Павел Троицкий - Батюшка и другие портреты

• Название: Батюшка и другие портреты
• Автор: Павел Троицкий
• Жанр: Короткие истории

Эта книга – опыт многолетних наблюдений за церковной жизнью. Автор имел возможность хорошо с ней познакомиться, и ему попадались: подвижники и чудаки, простые люди и заносчивые батюшки, кающиеся грешники и нагловатые обманщики, хорошие артисты и простодушные труженики. В результате сложилась такая вот портретная галерея. Она еще не закончена, не закрыта, и добавляются все новые картины. Книга написана с надеждой, что подвижников и верующих людей станет больше, а пена уйдет и унесет грязь.

---

Затем семинария, академия. Знакомство с владыкой Никифором. Это, пожалуй, самое светлое, что было в его жизни. Жалеет он об одном: владыка направил его учиться в папский институт, но мать – умная, но простая женщина, – услышав про это, только чуть вскрикнула и всплеснула руками. Она, конечно, думала о том, что там из православных делают униатов, но не подумала о том, что там дают прекрасное образование. В результате он съездил туда, посмотрел и вернулся обратно. Владыка ничего не сказал и внешне относился к нему всё так же, но о. Дионисий, тогда просто Денис, понял, что тот на нём поставил крест. Но долго об этом раздумывать не пришлось, потому что вскоре он женился. Его рукоположили и направили в один из самых лучших храмов.

«Надо пойти немного прогуляться», – неожиданно сказал сам себе о. Дионисий. Все удивлённо посмотрели на него. Всем было прекрасно известно, что о. Дионисий может просидеть с ними хоть 3-4 часа, не вставая, и вести поучительную и очень полезную для души беседу. «Я на десять минут, всего на десять минут», – сказал он, жестом как бы усаживая обратно начавшего уже привставать Бориса Мироновича. Он сам не знал, зачем захотел выйти на улицу. Была уже осень… Прекрасная глубокая осень, когда землю покрывает жёлтая чешуя умерших листьев…

«Покрывает, только не у нас», – с насмешкой добавил про себя настоятель. Постояв несколько минут, он вошёл в соседнюю дверь, где была общая трапезная. Надо посмотреть, как там у них насчёт порядка, да и просто припугнуть. Разговор шёл гораздо оживлённее, чем там, в палате избранных. Лукерья Владимировна чокалась с Тамарой Петровной бокалом, в котором плескалась какая-то фиолетовая жидкость.«Надо Валериану Олеговичу по шее дать за такую дрянь», – мелькнуло в голове у о.Дионисия. Он с гордостью вспомнил, как неожиданно зайдя в общую трапезу, обнаружил на столе обрезанный помидор. Взял другой – тоже обрезанный. И все такие. Он брал их один за другим и бросал в угол трапезной, а старуха трапезница сначала верещала, а затем не своим голосом стала вопить Иисусову молитву, почему– то прикрывая лицо фартуком. О. Дионисий строго смотрел на застывшие лица сидевших за столом и хотел сказать, что он не допустит у себя никакого непорядка. Но ничего не мог сказать из-за переполнявшего его праведного гнева. Это было очень полезно. Он потом проверял столы: всё было нормально, а старуха, пожалевшая подпорченные помидоры, потом покаялась и с благодарностью трудилась дальше на приходе, правда на другой должности. Воспитывать надо народ-то. Вот теперь он стоял поодаль, и никто его не замечал. Плотник и на все руки умелец Сергей Михайлович пересказывал певчему Никитке эпизод из кинофильма «Семнадцать мгновений весны».

«Он-то, этот генерал, с вечера пьян был и Гитлера со всей его властью костерил и откровенничал с Штирлицем, а наутро идёт такой гордый и говорит, что всех своих противников ради фюрера разотрёт в порошок. Вот такие двуличные люди. И у нас таких полно. Разве с такими людьми навоюешь что-нибудь…» О.Дионисий уже стал с присущей ему плавностью поворачиваться, чтобы уйти, как его заметила Лукерья Владимировна и радостно закричала: «Что же Вы стоите, о.Дионисий, проходите, садитесь!» Все сразу почтительно вскочили. «Приучил всё– таки людей уважать священников», – удовлетворённо заметил о. Дионисий. И сказал сначала мягко: «Сидите, сидите», – а потом уже, видя, что не все повинуются, протяжно и строго: «С-и-д-и-т-е…» А затем снова мягко, увещевательно: «Нельзя уважаемых людей надолго оставлять одних». И вышел. Почему-то у него поднялась волна неприязни против храмового умельца Сергея Михайловича. О.Дионисий сам этого понять не мог. Ничего особенного тот не говорил, начальство не осуждал. Но говорил чересчур назидательно. Да и какое ему дело до этого генерала. Так и в наши дела начнёт нос совать и всех осуждать. Надо будет намекнуть Валериану Олеговичу, чтобы потихоньку присмотрел ему замену. И о.Дионисий остался доволен своей мудростью и особенно духовным чутьём. Болезнь нельзя запускать, болезнь надо предупреждать – в этом главная задача настоятеля, а то распусти чуть-чуть этот народ– сразу начнётся смута. И удовлетворённый своими мыслями о.Дионисий вернулся обратно за стол.

