Андрей Куц - Хроники частного сыска

• Название: Хроники частного сыска
• Автор: Андрей Куц
• Жанр: Триллер

Молодой человек потерял нить жизни. Он встал на распутье. И вскоре он исчез. Его объявили в федеральный розыск. Через некоторое время мужчину нашли в придорожной ночлежке. Но он был неуловим, уходя от любой погони. Начали поговаривать, что он сколотил банду. В том месте стали пропадать люди. Поиском одного из пропавших занялся пройдошный сыщик. А главаря шайки искала не только полиция, но и его семья и его девушка, которая не раз встречала его и сажала в машину, но ни разу не довезла до дома.

---

– Нравится? – поинтересовался та, выпячивая своё богатство.

– Так себе. Скорее нет, чем да.

– Ох, извините-пожалуйста, я не нарочно, – кривляясь, сказала женщина и запахнула халат. – Но, может быть, всё же загляните на огонёк? – Она встала вполоборота и приглашающим жестом синюшной руки с папироской указала на дверь соседней комнаты.

– Может быть, позже… – отозвался Руслан и обратился глазами в комнату, из которой на него всё так же молчаливо смотрел старик.

– Ты что, извращенец? – панибратски спросила женщина.

– Почему это? – удивился Руслан.

– Пялишься не на прелести бабы, а на чахлого старика? Надо же! Ну и молодёжь пошла. Зажрались коты. – Оттеснив Руслана, она ввалилась в проём двери и противным склизким голосом прокричала: – Здорово, Семён! Никак не встретишься с Богом? Грехи не пускают? Кхе-кхе, – она закашлялась. – Как тебе такое нравится, – сказала она Руслану, – лежит тут себе целую неделю – и ни туда, ни сюда. Никак не разберёт, чего ему надо. А, старик? Чего ты хочешь?.. Мне-то что. Мне всё равно – живи, коли можешь. Но только, ради Пресвятой Богородицы, не мучь ты меня больше ни единой минутой – сколько же можно!

Старик закряхтел. Попытался поднять руку, чтобы сделать прогоняющий жест. Зашевелил губами.

– Ой ты, ой ты, не нравится ему. Подумаешь, цаца какая. – Женщина надвинулась на Руслана. – Ну, так что, милый? – спросила она, обдавая Руслана дурным запахом изо рта. – Кто тебе нужен? Я не сгожусь? – Она озорно подмигнула и сплющила лицо игривой улыбкой.

– Это Семён Игнатьевич Покрута-Половцев? – серьёзно спросил Руслан.

– Он самый… – Пылкость женщины угасла, от разочарования она скорчила рожу. – Так тебе, мил-голубок, нужен этот старик? Ты к нему, что ли? А ты ему кем приходишься? На сынка-оболтуса вроде не похож… Не уж-то внук? Он тут всё кого-то из родных поджидал, да только кто у него есть-то из родных? Никого нет. Уже да-авно всех умаял. А сынок? Так тот ни разу не бывал. Верно, ты внуком будешь.

– Внук.

– Ага. – Женщина прищурилась мутным глазом, склонила голову, пыхнула дымом. – Понятно… Если будет чего надо, заходи. Вот моя комнатка. А к нему тут одна сердобольная монашка всё ходит – в последние дни без отлучки подле сидела. Теперь, наверное, куда-нибудь отошла. Глядишь, скоро подойдёт.

– Понятно. – Руслан стал протискиваться в комнату.

– Ну-ну… «понятно»… ну-ну… – Женщина с самодовольством, величественно выдвинулась в коридор, и Руслан затворил дверь.

– Русланушка, внучек, сядь ко мне… – проговорил дед.

Руслан подвинул к середине кровати расшатанный табурет, стоявший у изножья, сел, вытянулся, как проглотивший жердь, сложил руки на правом бедре:

– Здравствуй… дед. Хвораешь?

– Хвораю, внучек. Совсем хвораю…

– Никак помирать вздумал?

– Всё так… последние силы уходят, покидают бренное тельце.

Помолчали. Старик рассматривал внука. Руслан изучал обстановку, прикидывал количество и качество лекарств – старался не смотреть на деда.

– А отец с тобой не при-ехал? – поинтересовался старик, и голос у него дрогнул, в глазах промелькнул испуг.

– Нет. Он не смог.

– Понятно… А я так хотел увидеть его. Боялся встречи, но хотел увидеть, чтобы попросить прощения. Простит или нет – это его дело. Но для себя я должен был попробовать сказать его – прощение-то…

Руслан молчал.

– Тут за мной монашка ходит, Евдокия – хорошая, добрая старушка. Спасибо ей. А то бы совсем один помирал. Никого у меня не осталось. И соседи не те люди. Один я.

– У тебя всё есть? Может, что надо купить? Я съезжу. Где у вас аптека? Или, может, что в магазине надо?

– Нет, внучек, ничего не надо. Мне теперь ничто не поможет. Да и не хочу я. Умираю я.

– Отчего же?

– Стар я уже. Да и много пил всякой дряни. Специально пил дрянь, чтобы уж скорее туда… Печень посадил, почки отказывают – в теле всякая дрянь бродит, травит его. Тебя вот с трудом вижу – слепну.

– Может, тебе в больницу лечь… раз отравился?

– Был я там. Говорят, что поздно, можно только муки продлить, искусственно тянуть меня, но для этого нужны деньги… и другие клиники, не как у нас.

