Лариса Малмыгина - Затерянные в параллелях

• Название: Затерянные в параллелях
• Автор: Лариса Малмыгина
• Жанр: Современные любовные романы

Герои фантастических и мистических мини-повестей, помещённых в сборник, попадают в удивительные и порою опасные ситуации, из которых, кажется, нет выхода. Но выход обязательно находится. Для всех ли?

---

– Новенькая? – цепко схватил меня за локоть худощавый усатый мужик лет сорока в гимнастерке старого образца и галифе. – Аркаша, познакомь!

– Она не новенькая, она пришлая, – резко ответил военному Аркадий. В его голосе прозвучала сталь.

– Ааааа, понятно, залетная птичка, – хихикнул усатик и, круто развернувшись, направился к компании невысоких, широких в кости, женщин в старомодных крепдешиновых платьях с накладными плечиками.

Те стояли возле гастронома и в упор рассматривали мою высокую фигуру современного астенического склада.

– Ревнуют, – оповестил пространство мужик и, вонзившись в кольцо крепдешина, обнял две крепких талии.

Чайковский сдал позиции, на смену ему любимейшая «Катюша» весело полетела под сгустившимися тучами.

– Иииих! – послышалось сзади.

– Пляшут? – расслышав цокот каблучков, удивилась я.

– Не задавайте вопросов, – мягко попросил торговец одуванчиками. – И быстрее передвигайте ножками! Выключите органы чувств, подчините воле эмоции, только молчите и не вступайте в контакты ни с кем кроме меня.

«Странно себя ведут аборигены, – меж тем озадаченно размышляла я. – Такое впечатление, что исключительно все высыпали на улицы. И чему они так радуются? После работы женщины обычно спешат домой, чтобы приготовить ужин и накормить семью, а мужчины погреться в тепле семейного очага и позаниматься детьми. Стоп! В Троицке я не видела ни одного ребенка! И что-то не верится, что туземцы устали. Чем они занимались днем»?

Мы топали по проспекту Маяковского в сторону парикмахерской «Эльжбета», то есть в сторону кладбища. Возле одного из домов на лавочке сидел безногий мужчина и самозабвенно покачивая подбородком растягивал меха гармошки.

«Мой милёнок как теленок,

Только веники вязать!

Проводил меня до дому,

Не сумел поцеловать!

Иииих»!

Данную абракадабру, притоптывая белыми тряпичными туфельками, распевала плотно сложенная круглолицая баба. Таких я видела в фильмах сороковых годов. Жаль, не могу эти фильмы вспомнить. Да и что я могу сейчас вспомнить?

– Вот и пришли, – произнес кто-то над моим ухом.

Я вздрогнула и увидела обеспокоенные синие, в опушке пушистых ресниц, глаза Аркадия. Почему так тревожно стало на душе? Почему задрожали ноги в коленках?

– Прошу, – галантно пропуская вперед, распахнул легкую, не бронированную дверь Феоктистов.

Окрашенный в голубой цвет, отлично освещенный подъезд поразил чистотой и пустотой. Казалось, ни одна живая душа не может проживать в этом мертвом месте. Но душа проживала. И она стояла рядом со мной. Мы сели в лифт, и я ощутила плечом плечо спутника. Сердце встрепенулось и начало выделывать акробатические па. Вышли на пятом этаже и направились вправо. И снова простая деревянная дверь встретила нас советским непритязательным звонком. Аркадий позвонил, и я с облегчением подумала, что в доме кто-то есть. Значит, не будет приставаний и ночи, наполненной недозволенной страстью. Или не с облегчением?

В проеме двери переминалась с ноги на ногу пожилая светловолосая, голубоглазая дама, она внимательно рассматривала меня и улыбалась. Кровь бросилась мне в лицо, ибо эта дама показалась знакомой. Именно её портрет я видела несколько часов назад там, на кладбище Александровска. Дай Бог, чтобы я ошиблась!

Глава 4

– Вы? – дама в байковом халатике и ярком, с рюшами, переднике, кажется, удивилась, но спрятала удивление под пышными, как у Аркадия, ресницами. – Проходите, проходите!

– Вы, – поняла я.

Сомнений быть не могло: передо мной стояла покойница. Это она с укоризной смотрела на меня, когда я облокотилась на ее памятник.

Женщина посторонилась, прижавшись к стенке, а я, чувствуя, что схожу с ума, сделала глубокий выдох и протиснулась в длинный, узкий коридор, обклеенный обоями под красный кирпич. По левую руку находилась небольшая прямоугольная комнатка, прямо – зал, через зал спальня. Типичная советская трёшка семидесятых годов, тогда такая квартирка считалась улучшенной планировкой. По сравнению с хрущёбой так и было, но только по сравнению.

