылает Кавура fanculo, срывает генеральскую форму, вновь напяливает красную рубаху, угоняет в Генуе два парохода – ключи от которых Кавур предусмотрительно оставил в замках зажигания – и едет срывать злость на Бурбонах.

Машущий ему вслед платочком Кавур мысленно поздравляет себя с блестящим завершением плана.

К Бурбонам Гарибальди плывёт не один. В поездке, которая войдёт в историю под названием Spedizione dei Mille – «Экспедиция Тысячи» – и станет самым известным из гарибальдийских подвигов, его сопровождают тысяча сто шестьдесят два человека. Это не военные, а патриоты-добровольцы, набранные в буквальном смысле по объявлениям. Там были все: доктора, профессора, медицинская сестра, с ними семьдесят студентов, тридцать пять корреспондентов, юные натуралисты и другие специалисты.

По первоначальной задумке весь этот разношёрстный сброд должен был быть хорошо вооружён. Деньги на оружие для экспедиции собирали краудфандингом, набрав внушительную сумму. Сам полковник Кольт в знак уважения прислал из Америки сотню револьверов имени себя. Увы, но королевская полиция в рамках спецоперации по противодействию незаконным вооружённым формированиям конфисковала все закупленные винтовки. Взамен выдав Гарибальди справку, гласившую, что «предъявитель сего действительно до зубов вооружён и очень опасен». Каковым документом гарибальдийцы в первом же бою с лёгкостью поразили бы бурбонских солдат до глубины души. Поэтому патриотическому воинству пришлось экипироваться мушкетами и аркебузами едва ли не времён колумбовских и покоренья Крыма генуэзцами. Мало того: уже после отплытия выяснилось, что на пароходы в суматохе забыли погрузить патроны.

Гарибальди заруливает в Тоскану, идёт в ближайший военный форт, сообщает коменданту, что выполняет тайную миссию по приказу короля, и требует обеспечить его боеприпасами. Комендант просит предъявить документы.

– Патриотизм и отвага – вот мои документы! – отвечает Джузеппе. – Где ж ты видел, чтоб на сверхсекретное задание с паспортом и доверенностью отправлялись?..

Не найдя контраргументов, комендант выдаёт Гарибальди всё необходимое и, несколько дней спустя, попадает под трибунал за растрату казённого имущества.

11 мая 1860 года Гарибальди высаживается на Сицилии. Где нос к носу сталкивается с местной разновидностью пламенных борцов за счастье народное. С мафией. Дело в том, что мафиози считают себя вовсе не тем, чем полагаем их мы с вами. Они возводят свою родословную аж к «Сицилийской вечерне» – антифранцузскому национально-освободительному восстанию 1282 года. Начало которому положила попытка французского солдата обесчестить местную девушку. На её защиту бросилась мать с горестным воплем «Ma fia, ma fia!», что означает «Дочь моя, дочь моя!» Сбежавшиеся на шум соседи то ли не расслышали, то ли не разобрались, посчитав, что женщина выкрикивает аббревиатуру M.A.F.I.A – Morte Alla Francia Italia Anela – «Смерти Франции жаждет Италия», и с увлечением принялись убивать всех подвернувшихся под горячую руку французов.

По другой же версии, MAFIA расшифровывается как Mazzini Autorizza Furti Incendi Avvelenamenti – «Маццини (да, тот самый) разрешает кражи, поджоги, отравления», возводя, таким образом, истоки мафии к благородному обществу Карбонариев, тоже вполне себе национально-освободительному.

Пусть все эти теории и не выдерживают критики с точки зрения лингвистики, истории, политической географии и просто здравого смысла, но всё же согласитесь: «я состою в мафии, поскольку мои предки сражались против оккупантов» – звучит гораздо более солидно, чем «я состою в мафии, поскольку люблю деньги и убивать людей».

Вот почему, когда сошедший с парохода Гарибальди заявил: «Сицилийцы, я пришёл дать вам волю и прогнать Бурбонов!» – мафиози, вытаскивая гарроты и лупары, дружно ответили: «Не волнуйся, Бурбоны – не проблема!» И всего через пятнадцать дней Сицилия была полностью очищена от бурбонских войск.

Слава великого дона Гарибальди летит впереди него. Когда он перемещается на материк, в Кампанию, там его уже с распростёртыми объятиями ждёт Каморра. У Бурбонов нет ни малейшего шанса.

26 октября 1860 года Гарибальди встречается с прибывшим на театр военных действий Витторио Эмануэле. Два великих итальянца сразу же испытывают взаимную симпатию на почве общей любви к разведению растительности на лице.

7 ноября они вместе вступают в освобождённый от Бурбонов Неаполь, где Джузеппе оставляет короля на хозяйстве, подсчитывать захваченные у врага золотые слитки, а сам возвращается к своим баранам, на Сардинию.

Имя Гарибальди к тому моменту достигает такой популярности, что весной 1861 года на контакт с ним выходят американцы. Авраам Линкольн предлагает итальянскому герою должность командующего войсками Севера в войне с Конфедерацией. Но Гарибальди согласен начать переговоры только в том случае, если Линкольн заявит о немедленной и безоговорочной отмене рабства. Линкольн же, однако, ещё колеблется. Декрет об освобождении рабов появится лишь год спустя.