Сергей Тюленев - Бытовая космогония. Ученые записки Ивана Петровича Сидорова, доктора наук

• Название: Бытовая космогония. Ученые записки Ивана Петровича Сидорова, доктора наук
• Автор: Сергей Тюленев
• Жанр: Русское современное

«Бытовая космогония» расскажет пытливому читателю обо всем и практически все, по крайней мере самое важное. Здесь показано зарождение и смерть нашей Вселенной, появление и развитие жизни на Земле во всем ее многообразии (оценивать которое, однако, следует лишь читателю категории «18+»! ). Жизнь самого автора, Ивана Петровича Сидорова, проходит у нас перед глазами, оставляя след, который не сотрет ни время, ни забвение, ни смерть!

---

А если так, то напрашивается вывод: семья никак не эукариот. Семья – безъядерная форма жизни в том смысле, что семья есть семья не потому, что в ней есть ядро (которое, конечно, может быть, но оно факультативно и, потом, не всегда «эу», см. выше), а потому что существует или искусственно создается объединение нескольких человек, которые объявляются семьей. Иными словами, семья – социальный конструкт. Это подтверждается и типами допускаемого состава семьи: вот муж с тремя женами, вот вам жена с тремя мужьями, вот один муж и одна жена, вот два – друг другу – мужа, вот две – друг дружке – жены, вот зоофильствующая пара – Медведь и Маша10, вот пара мифическая – Зевс и Гера… Зарегистрирована в истории даже попытка сожительства одной жены с семью человекоподобными мужьями. Имеются в виду Белоснежка и цверги, в русскоязычной культуре больше известные как гномы. Конечно, и ребенку известно, что семьей они так и не стали, хотя гномы и предлагали свои минисердечки и миниручки, но Белоснежка как-то не загорелась, то ли размером сердцерукопредлагатели не вышли в ее субъективных, как говорится, глазах, то ли профессия их – шахтерство, горнячество, по сути, – ее не прельстила (другое дело – принц!), то ли еще что… (Оставим более подробный психофизиологический анализ, который, кстати, до сих пор не был предпринят, сексологам, психоаналитикам, антропологам и зоологам.)

Итак, подводим итоги:

– психологическое доминирование, наличествующее в некоторых семьях, не может быть признано за видообразующий признак, хотя бы уже потому, что не является универсальным. Это не более чем псевдоядро, как какая-нибудь ложноножка или другие подобные органы, рассчитанные на введение в заблуждение либо жертвы, либо хищника, либо легковерного исследователя.

– Также ни состав, ни комбинация половых знаков (♂ или ♀) или признаков биологического типа составных единиц вид не могут считаться свидетельствами ядренности (или, как говорят у нас на Вологодщине, «ядерности») семьи.

– Согласно методу исключения, остается одно: поскольку у семьи ядра нет или оно факультативно, что с т. зр. биовидологии одно и то же (отнесение к виду требует наличия данного набора признаков у каждой относимой к виду особи, хотя и с некоторыми исключениями в области половых признаков), семья должна быть отнесена к ДОМЕНУ АРХЕЙ.

Действительно, она древняя (смотри выше: лишь жизнь зародилась, Земля признала себя матерью по отношению к сине-зеленым водорослям, которые по импликации «если есть мать, значит должны быть и дети» и стали ее детьми). Семья одноклеточная. По тем или иным признакам (точнее определить невозможно – био? соц?) круг лиц, относимых к семье, считается родственниками в рамках семьи. Термин «семья» подразумевает единство: быть членами семьи – значит быть членами одной семьи, пусть и фактически эфемерной, члены которой фактически могут проживать отдельно, на разной жилплощади, не очень-то ладить между собой, если не откровенно воевать. Неважно! В недавнем прошлом говорили, имея в виду именно это, единство, о семье как о «ячейке» общества.

Семья и различные ее варианты – например, счастливые и несчастливые – относятся друг к другу как род и виды. Разница в них, как очевидно для любого знающего русский язык хотя бы немного, в наличии или отсутствии счастья. Наш горе-социолог семьи, упомянутый в начале главы, понимал показатель счастья/несчастья как соотношение единицы (1) к нулю (0), а не как предельные точки континуума с градациями посередине. Видимо, теоретик осознавал несовершенство своей классификации и потому ввел градуированность по крайней мере в отношении околонулевой области: мол, несчастливые несчастливы каждая по-своему, т.е. единица вариантов не имеет – она есть точка; другое дело – нуль, он серия точек, или пятно, словно сначала, окунувши перо в чернильницу, автор вывел единицу («все счастливые – счастливы одинаково»), а потом задумался: как бы так же афористично написать о несчастливых семьях?..

