Александр Тихорецкий - Выстрел по солнцу. Часть вторая

• Название: Выстрел по солнцу. Часть вторая
• Автор: Александр Тихорецкий
• Жанр: Русское современное

Читатель, перед тобой – история человека, получившего способность перекраивать чужие судьбы, но так и не сумевшего как следует распорядится своей. Вместе с героем тебе предстоит пройти нелегкий путь побед и разочарований, ответить на вопросы, волнующие человечество с незапамятных времен. Что такое любовь, дружба, справедливость? Что делает нас счастливыми? Что же такое, в конце концов, наша жизнь?

---

Он прислушался к себе. Ой ли?

Сознание настороженно притихло, словно извержения вулкана, ожидая очередного его безумства. Да, ладно уж! Больше – никаких сюрпризов, только – дела, вполне вероятно, что и добрые.

На сегодня остались еще, как минимум, три человека, с которыми нужно встретиться. Журов, Силич, Князев.

Силич… Что скажет он ему, как встретит? Павел, наверняка, уже успел обо всем доложить, так что, времени на подготовку у него – предостаточно. И, все равно, если он виновен, ему не скрыться. Все равно, глаза выдадут его. Если виновен… И, что тогда? Писать рапорт, бить морду, вызывать на дуэль? Или, может быть, устроить вечер воспоминаний с коньяком, укоризненными взглядами, сентиментальными вздохами: «Как ты мог?». Ну, это – вряд ли, формат дружеского общения тем и хорош, что может быть ужат до быстрого размена коротенькими колкостями. Кроме того, и Юрка, наверняка, сгладит атмосферу. А коньяк, слезы и вздохи можно забрать с собой, до первого подходящего вечера.

Ленский грустно усмехнулся. Похоже, ты уже простил, простил, еще даже не узнав причин его поступка? Однако. Что это? Верх благородства или апогей глупости?

Внезапно Ленский опомнился. Черт! О чем он рассуждает, какие мысли плетет! Ведь, нет, нет никаких доказательств виновности Славы, а, если так, о чем разговор? И, вообще, что происходит? Что случилось за последние дни такого, что стало возможным невозможное? Можно, конечно, отнести эту его… ну, скажем, опрометчивость на счет утренней суеты и стрессового похмелья, но, тем не менее, ситуация вырисовывается наипаскуднейшая. И какие термины не подбирай, предательство, все равно, остается предательством.

Что ж, пусть, ему не привыкать. И весь свой рафинированный эгоизм, эту свою вероломную уверенность, спесивое, покровительственное прощение он готов бросить на весы невиновности друга, бросить, пусть даже, и грузом собственной вины.

Остается Князев. А, может, ну его? Может, прикинуться уставшим, больным, пьяным, наконец? В конце концов, имеет право – его чуть не убили!

Точно! Исчезнуть, умереть для всех, закутавшись в непроницаемый плащ иллюзии всемогущества, безотлагательного, безусловного повиновения реальности, немедленного исполнения желаний.

Кэти – только первая ласточка, впереди – целая вереница, целая очередь таких же, уставших, отчаявшихся, потерявших всякую надежду.

Страстное желание осчастливить все человечество вдруг переполнило его, перехлестывая через край, сметая робкие препоны осторожности и здравого смысла. Как в юности, захотелось прямо сейчас, прямо здесь признаться миру в любви, поделиться неизвестно откуда свалившемся на него счастьем.

Ленский зажмурил глаза, будто в сон, погружаясь в пленительный мир музыки, вальсирующих цветов, высокого неба. Он сделает это, он…

Его разряженная, весело грохочущая по булыжной мостовой тройка внезапно встала, упершись в суровую стену недоверия и подозрительности.

А так ли ты искренен, дружок? Уж больно смахивает твоя восторженность на самое обыкновенное тщеславие, попытку вскружить голову неопытной девчонке, сдуру увлекшейся тобой. Кроме того, все эти твои движения, кстати, довольно своевременные, как-то очень сильно попахивают стремлением во что бы то ни стало задобрить разгневавшуюся внезапно судьбу, выбраться из ловушки, в которую ты так неосмотрительно угодил. Тебе так не кажется?

И, вообще, ты забыл? Ты – старик, потасканный, истрепанный жизнью жуир, лишь волею случая и по недосмотру этой самой судьбы оказавшийся не в том месте и не в то время. Так что, будь осторожней, пожалуйста, если не хочешь, чтобы твоя персональная, такая драгоценная, такая трогательная сказка трагически и, как говорится, безвременно оборвалась. Твои бесконечные метания, твои прыжки и ужимки давным-давно уже всем поднадоели, а любому терпению, как ты знаешь, в конце концов, приходит конец

Ленский прижал разгоряченный лоб к стеклянной двери, на какое-то время замер так, забывшись, спиной чувствуя недоуменные взгляды окружающих. Пространство плыло мимо неповоротливой, многотонной своей громадой, расплывшись очертаниями дня, сочась отовсюду изжелта-бледным светом, преломляясь в прозрачной мути стекла силуэтами людей и предметов. Что делать?

