Геннадий Авласенко - Пещера

• Название: Пещера
• Автор: Геннадий Авласенко
• Жанр: Попаданцы
• Год: 2017

В основе романа – т. н. петля времени. Группа молодых людей из настоящего (под которым в романе подразумеваются 80-е годы ХХ ст.) неожиданно оказывается в далёком прошлом. Шансов выжить в первобытном лесу с его саблезубыми чудовищами и людоедами-неандертальцами практически нет… А тут ещё оказывается, что молодые люди невольно стали участниками экспериментов со временем, проводимых их далёкими потомками из будущего…

---

Надо, надо умываться, по утрам и вечерам!

Насвистывая какую-то бравурно-весёлую мелодию и немилосердно при этом фальшивя, человек-огурчик пулей вылетел из ванной и в чём мать родила помчался разнузданно-разудалым верблюжьим галопом по направлению к родительской спальне. Но уже не спать, разумеется, одеваться. Влетел туда человек-огурчик и… застыл на пороге, остолбенело разинув рот.

Перед зеркалом у окна стояла спиной ко мне стройная и совершенно обнажённая девушка. Её пышные, светло-золотистые волосы, небрежно разбросанные по плечам, ещё чётче подчёркивали почти шоколадный загар безукоризненно изящного тела, загар, прерываемый лишь двумя более светлыми полосками в местах обычно прикрываемых лифчиком и трусиками. Девушка стояла у окна и сосредоточенно рассматривала себя в зеркало, я же (как уже было упомянуто выше) остолбенело застыл у порога с выпученными на манер лягушки глазами и до предела отвисшей нижней челюстью.

Скорее всего, она увидела моё отраженье в зеркале, потому что, прежде чем повернуться ко мне, девушка протянула руку к, лежащему на пуфике, халату, одним неуловимо-быстрым движением завернулась в него. Лишь после всего этого она соизволила обернуться и посмотреть в мою сторону.

Я судорожно сглотнул, плотно сдвинул челюсти и вдруг вспомнил, что и я, в сущности, тоже не одет совершенно. Вспомнив об этом, я машинально попятился и, совсем не изящно, сел, минуя стул, прямо на ковёр. При этом я ещё и ухитрился опрокинуть на себя целую уйму отцовских книг (чёрт бы побрал эти толстенные фолианты с превеликим множеством острых углов в каждом!). Так мы и смотрели некоторое время друг на друга: она, красивая и удивительно свежая даже после сна, и я, наверное, здорово «припухший» после вчерашнего своего «отмечания», с мокрыми спутанными волосами, картинно обрамлявшими, обросшую суточной щетиной, исключительно несимпатичную физиономию, да ещё и одетый в более чем лёгкую «одежду» из многоцветных книжных томов. В общем, чучело-чучелом, и притом, гороховое!

Девушка вдруг улыбнулась и подошла ко мне вплотную, а я, при её приближении, лихорадочно шаря вокруг рукой, нащупал и натянул на себя ещё несколько книг пообъёмнее.

– Где у тебя душ? – спросила она, и голос девушки, чистый и звонкий, привёл меня в ещё большее смятение. Она была так неправдоподобно красива, что я даже начал подозревать, что, в сущности, ещё сплю. И в то же время отлично понимал, что никакой это не сон, а самая, что ни на есть, суровая действительность.

– Там, прямо по коридору, – хрипло выдавил я, от всей души проклиная себя за то неизящное положение, в которое сам же себя и поставил, вернее, посадил. – Прямо и налево, то есть, направо! В общем, иди прямо по коридору, потом…

– Спасибо! – Девушка вновь улыбнулась. – Я найду!

Она подошла к кровати, тихо, не торопясь, подобрала, разбросанную в беспорядке прямо по ковру, одежду (и как это я, остолоп, умудрился не заметить этой одежды?!), потом девушка, искоса взглянув в мою сторону и в третий раз мне улыбнувшись, быстро скинула с плеч халат. Ещё мгновение, и она уже вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь. Тут только я перевёл дух. Надо ж, ситуация!

Одевался я живо, как солдат-первогодок. Потом сразу же врубил отцовскую электробритву и за то короткое время, пока она, упрямо жужжа, вела героическую борьбу с возмужавшей суточной щетиной, попытался хоть немного просушить мокрые волосы, отчаянно лохматя их маминой массажной щёткой то в одну, то в другую сторону.

Чисто выбрившись (слава немецкой электротехнике!), я, посредством двух зеркал, подверг самому тщательному и критическому осмотру свою собственную физиономию, подверг и пришёл к выводу, что, хоть следы вчерашнего возлияния оказали на неё некоторое пагубное воздействие, но, как говориться, могло быть и хуже.

После этого я слегка успокоился и, приводя в порядок кровать, ещё хранившую в своих недрах тепло этой, незнакомой мне девушки, постарался вспомнить хоть что-либо из дальнейшей вчерашней своей эпопеи, в слабой надежде пролить воспоминанием сим хоть капельку света на…

Ну, в общем, ясно на что!

Люся? Таня?

Таня? Люся?