Мебель тоже была советской – полированной. Когда-то полировкой гордились, заботливо натирали ее мягкой тряпочкой, смоченной специальным составом, огорчались, если дети оставляли на блестящих боках «обстановки» отпечатки пальцев. Щербатый дощатый пол покрывали красные войлочные паласы, на стенах висели синтетические ковры. В углу зала пристроилась тумбочка с черно-белым телевизором из прошлого века. Телевизор занавесили связанной на крючке белой салфеткой. Тусклый свет лился из простенькой люстры, снабженной четырьмя лампами накаливания.

– Садитесь, – приказал Аркадий и придвинул мне жесткое кресло с высокой изогнутой спинкой.

Я машинально повиновалась.

– Прасковья Фатеевна, – представилась хозяйка дома и натянуто улыбнулась.

– Кристина, – пролепетала я.

В гостях у покойницы бывать не приходилось. Ну, ежели Прасковья – мертвая, то и Аркадий….

От этой мысли бросило в пот. Говорят, в моем возрасте потеют от начинающейся дисфункции яичников, но в этот раз яичники отдыхали в стороне и с изумлением смотрели на свою потерянную и потерявшуюся хозяйку.

– Хотите чаю? – поинтересовалась дама и, не дожидаясь ответа, двинулась на кухню.

Аркадий удалился тоже, а я, огромным усилием воли взяв себя в руки, стала раскладывать по полочкам ситуацию, в которую попала:

«Спокойно, Кристина, спокойно! Итак, ты потеряла мужа и находишься в городе мертвых, да они не особенно отрицают свою смерть. Но у жмуриков такая же плоть, как у тебя. У них даже есть души, иначе…. Иначе»…

Голова закружилась, я растерялась, так как не знала, как успешно продолжить сеанс самовнушения, но в слабо-утешительные мысли вторгнулся Феоктистов.

– Скучаете? – Аркадий тяжело сел на диван-кровать, – была такая мебель, – и водрузил на журнальный столик пузатый фарфоровый чайник в синий горошек. – Настоящий цейлонский чай! – с гордостью провозгласил он. – А это сгущенка.

Баночка любимого в детстве лакомства примостилась рядом с дефицитным когда-то напитком.

– Включить телевизор? – спросил хозяин дома и, не дожидаясь ответа, направился к тумбочке с черно-белым ящиком.

После нажатия кнопок на экране возник дорогой Леонид Ильич. Опустив глаза к шпаргалке, он что-то говорил, но я не могла сосредоточиться на его речи, так как, наконец, всё поняла. И этому озарению была рада настолько, что повеселела. Не в мертвый мир я попала, а всего-навсего в параллельный, то есть в прошлое. А потому не надо бояться жителей Троицка! Только вот Мишка…. Как мне его найти? И как попасть домой?

– Этот тортик я испекла как раз к вашему приходу, – проявилась в дверях Прасковья Фатеевна. – Кстати, очень простой рецепт, я могу его надиктовать. Хотите?

– Не люблю печь торты, покупаю их в магазине, – бестактно ляпнула я, но женщина не обиделась.

– Попробуйте конфетку, – протянула она хрустальную вазочку с белыми шариками величиной с грецкий орех. – Я их сделала из детского молока!

– Какого молока? – не поняла я.

– Детского, – удивилась моей бестолковости хозяюшка. – В магазин завезли сухое детское молоко, вот я и затарилась на несколько месяцев.

Я сглотнула слюну, но притронуться к еде не решилась. А вдруг, выпив глоток чаю и заев его самодельным драже, останусь в прошлом навсегда?

Парочка из Советского Союза сдаваться не собиралась, она шустро накрывала на стол. В тарелочке с голубой каёмочкой уже лежала лоснящаяся от жирка копченая колбаска и она удивительно вкусно пахла, твердый сыр выглядел бледнее, но чувствовалось, что он настоящий, без пальмового масла, а хлеб благоухал так, что закружилась голова. Больше сил терпеть искушение не было, и я набросилась на деликатесы, про которые не раз слышала от родителей.

– Разве не помнишь, как было вкусно? – обычно говорила мама, брезгливо откусывая кусочек нынешнего российского провианта. – Всё делалось по ГОСТу, и на страже здоровья советских людей стояли медицина и санэпидстанция!

– И сейчас делают по ГОСТу, – парировала я, но спор неизменно проигрывала. Ну, не помнила я кулинарных изысков прошлого, так как жила не для того, чтобы есть. Молодость диктовала свои приоритеты.

Пища таяла нектаром во рту, чай обжигал особой свежестью, я и не подозревала, что она такой бывает. Незаметно я съела и кусочек вкуснейшего торта, он назывался «Птичье молоко» и состоял из толстого бисквита с охлажденной манной кашей сверху.

– Знаете, а я ведь видела ваше фото на памятнике на кладбище, – насытившись, откинулась я на спинку кресла,

– Моё? – удивилась Прасковья Фатеевна. – И прочитали имя, фамилию усопшей?

– Не успела, – призналась я и подивилась растерянному взгляду оппонентки.