Робкие позывы долга опять слабо шевельнулись в нем, ручейками талой воды пробивая дорожки в толще серого, ноздреватого смятения. Хлопьями запоздавшего снега мелькнули в сознании обрывки каких-то жестких, категоричных слов, распоряжений, директив. Надо что-то делать… Немедленно, решительно…

Слова таяли, тонули в лужах, оставляя после себя странное чувство отрешенности, бесплотности, потерянности.

Ленский оторвался от стекла, быстро, нигде больше не останавливаясь и не оглядываясь, вышел, сел в свою «BMW» и влился в поток машин. Он ехал на доклад к Князеву.

Глава 2

Обычно оживленные, полные в это время дня энергии и движения, коридоры конторы поражали безлюдностью. В первую минуту Ленскому даже показалось, что он каким-то образом ошибся дверью, однако тут же сообразив, что это невозможно, он продолжил путь по пустынным, будто скованным тишиной, переходам.

Он миновал приемную, с уходом прежнего хозяина потерявшую свое былое флегматичное, сдержанно-благосклонное обаяние, перед дверью в свой кабинет остановился, пытаясь представить, как войдет, раздвинет жалюзи, распахнет окно, включит кофеварку и будет бездумно, страница за страницей, листать интернет, в мельтешении незнакомых лиц, глянцевых улыбок и броских заголовков отыскивая то самое, главное, криптограммой электронного попурри несущее разгадку тайны.

Потом он выпьет чашку, а, может быть, даже две чашки кофе, соберется с духом и позвонит друзьям. Впереди у них – долгий, очень важный разговор. Словно какой-то экзотический фрукт, этот разговор вызревал долго, целых десять лет, и он должен, он обязательно должен состояться. Потом, когда спадет немного накал событий, когда на смену их бешеной круговерти придет привычная монотонная череда. А пока достаточно будет коротенькой, мимолетной встречи, мини-брифинга, где вместо слов слушают чувства, а вместо часов сверяют сердца.

Сейчас, как хлеб, как воздух нужна, хотя бы, маленькая толика сочувствия, хотя бы, микроскопическая капелька тепла и внимания, пусть даже и обрамленная суровой оправой молчания. Как встретят его друзья, что скажут ему их лица, их глаза?

Почему все происходит так, как происходит? Почему смерть ходит за ним по пятам? Откуда исходит опасность?

Как и вчера, дверь снова оказалась не заперта, и Ленский немного растерялся, пряча в карман не пригодившийся ключ. На мгновение слепая, безотчетная тревога кольнула сердце, едва не погнала прочь, но он быстро взял себя в руки. В конце концов, разве может опасность подстерегать его в собственном кабинете? Это было бы уже слишком!

Открыв дверь, он увидел Журова, сидящего в его кресле, одной рукой держащего чашку с кофе, а другой меланхолически, будто сквозь дрему, набирающего что-то на клавиатуре ноутбука. Вот тебе и встреча…

Стараясь не поддаться смятению, он вошел, аккуратно притворив за собой дверь.

– Я надеюсь, у тебя были веские основания вламываться в мой кабинет, – он сел напротив друга, никак не отреагировавшего на его появление. – Что случилось на этот раз?

Журов оторвался от компьютера, встал, медленно, с видимой неохотой освобождая ему место.

– Ничего особенного, – бесцветным голосом ответил он, и стекла его очков тускло блеснули, – если не считать того, что и второй наш «гость» умер. Князев рвет и мечет. Оказался гневлив, – стекла очков снова блеснули, – Все сразу нашли себе дела в городе, прячутся, а мне прятаться негде – я везде, как на ладони. Вот поэтому, я и здесь. Вряд ли меня найдут там, где меня быть не может.

Ленский слушал его, все еще находясь в плену своих размышлений, не понимая смысла сказанного, чувствуя лишь, как его охватывает ощущение надвигающейся беды.

– Кто умер? Почему? – внезапное понимание, словно разрядом тока, ударило его. – Как умер? Его же охраняли!

– Вот поэтому Князев и волнуется, – Журов на секунду застыл с поднятой над клавиатурой рукой, иронично улыбнулся. – Вот поэтому все и прячутся.

– А где Слава? – Ленский все еще не мог собраться с мыслями.

– Едет сюда из изолятора, – коротко ответил Журов. – Ходит слух, что Князев хочет отстранить его от дел.

Ленский привстал.

– Ты что? Внутреннее расследование?

– Неизвестно пока. Он и о тебе спрашивал. – спокойный, благодушный тон Журова начал раздражать Ленского.

– Юра, ты спишь, что ли? Что ты, как сонная муха?! Ведь это ЧП, надо же делать что-то!

Журов отложил, почти отбросил компьютер, снял и ожесточенно стал протирать очки.

– А я здесь, вообще-то, с самого утра, и уже устал реагировать на всякие ЧП! – голос его зазвенел металлом. – Я, между прочим, ученый, и не лезу в ваши оперативные мероприятия. К слову, меня к ним и на пушечный выстрел не подпускают! – он поднес очки к лицу и, что есть силы, дохнул в них. – Но, если бы, хоть, кто-нибудь меня спросил, а стоит ли отпускать этих двух клоунов и – о, чудо! – даже выслушал меня, может быть, сейчас и не было такого дерьма! Ты об этом подумал?