Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники

• Название: Крымская война. Соотечественники
• Автор: Борис Батыршин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-04-089023-1

Заключительная книга цикла «Крымская война».

Отправленная на Крымскую войну экспедиция российских военных, включающая батальон морской пехоты, усиленный артиллерией и бронетехникой, «немного» промахивается во времени и попадает в 1920 год, к самому финалу Гражданской войны.

Договориться с красными о перемирии оказалось значительно проще, чем с «заглянувшими на огонек» англичанами. Все-таки комфронта Фрунзе – свой человек, а «просвещенные мореплаватели», решившие выяснить, кто круче, в очередной раз умылись кровью, потеряв легкий крейсер.

Эвакуация прошла почти спокойно, и вместо позора Бизерты и Галиполи беженцев ждут великие дела. Совершив скачок в прошлое, они решительно закрепят победу в Крымской войне и развернут ход истории России!

---

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Аномальная Воронка захватила не только корабли экспедиции, но и сторожевик «Адамант», а также разъездной катер с Сергеем Велесовым. С обломков этого катера вы сняли его в 1854-м.

На этом сюрпризы не закончились. Вместо того чтобы доставить всех в 1854-й, Воронка зацепила еще одну «мировую линию» – ту, на которой находились вы. И произошло то, что мой коллега Валентин Рогачев назвал «клапштосс». Вы знакомы с этим бильярдным термином – когда биток наносит удар по шару, тот катится дальше, а сам биток остается на месте. Представьте, что шар – это группа из «Алмаза», «Заветного», турецкого парохода и случившейся рядом субмарины. Получив удар, они летят прямиком в «лузу» – в 1854 год. А «биток», то есть «Можайск» с «Помором», остается в 1916-м, на той «мировой линии», из которой были выбиты вы.

Что их там ждет? Не имея возможности вернуться, наши посланцы могут принять участие в Мировой войне на стороне Российской империи. Или постараются остаться в стороне, хотя я, признаться, не представляю, как это возможно. Черное море – не Тихий океан, где можно найти островок с пальмами, кокосами, морально нестойкими туземками, и отсиживаться там хоть десять лет…

В общем, экспедицию надо вытаскивать. Мы планировали, что, выполнив задачу, они подадут сигнал (для этого на «Можайске» имеется установка хроноквантовой связи) и «Пробой» сформирует Воронку обратного Переноса. И разумеется, они должны были запросить эвакуацию, как только поняли, что оказались «не там».

Но этого не произошло. Почему – мы не знаем; можно предположить неполадки, связанные с аномальным характером Переноса. И не узнаем, пока спасательная группа не разыщет экспедицию.

Эта группа будет состоять из двух кораблей: «Алмаза» и «Адаманта» со смонтированной на нем компактной установкой «Пробой-М», способной работать независимо от ЦЕРНа на «Макееве». При необходимости «Пробой-М» позволит сформировать собственную Воронку Переноса.

Почему мы не отправляем в прошлое корабль побольше и помощнее – скажем, ракетный крейсер или атомную подводную лодку? Дело в том, что кристаллическая решетка металла корабельных конструкций претерпела во время Переноса изменения. В ней как бы отпечатался «маршрут» между «мировыми линиями», и теперь этим кораблям несказанно проще повторить уже пройденный путь.

Но вернемся немного назад. Мы все – и вы, и те, кто был на «Адаманте», – провели в девятнадцатом столетии около трех месяцев. А когда вернулись в двадцать первый век, то обнаружили, что отсутствовали всего несколько часов! По нам не успели даже соскучиться.

Логично предположить, что, отправившись в 1916 год, «спасатели» лишь ненамного отстанут от «потеряшек». Математические модели дают интервал от нескольких часов до нескольких суток, так что есть шанс, что наши друзья не успеют попасть в беду.

Но, к сожалению, не все так просто. У нас нет уверенности, что «Можайск» с «Помором» и те, кто отправится за ними, окажутся в той точке «мировой линии», из которой исчезли вы, то есть в феврале 1916 года. Тут снова уместна бильярдная аналогия: подобно тому, как биток после соударения может немного откатиться назад, корабли экспедиции могли, после «соударения» с вами, «отскочить» по оси времени в будущее. Как далеко – мы не знаем. Возможно, речь идет о нескольких часах. Возможно, о нескольких месяцах. Надеюсь, данные, полученные новой экспедицией, позволят составить более точную математическую модель, и вот тогда…»

Глава третья

I

Севастополь и окрестности

Грузовиков раздобыли целых пять: английский «Пирс-Эрроу», оставшийся от немцев «Бенц», два «Фиата» с тентами на железных дугах и еще одного «итальянца» – грузовик SPA для перевозки аэропланов. При нем даже был водитель – унтер, присланный хлопотать об эвакуации забытой в суматохе Качинской авиашколы. Бедняга целый день мотался по городу в поисках начальства, но до аэропланов уже никому не было дела. А потому константиновцы «экспроприировали» и грузовик, и унтера, пообещав по дороге завернуть в Качу.

