Клим Ким - Заполярное детство. По эту сторону колючей проволоки

• Название: Заполярное детство. По эту сторону колючей проволоки
• Автор: Клим Ким
• Жанр: Русское современное

Эта книга – воспоминания о детстве, проведенном в Заполярье в районе строительства железной дороги в сторону Воркуты, Салехарда, Надыма, где работали приемные родители автора. Последняя глава – это рассказ о том, как автор, спустя 62 года, посетил город, в котором закончилось его детство.

---

Летом 1939 года ездили на пару недель на север навестить Володю. Точно не помню, где это было. Наверняка республика Коми, недалеко от железной дороги на Воркуту, южнее Печоры, севернее Вычегды. Припоминаю красивое название «Княж Погост». Володя работал на строительстве железнодорожных мостов, поэтому в дальнейшем мы всегда жили около какой-нибудь реки. Теплое лето. Уютная деревня. Живем в ухоженном деревенском доме. В деревне почему-то много красивых молодых девушек полячек. Сейчас понимаю, что это ссыльные. Светлыми вечерами посиделки, иногда танцы. Володя флиртует с девушками, Гера ревнует. Господи, им всего по 25 лет! Мы с Герой тоже пользуемся большим успехом. Гере приносят в подарок ягоды и сушеные грибы молодые воры, отсидевшие свой срок.

Меня постоянно носят на руках, тискают и целуют молодые полячки. Сижу на крылечке, у калитки появляется барышня. «Ходи до мене!» Я подбегаю, и она мне дает маленькую заводную игрушку, кувыркающуюся обезьянку. Мы присаживаемся на корточки и долго заставляем обезьянку преодолевать ямки и бугорки на тропинке, подкручивая заводную пружинку. Наверняка эта любимая игрушка покинула дом вместе с хозяйкой. Теперь понимаю, как трудно и тоскливо в первое время было жить в ссылке молодым девчонкам, которых так далеко от дома занесли события мировой геополитики.

Глядя на свою детскую фотографию понимаю, что я сам был как игрушка. Гера рассказывала, как однажды в зале ожидания на каком-то вокзале я запел. Весь зал собрался вокруг и как зачарованный слушал, как поет трехлетний ребенок. Гера говорит, что я исполнил весь песенный репертуар радиокомитета. Я этого не помню. Может это очередная легенда из серии «про маленького Климку». Но петь я люблю до сих пор. А сама Гера была очень хорошенькой, просто как китайская фарфоровая статуэтка, рост метр пятьдесят, туфли 32 размера, при этом излучала огромную энергию обаяния. Представляю, как мы смотрелись в этой глубинке. Когда спустя два года мы мыкались в сентябре 1941 год по дороге на север, Геру часто спрашивали: «Девочка, вы потерялись? Кто ваши родители?»

Яркие сцены остались из отпуска, проведенного на реке Вымь. По реке в высокую воду сплавляли лес. Река в том месте, где мы жили, была не судоходная, летом тихая и мелкая. На реке отдыхали без дела «боны». Это приспособления, которые помогают вести сплав. Это длинные плавучие плети шириной в четыре бревна. Один конец жестко и крепко закреплен на берегу. По всей длине на некотором расстоянии друг от друга под бревнами устроены своеобразные «рули» – широкие доски, которые можно закрепить под разными углами. Устанавливая рули в разные положения, можно, используя течение реки, управлять расположением бонов, делая из них коридоры, ловушки, которые можно при необходимости открывать и закрывать. Там, где течения нет, в прибрежных заливах обычно устраивают «запани» из таких же бонов. В запани принимают сплавляемый лес, хранят, накапливают, вытаскивают на берег. Ходить по боннам было нашим любимым развлечением. Во многих местах боны были оборудованы легкими шаткими перилами. Однажды мы дошли до конца бона. И вдруг бревна под ногами разошлись, наверное в этом месте их собирались наращивать или укорачивать. Я успел ухватиться за перила и повис в щели между бревнами. Сестра, как всегда, закричала, а если бы была возможность, то начала бы лупить. «Дурак! вылезай скорее, а то сейчас получишь!» Я благополучно выбрался, мы вернулись назад до развилки и пошли дальше по другому бону.

Начало войны

В первый и последний раз я испытал настоящий страх во время ночной воздушной тревоги. До этого тревоги были учебные. Мы обычно спускались по туннелю в метро, а после отбоя также спокойно и буднично возвращались. Но однажды меня разбудили ночью. Я запомнил, что нянька Лена никак не могла надеть мне сандалики, потому что руки и ноги у меня тряслись. Больше ничего не помню.

Вскоре, после этого, мы отправились к Володе на Север. Лену не отпустили, завод, на котором она работала, был военным. Корейцев на фронт не брали. Володя руководил СММК 1 —Строительной монтажно-мостовой конторой номер один СевЖелДорЛага. Мы добирались к нему долго и трудно. Но к зиме оказались в поселке около строящегося моста через реку Усу, в пяти километрах от станции Абезь. Володя и Гера попросили меня и сестру называть их не по имени, а папой и мамой. С этого момента вплоть до лета 1952 года начинается мое северное детство. В этот период и несколько лет потом, мы и люди, нас окружающие, и дети, и взрослые так и называли себя – «северяне».

