Нурали Латыпов - Ислам и мир: восток глазами классиков

• Название: Ислам и мир: восток глазами классиков
• Автор: Нурали Латыпов
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-090140-1

Являясь неотъемлемой частью западной цивилизации и Русского Мира, исламская культура зачастую вызывает страх и непонимание у людей европейских традиций. Меж тем именно эта загадочная и столь сложная для понимания тема объединила гениальных представителей разных национальностей и вероисповедания: Пушкина, Лермонтова, Толстого, Хлебникова, Бунина, Монтескье и Гёте. В попытке найти духовные созвучия в ритмах всемирной истории, авторы «Ислама и мира» обратились к их творчеству и попытались лично осмыслить «исламские духовные ценности». Эта книга дает возможность совершенно разным и, казалось бы, далеким людям посмотреть друг на друга и открыть новые грани взаимопонимания и сотрудничества во имя общего будущего человечества.

---

Исмагил Шангареев

Безусловно. Вот вам два простых примера.

Толстой как никто в русской литературе показал пример, что не надо бояться искать ответы в мире ислама. Сегодня «Всё смешалось в доме Облонских» – как писал великий писатель. Что только не пишут об исламе так называемые политологи и проч. В итоге «Тонны руды и не грамма радия», а всё почему? Нет чистых глаз. Таких глаз, какими смотрел на ислам Лев Толстой.

И ведь понимаете какое дело, он не боялся общаться с исламскими лидерами арабского мира. Так, например, он вёл переписку с Мухаммадом Абдо (1848–1905 гг.), известным реформатором ислама, ставшим с 1899 года главным муфтием Египта. Общение с арабским учёным, носителем языка и традиций давало Толстому более расширенное понимание ислама, открывало духовные смыслы Корана, формировало искреннее восхищение Пророком Мухаммадом. Это ли не пример подлинной толерантности, открытого нежелания делить мир на «своих и чужих».

В этой связи и второй пример. И касается он большой подвижнической деятельности Толстого по широкой популяризации преданий о Пророке Мухаммаде. В 1909 году Львом Николаевичем была составлена небольшая книжка под названием «Изречения Магомета, не вошедшие в Коран. Избраны Л. Н. Толстым». Ряд изречений пророка Мухаммада из этой книги писатель затем включил в сборники «Для души» и «Путь жизни»

Вот как надо формировать духовные скрепы. Словом и делом.

Вот как надо жить, верить и объединять людей вокруг великих духовных истин.

И вот какими были последние слова этого великого человека: «Люблю Истину». Да храни, Аллах, Милостивый и Милосердный, его светлую душу.

Диалог IV. Велимир Хлебников и общеазийское сознание в песнях

Исмагил Шангареев

Для меня Хлебников – прежде всего Гуль-мулла, урус (русский) дервиш, идущий на Восток. Этот путь мы сегодня проследим на основе его биографии и удивительных по своей духовной и историко-временной емкости произведениях – «Труба Гуль-муллы», «Хаджи-Тархан» и третьего паруса (так Хлебников называл главы) сверхповести «Дети выдры», посвященного «Искадер-наме» Низами Ганджеви. Однако, как говорят – смысл Пути во многом объясняет его начало. Известно, что семья Хлебникова в 1898 году переехала в Казань, где он поступил в 3-ю казанскую гимназию. Через пять лет он окончил курс гимназии, осенью 1903 года поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета. Математика становится основой его поэтического видения, расширяет мышление настолько, что мир вокруг него трансформируется в некую систему образов.

Нурали Латыпов

Творчеству Велимира Хлебникове посвящено огромное количество исследований как в России, так и за рубежом. Мы в нашей беседе затронем лишь тему «Хлебников и Восток», в двух её основных измерениях. В евразийском измерении и измерении духовных энергий ислама.

Почему мы намеренно фокусируем внимание читателей на весьма сложном и неоднозначном отражении реальности в поэзии Хлебникова? Думаю, не будет преувеличением сказать, что Хлебников единственный в истории литературы новатор, который с помощью отдельных неологизмов создавал целостные системы образов. Владимир Маяковский писал, что «Хлебников создал целую „периодическую систему слова“. Беря слово с неразвитыми, неведомыми формами, сопоставляя его со словом развитым, он доказывал необходимость и неизбежность появления новых слов».

Известно, что к 1904 году относятся первые литературные опыты Хлебникова, в частности, он предпринял попытку опубликовать пьесу «Елена Гордячкина», послав её в издательство «Знание» Максиму Горькому. Но при этом он уже был «Хлебниковым, который сменил в поэзии пушкинское «доломерие Эвклида» на хлебниковское «доломерие Лобачевского». Неудивительно, что он получил отказ там, где пушкинское «долгомерие Эвклида» считалось единственно возможным. Я имел честь окончить физический и биологический факультеты Ростовского Государственного университета и как нейробиолог очень хорошо понимаю, что пытался создать Хлебников, синтезируя поэзию и физику. Он настолько ушёл в конструирование пространства-времени, что для него не существовало понятие «современник». Время было для него волновым циклическим повторением событий и одновременно неким «динамизированным пространством».