– Ну… о деньгах не думай. Дадим, сколько понадобится.

– Не надо. Для чего я стану мучиться, подцепленным да подключенным ко всяким железкам? Достаточно я пожил… ничто мне не мило – рад я, что всё кончается. Время пришло – я и рад.

– Эк тебя достало, – не удержался и процедил сквозь зубы Руслан.

– Я слаб, я слаб духом… я такой слабый… Насколько же я слаб! – прошептал иссохший жёлто-зелёный старик с покоцаной бородой, и мутная слеза показалась у края правого глаза, изрезанного красными прожилками. – Я не выдюжил тоски, её тоски, и бежал как последний трус! – Он стукнул ладонью по одеялу. – Я снова не смог! В который уже раз я ничего не смог поделать, преодолеть себя, понимаешь? Понимаешь меня? – Руслан затряс головой, а дед потянулся к нему костлявой рукой, пытаясь достать до его щеки, чтобы погладить, приласкать или хотя бы прикоснуться к его юности, свежести, а то и почувствовать тепло родной кровушки. – Внучек мой, не повторяй ошибок и прости за всё своего дедушку.

– Может, всё-таки можно что-то сделать? Если никуда не хочешь ехать, тогда, может, и здесь чем помогут? С кем нужно – я договорюсь, – уверил Руслан.

– Не думай об этом. Это не важно. Я не за этим хотел видеть тебя с Леопольдом… То, что его нет, может, и к лучшему. Только вот… не смогу я попросить у него прощения. Но ты ему передай, что мне очень жаль, что я был плохим отцом и плохим мужем. Ты передай ему, хорошо?

– Передам.

– Что приехал только ты, это лучше… Я хочу кое-что сказать… я тебе кое-что расскажу. Только ты не думай, что я сошёл с ума, и не перебивай меня, ты слушай деда.

– Ладно.

– Мне надо кому-нибудь рассказать. Я говорил монашке, только она чужой человек, пусть и под богом и с богом ходит, но чужой, понимаешь? Она теперь старается повернуть меня от моих мыслей и обратить к богу. Она считает, и всё очень сердится, что всё, что происходит со мной, это от моего безверия, от моего инакомыслия, нечистоты душевной, помыслов скверных – они сгубили меня; что мне надлежало сразу же узреть божественную силу, и жить с нею, верить в Него – тогда не пришлось бы страдать и мучиться в поисках чего-то, что и не ведомо, чего, может быть, и нет… Но я-то знаю, что оно есть! Теперь знаю. Она считает, что во мне сидит дьявол. И я думаю, что теперь она ходит за мной не столько от сердоболия, сколько желая хотя бы на смертном одре привести меня к богу, – она видит в том свою миссию… Она всё читает молитвы, даже приводила священника. Совсем меня утомила. Но я терплю, потому что никому я, кроме неё, не нужен. Потерпим. Пускай себе тешится. Может, даже подыграю ей – прикинусь уверовавшим. Хотя я, конечно, какой-то частью принимаю бога. Да и как же иначе, если лежишь у ступеней лестницы, которая ведёт к его Трону? Как иначе? Если он есть, я скоро увижу его. А если нет… Даже не знаю, хочу ли этого? Если нет его, то, возможно, я попаду туда… – При последнем слове старик глянул в какую-то пустоту, и стала заметна щемящая тоска, сковавшая его сердце – нечто подобное сожалению о безвозвратно ушедшей первой любви.

Руслан сморщил лоб:

– Куда?.. Куда это ты, дед, собрался?

Дед посмотрел на внука сурово.

– В страну, о которой мало кто знает. Но я нашёл её… всё-таки я её нашёл. Пусть поздно, и не прошёл далеко по её равнине, но я её нашёл! – Он часто задышал, вздымая чахлую грудь.

– Да-да, успокойся. Я верю. Есть какая-то равнина в какой-то стране. Конечно, есть. Почему бы ей ни быть?

– Не смейся! – крикнул старик и закашлялся.

– Я не смеюсь.

– И не поддакивай, не кивай, болваном, своей тупой башкой!

«Вот он какой, дед мой! – подумал Руслан. – Наверное, это пробивается наружу его истинная личина – не выдерживая фальши, рисования, рвётся она, мечется?»

– Ты это… дед, давай успокойся, а то, не погляжу, что ты в почтенном возрасте и беспомощен, тресну тебя в лоб.

Дед присмирел, и чего-то соображал, прикидывал.

– Чужой я для тебя, – наконец сказал Степан Игнатьевич. – И зол ты на меня из-за отца своего – это он тебя натаскал, науськал против меня. Но ничего не поделать: кровь в тебе всё одно течёт родная, единая с моей. Я никого не найду ближе тебя и Леопольда… Извини меня, Руслан. Такой уж я. Вздорный я, вспыльчивый и вообще – дурной. Я во всю жизнь ничего не мог с этим поделать, а теперь не стану и стараться. Потому что не поможет, не исправит. За одночасье-то того, что было всегда, не исправит… Прости старика, – он просительно посмотрел на внука

– Ладно, ничего, забыли, проехали, всё нормально.

Дверь в комнату скрипнула, приотворяясь. В проём просунулась монашка, с ног до головы убранная во всё чёрное, – только чистое кругленькое лицо висело в воздухе белым шариком.