Глава вторая. Абезь

Поселок Абезь был административным центром стройки. Там находилось много всяких управлений, служб, учреждений системы Гулага. Работали в основном вольнонаемные, приехавшие на заработки, а также и военнослужащие. Спустя несколько лет я прожил зиму в семье Лукацких – приятелей родителей. Тетя Зина была стоматолог. Кем работал дядя Леня я толком не знал. Но на работу он ходил в военной форме. Рядом жили их родственники. Абрам Прицкер служил прокурором. Его сыновья приставали к нему, и он давал им поиграть незаряженный пистолет ТТ.

На стройке

Период с осени 1941 по осень 1942 года – один из самых интересных в моем детстве. Мне шесть лет. Я толстый любопытный пацан, в школу не хожу, поэтому полностью предоставлен самому себе. Окружающие взрослые меня любят, ни в чем не ограничивают. Отцу с матерью некогда, они погружены в новую важную работу. Отец – главный инженер с утра до вечера пропадает на строительстве огромного моста, который надо пустить в кратчайшие сроки, от этого зависит судьба страны. Воркутинский уголь нужен, как воздух. Мать – ринулась налаживать клубную работу в зоне. В своей работе она как всегда неукротима (до сих пор все удивляются как ей, студентке, удалось уберечь нас с сестрой от детского дома!). Устраивала бурные сцены мужу из-за отсутствия нужного оборудования в клубе, из-за талантливых заключенных, которых по ее мнению следовало освободить от работы в котлованах. Она разыскала профессиональных музыкантов, артистов, художников. Конечно, ее многие использовали и подводили. Особенно так называемые бытовики, проворовавшиеся торгаши и жулики. Ведь, несмотря на высшее образование, она была наивной девчонкой из корейской слободки Владивостока, которая только в 14 лет приехала в Москву, не умея говорить по-русски. Но, в целом, зэки ее любили и помогали, чем могли.

Утром меня кормила кухарка Дуня, одевала, и я шел на «объект». Прямо от барака тропинка спускалась на лед, выходила на большую дорогу поперек реки. Вдоль дороги располагались три огромных котлована, заполненных людьми, строениями, механизмами. Такое я видел потом только в кино. Жизнь в котлованах кипела. Стены были сверху ледяные, потом земляные. Люди долбили мерзлую землю ломами и кирками, кидали лопатами мерзлые комья на ленты транспортеров, которые выносили их наверх и потом кучи земли куда-то сдвигали. Деревянные сараи – это была опалубка будущих опор или как их называли «быков». Пространство внутри сараев было заполнено решетками арматуры. Стоял грохот, шумели механизмы, вспыхивали голубые огни электросварки. В минуты передышки рабочие сидели на бревнах или перевернутых тачках и курили. Меня все знали, угощали сухарями, называли главным прорабом. Я присаживался рядом, спрашивал «а это что?» мне все рассказывали и объясняли. Охранники не обращали на меня внимания или тоже участвовали в разговорах.

В шесть лет я неплохо знал технологию возведения мостовых опор на дне рек с использованием метода промораживания. К концу зимы три быка установили на дне реки, их связали стальными фермами. По мосту ходили пешком. Ездили не дрезине. Но до открытия движения поездов было еще далеко. А впереди страшное испытание – ледоход. Перед быками были сооружены ледорезы. Сруб в форме ботинка носком против течения заполнен камнями и бетонными чушками. Наклонная часть заостренная вверх, укреплена рельсами. По идее, большие льдины должны были наползать на эти ботинки и ломаться. Обломки должны проплыть между быков. На ледорезах были сделаны площадки. Туда заранее завезли мешки с взрывчаткой. Во время ледохода там должны были дежурить взрывники и помогать ломать льдины с помощью динамита.

Ночью мы проснулись от грохота взрывов. Окна выходили на реку, которую застилал дым. Стоял не громкий, но устрашающий гул движущейся массы льда. Вода прибывала на глазах. В просветах дыма мы видели фигурки людей, выбегающих с мешками взрывчатки на лед, и спешно возвращающихся на ледорезы.

Битва продолжалась двое суток. Временами появлялись просветы чистой воды. Но коварная река не сдавалась. На отдаленных подступах прорывало очередной затор. И после чистой воды снова появлялись огромные во всю ширину реки льдины. Они приплывали издалека, на них не было заранее приготовленных лунок для взрывчатки, и они вновь и вновь терзали полуразрушенные ледорезы. К концу вторых суток образовался большой затор ниже моста, и вода в реке стала угрожающе подниматься. Над поверхностью льда торчали только площадки ледорезов. Взрывники побежали на берег, перепрыгивая через полыньи. Если бы я был начальником, я бы их всех освободил досрочно. С моста им опускали веревки. Я не знаю, спаслись ли они все. Трое суток поселок не спал, никто не отходил от окон. Отец, как и все руководство конторы двое суток сидели на мосту. Кухарка и мама носили им еду и чай. Потом отец сказал, если бы мост рухнул, то уходить с него заранее не было смысла. Мост устоял и вскоре по нему пошли поезда.