Валерий Казаков - Линия листопада. Стихи

• Название: Линия листопада. Стихи
• Автор: Валерий Казаков
• Жанр: Поэзия

В этой книге собраны лучшие стихи, которые были написаны мной за сорок лет творческой жизни. Буду рад, если хотя бы одно из них найдет путь к сердцам читателей. Запомнится, заставит задуматься или вспомнить что-то свое.

---

что родилась на дне веков,

то ли выдумка, то ли быль —

песнопение каблуков.

Дробь минут и шаги часов,

дверь в запретное и засов.

Цепь для прочности и крючок.

Что за дверью – о том молчок.

Ты не стой на пути чужом,

дверь откроется – в никуда.

Это будет ещё хорошо,

Если там за дверью – звезда.

Лучше выслушай изнутри

скрип петель и сумей понять,

сколько двери не отворяй —

от себя уже не уйти,

город каменный не обнять,

и полями не обойти…

Он всегда на твоем пути.

Речка

Жизнь начинается там, где исток

речки, которая в зарослях вьётся,

кружится, тянется, тенью прервётся,

ветвью, купающей в ней лепесток,

камнем, запущенным в воды залива,

птицей, летящей наискосок,

рыбой, пугливо блеснувшей со дна,

мыслью, которая обнажена.

Словно сквозь годы текущий поток,

речка всё вымоет в мыслях до срока,

высветит то, что почувствовать мог,

если б душа не была одинока.

Девочка

Картина мира выглядит непросто.

Она порою скроена убого,

но на картине девочка – подросток,

чей взгляд непритязателен и робок.

Серов иль Репин – нам какое дело,

кто подарил ей пагубную славу.

Она глядит светло и неумело

на древнюю печальную державу,

где паруса надежд всегда надуты

очередным нелепым искушеньем,

где, лязгая, смыкаются редуты

перед большим бессмысленным сраженьем.

Она не остановит этой смуты,

она привыкла видеть мир иначе.

Но знаю я, что каждую минуту

она осознает, что это значит.

Не потому, что сердце неумело

колотится под платьицем убогим,

а потому что в юности несмелой

ничем не провинилась перед Богом.

Её не знали Павел и Иаков,

ей не читал никто святых писаний,

но отчего-то ей хотелось плакать

у царских врат в годину испытаний.

Осенний вечер

Осень, словно мир подводный,

льдом закованная даль.

Поцелуй её холодный,

непривычен, как миндаль.

Выхожу гулять под вечер,

ветер дует мне в лицо.

Мир беспечен, но не вечен.

Жизнь – незримое кольцо.

У кольца – привычный образ:

нет начала, нет конца.

Вот и встретились мы оба

у знакомого крыльца.

Ты сказала: «Всё напрасно.

Я другая, ты другой.

Мир подводный, мир неясный

окружает нас с тобой».

Осень выставили сети,

сердце замерло в груди.

Я один на белом свете,

и разлука впереди?

Оттепель

Оттепель, капли дождя на березе,

в небе туманная серая и муть.

Липы застыли в скучающей позе,

вяз у плетня попытался зевнуть.

Темное всё, всё – осенняя слякоть.

Мысленно выйду во двор погулять.

Там куст калины, готовый заплакать,

красный гостинец сквозь ветви видать.

Холодно. Это должно быть от ветра.

Ветер и влага не дружат со мной.

Мысленно пройдено два километра,

значит, пора возвращаться домой.

Я одинок, словно скрипка Россини,

Я не люблю этих сумрачных дней,

но на просторах холодной России

ясные мысли приходят ко мне.

Облака

Уплывающие, словно белые корабли,

облака, что когда-то были на суше,

в небе свои очертания обрели,

а на земле оставили души.

Ляжешь навзничь и лежишь на снегу,

о холоде вовсе не беспокоясь.

Думаешь, я ведь тоже летать смогу,

если позволит совесть.

Над вершинами сосен как над сплетением рук,

так высоко, как позволено только птице,

там, где небесный замыкается круг

у времени и судьбы на границе.

Между там, что уходит, или ещё не сбылось

в темных зарослях послевоенных буден,

что-то выросло и к теплу прорвалось

на окне в жестяной посуде.

Первым словом в сознание – как стрела,

та, что пронзает светом сквозную рань,

мама ко мне наклонилась и произнесла

это странное слово: «Герань».

Это облако красное, подумал я,

оно постоит немного, а потом уплывет.

Вся украшена облаками земля,

а если на землю ляжешь —

то наоборот.

Дорога

Где ты, Россия дремучих окраин?

