Лука Д'Андреа - Сущность зла

• Название: Сущность зла
• Автор: Лука Д'Андреа
• Жанр: Иностранный детектив

После аварии, произошедшей на съемках, документалист Джереми Сэлинджер жестоко страдает от депрессии. Чтобы побыть вдали от всего и от всех, он со своей семьей едет на родину жены, в Южный Тироль, тихий уголок чудесной альпийской природы. Во время прогулки с дочерью по заповедному ущелью Блеттербах, знаменитому своими окаменелыми ископаемыми монстрами, Джереми случайно слышит обрывок странного разговора. Что же произошло на Блеттербахе в 1985 году и какое отношение имеет к этой давней истории жена Джереми? Он чувствует, что обязан разгадать тайну Блеттербаха, и лишь эта цель удерживает его гибнущий разум на плаву…

Впервые на русском языке!

---

Все это – вплоть до перекуса 15 сентября.

4

Уже несколько дней Майк выглядел усталым. Побледнел, осунулся.

Первая операция в тот день прошла гладко. Погода стояла хорошая, а турист из Милана просто немного струхнул и решил, что вертолет Спасательной службы – что-то вроде такси, на котором можно спуститься в долину. Вторая была точной копией первой, разве что лететь надо было не на Белый Рог, а на Длинный Камень.

Когда Майк вернулся из второго полета, я заметил, что он еле волочит ноги. Поменяв батарейку в камере (наше Первое Правило), он рухнул на стул. Через несколько минут заснул, прижимая «Сони» к груди.

В первом часу дня Моисей, подстегиваемый бурчанием в животах, решил, что настал момент бросить вызов Правилу Перекуса. Тушеное мясо. Картошка. Штрудель. Штруделя мы так и не отведали. А жаль – вид у него был весьма аппетитный.

Тревогу объявили, когда мы только-только начали накладывать еду на тарелки. Майк вскочил, схватил камеру – и упал обратно на стул, ловя воздух ртом.

Кристофу этого хватило, чтобы поставить диагноз и назначить лечение:

– Парацетамол, теплые одеяла, бабушкин бульончик, и баиньки.

Майк замотал головой, попытался подняться:

– Я здоров, нет проблем.

Не успел он поднять камеру, как Моисей схватил его за руку и остановил.

– Ты не летишь. Отправь его, если хочешь. В таком состоянии ты в вертолет не сядешь.

Его – то есть меня.

Сказав это, Моисей повернулся и стал спускаться по лестнице.

Мы с Майком переглянулись.

Я пытался храбриться:

– Давай сюда «Сони», компаньон, мы выиграем «Оскар».

– «Оскара» дают за художественные фильмы, – буркнул Майк. – А мы снимаем для телевидения, Сэлинджер.

Он нехотя вручил мне камеру. Ох и тяжелая.

– Главное, жми на запись.

– Аминь.

Голос Кристофа с лестницы:

– Идешь?

Я пошел.

Мне не доводилось еще летать на ЭК-135. Место, отведенное Майку, было тесней некуда. ЭК – не те колоссы для перевозки грузов, какие показывают в фильмах: это маленький вертолет, подвижный и мощный. Лучшая модель из всех возможных для полета среди доломитовых вершин, но чертовки неудобный для съемки.

Когда Измаил нажал на газ, у меня внутри все перевернулось. Не только из-за стремительного подъема. Я, можно сказать, сдрейфил. Выглянул в иллюминатор, но это не помогло. Увидев, как исчезает база в Понтивесе, я пару раз сглотнул, чтобы побороть тошноту. Манни, спасатель, сидевший рядом, стиснул мне руку. Запястье у него было толще, чем мое предплечье. Жест горца, который означал: спокойно, бояться нечего. Поверьте, это сработало.

Страх исчез, осталось небо. Его гладь.

Боже, какая красота.

Кристоф подмигнул мне, знаком велел надеть наушники.

– Ну как ты, Сэлинджер?

– Великолепно.

Я хотел что-то еще добавить, но тут раздался голос Моисея.

– Спасательная служба Доломитовых Альп вызывает Папу Карло, – заскрипело переговорное устройство, – можете дать дополнительную информацию?

Я начал снимать по-настоящему, надеясь, что из-за малоопытности не напортачу и Майк не покроется нервной сыпью, просматривая изображение.

Он, если входил в раж, мог быть ужасным придирой.

– Говорит Папа Карло. Немецкая туристка на горе Ортлес, – зазвучал искаженный голос из приемника, – провалилась в трещину на высоте три тысячи двести метров. На Шукринне.

– Вас понял, Папа Карло. Будем там через…

– …семь минут, – подсказал Измаил.

– …семь минут. Конец связи.

Моисей поставил на место приемник и повернулся ко мне. Я поднял камеру и сделал хороший крупный план.

– Ты когда-нибудь видел Ортлес? – внезапно спросил он.

– Только на фотографии.

Моисей удовлетворенно кивнул:

– Классная будет операция, убедишься сам.

И развернулся, исключив меня из поля своего внимания.

– Что такое Шукринне? – спросил я Кристофа.

– Вершины Ортлеса можно достигнуть разными путями, – ответил врач с потемневшим лицом. – Проще всего обычным путем по северному склону, хотя подъем нешуточный, нужна тренировка, но ведь на ледник и не сунешься, если ты не подготовлен, правда?