…В это время на острие пера начала набухать увесистая, жирная, лоснящаяся иссиня-черная капля, которая росла, наливалась, круглилась, сферилась, отражая все увеличивающийся сноп света; а потом, по мере укрупнения, капля контекстуализировала свет все детальнее: стало очевидно, что он проходит через оконный переплет, который в свою очередь обрамлен кремового цвета портьерами с элегантной драпировкой и почти осязаемой текстурой ткани; дальше – больше: стало видно, что в основании прямоугольника окна, разбитого на шесть квадратов, лежит подоконник и стоит разветвившаяся герань в сужающемся книзу цилиндре терракотового вазона… – Но тут капля, окончательно принявшая самую емкую из поверхностей – сферическую, чтобы отразить мир вокруг нее как можно полнее и детальнее, загипнотизировав попутно державшего ее на конце пера человека, явно увлеклась и забыла о другом физическом законе – законе всемирного тяготения – и, переполнившись образами и их деталями, обрушилась на бумагу и распласталась фиолетовым солнцем с ореолом лучей короны и с протуберанцами. Это солнце в негативе, по форме напоминавшее толстый мохнатый нуль, навело очнувшегося теоретика на мысль, что «несчастливые» – нуль (не только в смысле отсутствия счастья, но и нуль как разляпистый круг возможностей, которые никак не обобщить, не вытянуть в элегантную единицу, и, малодушно поддавшись этой нехитрой мысли, он закончил предложение: «а все несчастливые несчастливы по-своему», и, проткнув лист и сломав перо, закончил период.

Но тем самым он тут же угодил в западню дурной бесконечности. Он решил отказаться видеть в нуле унифицированную точку, такую же, как единица счастливых семей, и угодил в точкину противоположность – кучу-малу разномастных случаев, которые ни развернуть в цепочку с каким-то движением —прогрессом-регрессом – в том ли, другом направлении, к которым ни найти общего знаменателя (кроме того, что сгрудились они вокруг нуля счастья), которые просто валяются как кирпичи так и не построенного дома. Неминуемый согласно требованиям русской пунктуации знак препинания там, где мысль уткнулась в нуль, там, где ось ординат впала в ось абсцисс, оказался жирной кляксой; в отличие от капли, своей смертью породившей кляксу, капли-матери, которая во время своей жизни отражала упорядоченность комнаты и правильную геометрию окна и гармонию оконных аксессуаров, – дочь выродилась в отражение аморфности мыслей автора. (Это предположение о случившейся кляксе, между прочим, не какая-то развернутая метафора; оно подтверждается и первым из черновиков авторской рукописи, обнаруженной среди содержимого одной из тщательно рассортированных по «дням отчуждения» мусорных корзин, переданных из поместья автора Яспо в Гослитфондпромпил. Действительно, в первом черновике на указанном месте стоит прежирная фиолетовейшая клякса. Конечно, кто ее поставил и почему – недоказуемо; только это и делает наше утверждение лишь предположением.)

Разумеется, заявленное различие между семьями – счастливыми и несчастливыми – можно истолковать либо как количественное, либо как качественное: есть некая вещь, называемая счастье, которое у всех им обладающих одинаково по сути, т.е. по качеству, хотя и может различаться по количеству: у одной семьи его 25 граммов, а у другой 25 килограммов, а у третьей, может, целых 25 тонн.

Как измерять семейные счастья-несчастья и по качественным показателям? С помощью спектрального анализа! Например, как показывают последние исследования в этой области британских ученых, спектральный анализ счастий в семьях может существенно разниться. Весь спектр замера называется «общим объемом счастья-несчастья» (ООСН)11. Он представляет собой совокупность обоих крайних состояний и всего, что между ними. На спектрах темных линий может быть больше, чем светлых, а может быть и наоборот, но обнаруживаются и те, и другие – и всегда (исключений современной науке не известно). Соотношение темных и светлых линий позволяет исчислить показатель ООСН данной конкретной семьи, а при сложении спектрограмм того или иного количества семей можно делать социологические выводы об ООСН в данной популяции.

При этом необходимо указать, что говоря об ООСН, неоднократно упомянутый выше теоретик семьи упустил из виду еще два показателя счастья-несчастья: интенсивность и время. В самом деле, можно говорить о степенях интенсивности линий в спектре. Интенсивность указывает не столько на количественные характеристики ООСН, сколько на качественные: на крепость семейных уз и на текстуру (не) счастья, т.е. на то, из чего скроено-соткано (не) счастье конкретной семьи.

Счастье, а равно и несчастье, могут проявляться в семье по-разному: в одной – какого-нибудь превалирующего до стереотипности южного типа – может быть много крика, скандалов, угроз, но много может быть и любви, и сострадания, и потеря одного из членов может оборачиваться неподдельным или, как говорят социологи, «позитивным» горем. В другой может быть внешнее спокойствие и даже то, что иной примет за тихое, уютное счастье, но затишье – всего лишь застой и затхлость, ни движения чувства, ни биения жизни, ни горения любви. Спектр первого типа семьи будет ярким, «пламенеющим», а второго – как застиранная полосатая рубашка: линии есть, но бледные, едва различимые. Получи спектр – и все сразу станет понятно: видимость может обмануть, а вот спектр никогда!