Он вышел и не услышал, как Лукерья Владимировна стала радостно говорить Тамаре Петровне, как батюшка много для неё сделал и, в особенности, для ее сына. Кем бы он был – бессловесным идиотом? А здесь, в храме, происходило непостяжимое превращение его из подобия человека в собственно человека. Конечно, Лукерья Владимировна объяснялась значительно проще, но позволим слегка поправить её речь. Тамара Петровна вспомнила, как о.Дионисий много молился, когда её муж умирал от рака; как дал потом дал ей денег на похороны. А на что было тогда хоронить: всё накопленное на могилку, за советское время уничтожила перестройка в самом начале. А то, что ещё оставалась, добил последующий дефолт. Тамаре Петровна никак не могла запомнить это название, но и так всем было понятно. Тамара Петровна, не лукавя, сказала, что батюшка – это самое дорогое, что у неё осталось в жизни. А Сергей Михайлович вспомнил, каким батюшка выходил из храма после субботней вечерней исповеди в те времена, когда храм ещё только открылся. Бледный, едва переступает, а на утро ещё служить. И все замолчали, потому что любили батюшку и восхищались им.

«Молодец, Ирина Петровна, – отметил о.Дионисий, присаживаясь за стол, – Просчитала ситуацию». Дело в том, что о.Дионисий имел обыкновение удаляться потихоньку средь шумного бала и при закрытых дверях храма незаметно совершать вечерню. Это подчёркивало его неотмирность. Ирина Петровна угадывала это движение батюшки и устремлялась вслед за ним, доставала ноты и тихо подпевала своему пастырю и наставнику. Собственно, Ирина Петровна была единственным человеком, на кого можно было полностью и с уверенностью положиться. О.Дионисий не мог припомнить случая, чтобы Ирина Петровна что-то сделала не так и не вовремя. Она всё знала, всё умела, всюду появлялась в нужное время и, главное, обладала редким талантом угадывать, что желает настоятель в данную минуту. Смирения ради, о.Дионисий частенько поругивал Ирину Петровну, при этом она опускала долу свои большие синие глаза и грустила. Ирина Петровна была, как говорится, томная женщина, вдова 36 лет, пару лет назад по благословению духовника покинувшая своего ужасного мужа. Воспитание единственной дочери Наталии полностью контролировалось о.Дионисием. И вот сейчас каким-то неведомым чутьём Ирина Петровна знала, что о.Дионисий отправился не на служение вечерни, а по иным вопросам и осталась за столом, дабы интересной беседой по возможности заменить отсутствующего о.Дионисия.

Разговор шёл о Святой Горе Афон, куда о.Игорь заехал, путешествуя по Греции этим летом. Он пробыл там три дня и многое видел. Теперь он рассказывал спонсорам, что на Святой Горе даже птичка гнездо не вьёт, и службы ежедневно длятся по 12 часов. Правда, ввиду кратковременности пребывания в этом святом месте, о.Игорь так ни на одной и не успел побывать, но говорил об этих службах очень уверенно. Но он многие монастыри посетил, путешествуя на монастырской машине. Он привёз дары от своей тёщи, в том числе хорошую писаную икону преподобного Силуана. И игумен был ему очень благодарен. Борис Миронович, заинтересовавшись, предложил следующим летом совершить общее паломничество на Афон, причём основную часть расходов брал на себя. Это очень понравилось о.Дионисию: хорошо проехаться по Греции, да и в русском монастыре побывать не мешает. Он же своим возрождением обязан владыке Никифору. У того было больное сердце, и очень крепко его прихватило на Афоне. Он думал уже, что умрёт, помолился великомученику и обещал помочь его обители, если прекратится этот страшный приступ. Приступ прекратился, и владыка много потом помогал монастырю и очень любил его.

«Хотя есть ещё один возможный источник слухов – диакон Александр», – вернулся к своим мыслям о.Дионисий, предоставив развиваться беседе по намеченному им руслу… При взгляде, который он невольно бросил на этого клирика о.Дионисий почувствовал сильное отвращение. Тяжела служба настоятеля, как много искушений! Большой, неуклюжий, с неопрятной бородой и длинными волосами, собранными сзади в нелепую косичку, он вызывал целую гамму отрицательных чувств высококультурного человека. И вот сейчас он, видимо, изрядно принял и тупо смотрел на стол, не принимая участия в общем разговоре. А если бы и принимал, то что бы он мог сказать умного? Избавиться от него было мечтой о.Дионисия. Вроде бы, что может быть проще, чем избавиться от диакона: не плати ему – он сам уйдёт по гнусному корыстолюбию. Пойдёт к епископу, станет ныть, да прослывёт стяжателем на всю оставшуюся жизнь. И, конечно уж, его наоборот зашлют на самый бедный приход. Он-то, дурак, этого не знает! Но, к сожалению, обладает неплохим голосом, хотя, в сущности, и ничего особенного, и довольно музыкален. Нот по невежеству своему не знает. Словом, одно недоразумение. Но самое страшное, что он, как о.Дионисию достоверно сообщили верные друзья, часто заходил к епархиальному секретарю всесильному… и по часу, а то и более, беседовал с ним. И совершенно неизвестно, о чём они говорили. Ясно, что он и «стучит»: о чём можно говорить с епархиальным секретарём: В знак особого презрения о.Дионисий, сославшись на больное горло, давал иногда дьякону читать патриаршие послания. Пусть уж лучше он читает сочинения ОВЦ-ешников, всё равно, не заметит всех глупостей и стилистических погрешностей. Язык сломаешь всё это читать, пусть этот тупица с гордостью и гремит на весь храм о борьбе с водородной бомбой или терроризмом… или, что там на очереди.