– Как-то раз мы вытащили оттуда парня во вьетнамках, – весело проговорил Измаил, вклинившись в нашу беседу.

– Во вьетнамках?

– На высоте три тысячи метров, – подмигнул он, – люди ведут себя странно, разве нет?

Я не мог не согласиться.

Кристоф объяснял дальше.

– Шукринне – самый скверный путь. Скалы хрупкие, некоторые – под углом в пятьдесят пять градусов, а что до льда… никогда не знаешь, чего от него ожидать. Гиблое место даже для самых опытных альпинистов. Папа Карло сказал, что туристка провалилась в трещину – дело плохо.

– Почему?

– Потому, что она могла сломать ногу. Или обе ноги. Может, и кости таза. Удариться головой. В трещине ледника дно скверное, покрыто водой. Будто… – Кристоф задумался, подыскивая сравнение. – Будто попадаешь в бокал с гранитой[17].

– Вот уж позабавимся, в самом деле, – заметил Измаил, улыбаясь в камеру своей неподражаемой улыбкой: то ли потерявшийся щенок, то ли дерзкий мальчишка.

Еще одно правило спасателей. Трудностей не бывает. Никогда. Ибо, как говорит Моисей Плонер, «трудно только то, чего не умеешь делать». Иными словами: если тебе трудно, оставайся дома.

Я подумал, что туристке из Германии было бы не вредно последовать правилу Моисея. Мне и в голову не пришло, что для меня тоже писано это проклятое правило.

Через семь минут ЭК-135 барражировал над белым склоном Ортлеса. До того дня я ни разу не видел ледника, и он показался мне великолепным.

Через короткое время все изменится.

Моисей распахнул дверцу, и меня настиг порыв ледяного ветра.

– Вот она.

Я попытался поймать в объектив точку, на которую показывал начальник Спасательной службы Доломитовых Альп.

– Видишь трещину? Туристка там.

Я не мог понять, почему Моисей так уверен, что это та самая трещина. В том направлении их виднелось по меньшей мере три или четыре.

ЭК-135 вибрировал, будто миксер. Вертолет опустился на несколько сотен метров, когда в объектив «Сони» попали знаки, которые сразу разглядел Моисей. Цепочка следов на снегу, внезапно оборвавшаяся.

ЭК-135 завис.

– Ребята, мы не приземляемся: никак невозможно, – заявил Измаил.

Я застыл, разинув рот.

Измаил был не просто пилотом. Он был святым покровителем всех пилотов, когда-либо садившихся за штурвал вертолета. На кадрах, отснятых Майком, я видел, как он приземлялся («парковался», как он любил говорить) на вершинах величиной с яблоко; седлал воздушные течения, с какими не справился бы и Красный Барон[18], и проводил ЭК-135 так близко от стены, что казалось, будто лопасти переломаются с минуты на минуту. И никогда не терял этого своего вида ленивого мальчика Фитиля из сказки про Пиноккио. А теперь этот самый Измаил был явно обеспокоен.

О-хо-хо.

– Манни? Слезешь по трапу. Заберешь ее и сразу поднимешь наверх. Никто больше не высаживается. Слишком, шут его бери, тепло. И ветер…

Я ничего не понимал. Мы над ледником, так? Ледник – холодный, разве нет? Что за чертовщина, что это значит: «слишком, шут его дери, тепло»? И при чем тут ветер?

Не время задавать вопросы. Манни уже крепил трап.

Я смотрел, как он это делает, и сердце у меня вдруг забилось сильней, кровь закипела, желание вспыхнуло, как порох. И вот, пока ЭК-135 стрекотал между двумя утесами над трещиной в леднике, у меня вырвались слова, изменившие течение всей моей жизни.

– Можно мне спуститься с тобой?

Манни, уже стоя на полозьях и крепко сжимая трап правой рукой в кожаной перчатке, кивнул в сторону Моисея.

– В чем дело?

– Можно, я спущусь вместе с Манни? Хочу все заснять.

– Мы не сможем вытащить всех троих, – заметил Измаил. – Сильный ветер. И температура…

К черту температуру.

Все к черту. Я хотел спуститься.

– Я могу подождать внизу. Манни поднимет туристку и вернется за мной.

Просто, разве нет?

Моисей заколебался. Манни сказал с улыбкой:

– По-моему, ничего страшного.

Моисей окинул меня взглядом.

– O’кей, – сказал неохотно. – Но поторопись.

Я поднялся со своего места (уже не с места Майка, а с моего места), Кристоф передал мне страховку, я ее приладил и прикрепился к Манни. Мы шагнули за дверцу, встали на полозья. Кристоф показал мне большой палец. Манни стукнул по каске.

Три, два, один.

Пустота поглотила нас.

Мне было страшно. Мне не было страшно. Я был в ужасе. Я не был в ужасе.

Определенно я никогда еще не чувствовал себя настолько живым.

– Десять метров, – отчетливо произнес Манни.

Я поглядел вниз.

В трещине было слишком темно, ничего не разглядеть. Я направил камеру и продолжал снимать.

– Один метр.

Манни уперся ногами в гребень ледника.

– Стоп.

Трап перестал опускаться.

Манни включил фонарь, прикрепленный на каске. Пучок света пронизал полумглу. Мы сразу ее обнаружили. Женщину, одетую в оранжевую фосфоресцирующую куртку. Она привалилась к ледяной стене. Подняла руку.