Думаю, нет смысла говорить, насколько далеко от всего этого был Горький. Впрочем, мало кто в те годы, а тем более сегодня, мог бы себе представить, насколько Хлебников не был привязан к настоящему, существуя только в абсолютном пространстве слова и являясь, как он сам писал, «гражданином всей истории».

Исмагил Шангареев

Именно в том, что он «гражданин всей истории», и заключается его исключительная значимость для наших диалогов. Важно понимать, что тема ислама в истории мировой культуры требует именно такого не ограниченного ничем пространства в историческом времени, языке и поэзии. Прорастание его духовного зрения в исламский мир происходило постепенно – Казань, Баку и, наконец, иранский портовой городок Энзели.

«Энзели, – писал Хлебников родным, – встретило меня чудным полднем Италии. Серебряные видения гор голубым призраком стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы… мы бросились осматривать узкие японские улицы Энзели, бани в зелёных изразцах, мечети, круглые башни прежних столетий в зелёном мху и золотые сморщенные яблоки в голубой листве.

Осень золотыми каплями выступила на коже этих золотых солнышек Персии, для которых зелёное дерево служит небом.

Это многоокое золотыми солнцами небо садов подымается над каменной стеной каждого сада, а рядом бродят чадры с чёрными глубокими глазами.

Я бросился к морю слушать его священный говор, я пел, смущая персов, и после 1,5 часа боролся и барахтался с водяными братьями, пока звон зубов не напомнил, что пора одеваться и надеть оболочку человека – эту темницу, где человек заперт от солнца и ветра и моря».

В своих странствиях по Ирану Хлебников чувствовал себя новым человеком – Гуль-муллой, как его почтительно называли мусульмане, для которых русский дервиш казался частью их культуры и традиций. А сам Хлебников, настрадавшийся от вечной бытовой неустроенности, голода и холода, вспоминая те дни, писал:

Я каждый день лежу на песке,
Засыпая на нём.

Нурали Латыпов

Я думаю, что именно его асоциальность, глубокая связь с природой, стали причиной того, что тонкие энергии мира ислама приняли его как урус-дервиша, чье «паломничество не имеет конечной обязательной цели, ибо Мекка – в нём самом».

Его стали называть Гуль-мулла. Сам Хлебников переводит это имя как «Священник цветов».

Гуль-мулла

Гуль-мулла – желанный гость в любом доме, с него не берут денег. В своей поэме «Труба Гуль-муллы» Хлебников пишет:

– Лодка есть,
Товарищ Гуль-мулла! Садись, повезём!
Денег нет? Ничего.
Так повезём! Садись!

Так наперебой говорили киржимы (перевозчики), когда Хлебникову надо было из порта Энзели попасть в Казьян (район, расположенный на берегу).

Я счастье даю? Почему так охотно возят меня?
Нету почетнее в Персии
Быть Гуль-муллой

Хлебникову кажется, что не только люди, но и вся природа здесь признала в нём своего.

Казначеем чернил золотых у весны
В первый день месяца Ай.

Исмагил Шангареев

Читая и перечитывая поэму «Труба Гуль-муллы», отчетливо видишь, что Иран глубоко проник в художественное сознание Хлебникова не просто как локально-пространственное понятие – часть Востока, но как концентрированное выражение природы, культуры, религии. Иран принял его как Гуль-муллу, и он передал в своей поэме лично пережитое и прочувствованное, погрузившись в мир, где

Страна, где все люди Адамы,
Корни наружу небесного рая!
<…>
Где молчаливому месяцу
Дано самое звонкое имя
Ай,
В этой стране я!

Подобное духовное зрение – бесценно. Я как человек отдавший много лет жизни служению Создателю в сане муфтия, могу с полным основанием говорить, что столь глубокая передача красок мусульманского мира, это не просто попытка некого пересказа, но бесконечно сложный процесс пропускания через себя реалий иного мира, поиск внутренних резервов русской души для постижения Востока в том, что для неё узнаваемо, наполнено древними знаками единства, исторического родства. И совершено справедливо Юрий Николаевич Тынянов в предисловии к I тому «Собрания произведений» поэта, говоря о принципах введения реального иранского материала в художественную структуру поэмы, отмечал: «В настоящем издании приводятся комментарии человека, знавшего Хлебникова во время его странствий по Персии, к его поэме «Гуль-Мулла» – и каждый мимолетный образ оказывается точным, только не «пересказанным» литературно, а созданным вновь».