Да нет же, нет! Не подходит, ну не подходит совершенно, ни та, ни другая! У обоих были (хорошо помню, молодец!) короткие такие стрижки, что-то, типа «а ля тифозник»… да и сами волосы куда темнее были и у той, и у другой. Да и не идут они обе ни в какое сравнение с этой! «Крокодилы» они, если честно, в сравнении с ней! И где это я только её смог подцепить вчера?

Мне вдруг пришло в голову, что я ведь, в сущности, спал с ней на одной кроватке, пусть даже и двуспальной.

Спал? Или всё же…

Чёрт! У меня даже голова закружилась, и так тягуче-сладко заныло под ложечкой. Честно говоря, как-то даже не ожидал от себя подобной прыти! И неужели у нас с ней ночью что-то такое было?

А впрочем…

Было там или не было, но если ты об этом не помнишь совершенно, то какая, к чёрту, разница! А хорош же я был, наверное, вчера?

Представив себе себя вчерашнего, я вновь потускнел и, повесив нос, уныло поплёлся в свою собственную комнатёнку, которая тоже изрядно удивила меня уже при самом первом, беглом осмотре.

А я то грешным делом надеялся, что вчера, приволокшись неизвестно откуда, неизвестно когда и неизвестно с кем, сюда и не заглядывал. Оказывается, и ещё как заглядывал!

Из стихов Волкова Александра

Бродил застывшею рекою,
где лёд прозрачнее стекла.
Срывал озябшею рукою
с рябины капельки тепла.
Они горчили на губах…
А мне казалось: лес пропах
от кроны до корней рябиной…
Она хрустела на зубах,
она горчила на губах,
как поцелуи нелюбимой…

* * *

Специалисты считают, что всякая, мало-мальски уважающая себя система должна, даже нет, не должна, а прямо-таки обязана стремиться к максимуму беспорядка. Вот обязана и всё тут! Иначе никакая она и не система вовсе!

Я смутно знаком с энтальпией и энтропией (не мой хлеб), но по отношению к бытовым условиям существования, специалисты безусловно правы. Вот за это я их и уважаю, специалистов.

Ещё специалисты утверждают, что самого максимума достигнуть всё-таки невозможно (приблизиться можно, а остальное – ни-ни!), и вот тут-то они ошибаются. Ещё как возможно!

Наверное, нет правил без исключения.

Моя комнатёнка, к примеру, уже никуда и ни к чему не стремилась. Как говорится, полный и законченный кавардак.

Особенно поражал меня своим неприглядным видом мой старый добрый письменный стол, за коим не далее как вчера мы с Виктором свет Андреевичем, культурно беседуя, пили сначала шампанское, а затем и коньячок, закусывая всё это лимончиком и импортными конфетками типа «Ассорти». Теперь же на бедном многострадальном моём столе чего только не было!

Кроме обрывков газет, пустых консервных банок из-под кильки в томате и залежалых сардинок в масленой заливке, а также превеликого множества дешёвых сигаретных окурков, возвышалось аж четыре порожние посудины из-под популярного креплённого винца, именуемого в народе ласково «чернильцем» (бр-р-р! гадость редкостная!).

Стол, выделяясь особо, как-то оттенял, затушёвывал великолепное безобразие царившее буквально по всей комнате (что, впрочем, не делало безобразие сие хоть чуточку менее безобразным). Чрезвычайно усиливал впечатление и незримо витавший в комнате крепчайший дух табачного дыма, винного перегара и ещё чего-то неопределённого.

В общем и целом, комнатка моя ситуацию не прояснила. Наоборот, скорее…

В ванной вдруг зашумела-заплескалась вода, и я, вспомнив о прекрасной своей незнакомке, представил себе, как мы с ней лихо оприходуем на пару четыре баночки этой чернильной гадости, активно закусывая её (гадость, то есть) подержанной килечкой и сардинками такой же консистенции. Да, ещё мы вдвоём выкуриваем при этом чёртову уйму самых дешёвых сигарет. Потом встаём, шатаясь, и, продолжая пошатываться, неторопливо шествуем в спаленку.

Нет, нет и нет! Что-то тут не то! Не вяжется, ну, не вяжется совершенно эта прекрасная (а так оно и есть) девушка со всем этим (глаза б мои на него не смотрели!) безобразием на столе и, вообще, в комнате! Не могу в это поверить!

Но стол – вот он, стол! И комнатка моя… вот она, вся как на ладони, комнатка…

Рассматривая печальным взором наглядное подтверждение отрицательного влияния алкоголя на организм и окружающую его среду, я вдруг, совершенно неожиданно для себя, сделал новое, важное и поистине ошеломившее меня открытие.

В правом углу дивана, из-под целой кипы простынь, газет и всякого другого барахла, торчали чьи-то ноги в обтрёпанных рыжих ботинках.

Вот это да!

Я обессилено прислонился к дверному косяку и вытер тыльной стороной ладони внезапно вспотевший лоб.

Так, постараемся рассуждать логически. Витька мне звонил, значит…

А не многовато ли для одного утречка?!

Я затравленно зыркнул в сторону ванной, потом вновь уставился на эти, невесть откуда взявшиеся ноги.