Выкрашен кадмием чахлый рассвет,

ультрамарином лесок затуманен,

охрой окрашен церквушки скелет.

Мекка художника, тень вдохновенья

в сером тумане любви и утрат.

Скопом лежат вдоль заборов поленья,

клены о чем-то своем говорят.

Две колеи вдоль дороги осенней

манят пойти, но куда – не пойму…

Сколько ещё проплывет поколений

здесь, по ухабам, твоим в синеву?

***

Когда приходишь ты ко мне,

как тень приход в зимний вечер.

Когда в твоих руках перчатки

такие мягкие на ощупь,

невнятно-черные, немые

и пахнущие талым снегом.

Когда ты смотришь без привета.

Когда в окно стучится роза

когтистой веткой без листвы.

Когда сминается пространство

от лип вдоль сада к горизонту,

где смутно что-то зеленеет.

Тогда я сам готов поверить,

что слово ничего не значит,

что можно говорить молчаньем,

прощаньем, мимолетным взглядом,

и дробным стуков каблуков,

звук от которых затихает

в аллее лип на горизонте,

где смутно что-то зеленеет…

И только тут я понимаю,

что, может быть, люблю тебя.

А, может, просто ненавижу,

за то, что ты меня пленила

не красотой пока – шипами,

молчаньем, мимикой, испугом.

Л. Суворовой

Выйду и вижу на улице осень,

ветви и снег, укрывающий крыши.

Небо усыпано листьями вишен,

день проплывает легко неслышно.

И не понятно, что ниже, что выше?

Мне бы герань на столе в эту пору.

Красный букет, словно тень занавески.

А за окном, в синеве косогоров,

снег, облака, на холме перелески.

Там где-то холод, и лед, и печали

вынудят жить по заслугам и чести.

Нет, не хочу я ни славы, ни лести.

Хочется, чтобы не замечали…

Как это всё происходит на свете,

в сердце моем и немыслимой дали —

жив только образ (ничей), только ветер.

Крыша, букет, отголосок печали.

***

Там, где от речки – напрямик —

лесной дороги половик

под дуги лип и до плетня,

где гаснет перспектива дня,

ты у калитки ждешь меня,

чуть на бок голову склоня.

А может быть, уже не ждешь.

Воспоминания стерев,

разлука ходит меж дерев.

И в теле пробуждая дрожь,

на лацкане – снежинки брошь,

и вечер ветреный хорош.

И не поймешь, где явь, где сон.

Гудят деревья в унисон,

и дятел долбит по сосне

то ль наяву, то ли во сне.

Ты через лес идешь ко мне,

ты мнешь дороги половик,

и холод под пальто проник,

и брошь на лацкане блестит,

и птица над тобой летит.

Та птица не бросает тень

туда, где скоро гаснет день.

Ты мерзнешь, муфту теребя,

но ангел сохранит тебя.

***

Удивляюсь я этой русской шири,

где не видно краев, полюсов и граней.

Будто окна в комнате у меня промыли,

а под окнами насадили гераней.

Или, может, рядом с домом герань не садят,

от неё, говорят, розовеет вечер.

Выйду лучше пройтись по саду.

У моей калитки скрипучей речи

лишь о холоде с ветром, который ранит,

если выстудит дом незнакомая дума.

Снегом выстрелит север, словно из дула,

в мае холод опять нагрянет.

Слово за слово – смыслом застит

даль, которая как подкова.

Я приветствую поздний вечер: «Здрасте».

Мне мычаньем из тьмы отвечает корова.

***

Я зимою стихов не пишу,

в них искрятся холодные грани.

Печь топлю и воды приношу,

чтобы ярче горели герани.

Чтобы ранним восходом весны

за окно, сквозь плетенье сирени,

проступали зелёные сны,

полукруглые листья и тени.

***

Все разрушается преграды,

пока о них мы правду знаем,

пока мы собственные взгляды

в глазах любимых отражаем.

Мы отражаемся от будней,

в которых радости и горе,

где всё свершается подспудно

по чьей-то непонятной воле.

Мы отражаемся от взглядов,

в которых нет мольбы и страха.

Единственное, что нам надо —

почуять широту размаха.

***

Потери первые, поверь,

нас ждут за кромкою усталости,

где тихо приоткрылась дверь

в скрипучие просторы старости.

Она не манит, не зовет

и не прельщает светом истины.

В её пространстве только лед,

холодный снег да звуков выстрелы.

Но если старость подошла,

к чему немые сожаления.

Ведь жизнь – всего лишь продвижение

к добру от нажитого зла.

Март

Весна растворяет снегов осадок,

лезет с советами, как полюбить

метлы деревьев за старым садом,