Газойля было вволю – за портовыми пакгаузами громоздились штабеля железных бочек. Кто-то из юнкеров предложил их подпалить, чтобы не оставлять краснопузым, но ротный жестко осадил шутника. Юнкера опешили, а поручик спокойно разъяснил: армия Юга России оставляет Севастополь, ничего не разоряя, не взрывая, не поджигая. Только на этом условии красные давали им несколько лишних дней для эвакуации.

Пока прикидывали, как разместиться в кузове «аэропланного» грузовика, пока грузили пулеметы, ящики с гранатами и патронами, пока раздавали по рукам сухари и консервы, Михеев с приятелями подогнали броневики. Их тут же облепили любопытные, а поручик Ветреников с Колькой Михеевым забрались в «Ланчестер» и принялись греметь железом – снимали пушку, для которой не нашлось снарядов. Предназначенный на замену «Гочкис» лежал тут же, на брезенте. Это был один из тех пулеметов, что стояли на присланных Врангелю английских танках «Уиппет». Они, в отличие от обычных, пехотных, питались патронными лентами, а не обоймами, с которыми – поди повозись в тесноте броневой рубки. Где юнкера сперли это творение французских оружейников, так и осталось тайной.

Рота выдвинулась по маршруту около полудня. Ветер взвихривал по опустевшим мостовым листья, нес вдоль фасадов по Владимирской россыпи бумаг, вытряхнутых из окон тыловых контор. Грузовики тарахтели литыми шинами по брусчатке; над фуражками юнкеров, плотно набившихся на лавки, колыхались штыки, «Льюисы» и «Шоши» растопырились на крышах кабин. Редкие прохожие удивлялись, качали головами: над улицами замершего в тревожном ожидании города звучала песня, знакомая любому кадету или юнкеру Российской империи:

Самотопы чудаки,
То кадеты-моряки!
Жура-жура-журавель,
Журавушка молодой!

Ах, как печатали шаг по Крещатику юнкера предвоенного выпуска в далеком июне 14-го! Солнечные зайчики играют на трамвайных стеклах, на латуни поручней, перемигиваются с зеркальными витринами магазинов и кофеен. Барышни под кружевными зонтиками улыбаются марширующей роте:

Полочане, как жиды,
Всегда вместе, все на ты.
Эх, было времечко…

Из города выехали вслед за пылящим «Остином»; «Ланчестер», уставивший из амбразуры ствол «Гочкиса», замыкал колонну. Проскочили мост через Бельбек; слева, между тополями мелькнуло море, и колонна прибавила ходу. А песня не смолкала:

Держит кто фасон дурацкий?
Третий корпус петроградский!

Версты через три закипела вода в радиаторе «Пирс-Эрроу». Пришлось остановиться; юнкера, разминая ноги, затекшие в тряских грузовиках, затеяли возню. Шофэ́ры погнали добровольных помощников с ведрами к колодцу, а сами подняли жестяные крылья капотов и углубились в священнодействие.

Михеев, повозившись для виду с мотором «Ланчестера» (все шесть цилиндров исправно тянули, не давая повода для беспокойства), устроился в тени мазанки.

– А кто это остался в Севастополе по вам, мон шер, сохнуть? – поинтересовался юнкер Адашев, михеевский приятель, зачисленный в экипаж броневика пулеметчиком. – Признавайтесь, что за чаровница семафорила вам платочком?

– Заливать изволите, Алекси́с, – отозвался Михеев, поудобнее устраиваясь на охапке соломы. – Кто мог мне семафорить, ежели через город я ехал под бронягой? Так что, заканчивайте шутить, а то можно и того, в рыло-с!

Адашев мефистофельски ухмыльнулся. Разговорить приятеля не удалось, но ведь он в самом деле видел, как Коля Михеев украдкой бросал взгляды на окна здания, мимо которого они пробегали утром. И за занавесками действительно мелькнуло что-то…

Юноша сел. Лицо его было тревожным.

– Вот вы шутите, граф, а я места себе не нахожу. Ну, уцелеем мы, погрузимся на пароход. А она что, с красными останется?

Адашев взглянул на друга, и у него отпала охота шутить.

– Отчего же ваша знакомая до сих пор не уехала?

– Видишь ли, тут такая история… Ее батюшка хирург в госпитале – в том самом здании, в женской гимназии. О них, кажется, забыли, и теперь…

Гнусаво заквакал клаксон, вдоль грузовиков побежали дежурные юнкера.

– Ладно, потом доскажу… – Михеев торопливо поднялся и принялся натягивать шофэрскую, хромовой кожи куртку с двумя рядами латунных пуговиц. – Не исключено, граф, что мне понадобится ваша помощь. Если живы останемся.

Минуты через три колонна двинулась. До Качи оставалось всего ничего – остались позади красные крыши Александрово-Михайловского хутора, идущий головным «Остин» проскочил поворот шоссе, и стали видны причалы для гидропланов, эллинги, палатки и длинные казармы качинской школы.

А с грузовиков неслось:
Закрывайте все буфеты,
Едут крымские кадеты!
Жура-жура-журавель,
Журавушка молодой!

II