Инга Максимовская - Neлюбoff

• Название: Neлюбoff
• Автор: Инга Максимовская
• Жанр: Современные любовные романы

Можно ли научиться любить? Герои романа ищут ответы на этот вопрос, пытаясь понять, что же такое любовь. Подобрав на улице бездомную девушку, Анатолий не мог даже предположить, что обрекает себя на ее бесчувствие и равнодушие. Она просто не умеет любить, эта девочка с искалеченной, израненной душой. И как быть, если уже не представляешь жизни без нее, готов простить все, лишь бы она была рядом.

---

– Я не все – отрезает она

Это точно, она не все. Она волшебная, спустившаяся с небес птица одарившая своим вниманием этот серый, бесцветный мир.

– Мы едем к морю. Лебеди прилетели. Ты видела лебедей? – Волнуясь, что ей не понравится моя затея, говорю я.

– Нет, никогда не ходила их смотреть. Хотя знаю, что они каждый год прилетают. Слушай, нельзя к ним с пустыми руками – вдруг пугается она. Сзади лежит пакет с хлебом, видя который она успокаивается и дальше едет молча, глядя в окно.

На набережной нет ни единой души. Люди попрятались от мороза в теплых благоустроенных квартирах, спасаясь от мокрого ледяного ветра и инфекций, вызванных эпидемией гриппа. Лебеди плавают у самого берега, переругиваясь с наглыми чайками, снующими между ними и крадущими хлеб, которым мы угощаем прекрасных белоснежных лебедей.

– Какие красивые птицы – вздыхает она, кормя вылезших на сушу лебедей. Они, переваливаясь, бредут по берегу и аккуратно берут у нее из руки хлебные корки. – Жалко, такие гордые, а за кусок хлеба готовы идти за мной, хоть им и неудобно на суше. И у людей так же, за пропитание, за деньги на все готовы.

– Напрасно ты сравниваешь лебедей с людьми – говорю ей я – они лишены многих пороков присущих людям – жадности, глупости, зависти, в конце концов. Животные не умеют предавать и пакостить. Лебеди, например, однолюбы. Он умрет за нее – показываю я на держащуюся рядом пару прекрасных птиц.

– Ты считаешь, что среди людей нет таких? Да, наверное, ты прав. Я, по крайней мере, таких не встречала – задумчиво произносит она.

– Ну почему же, всякие встречаются. Очень редко, правда – спешу я успокоить ее, вспомнив своего друга Пашку – верного и милосердного.

Лебеди окружили ее и требуют каждый свою порцию. Она смеется, смахивая с порозовевшей от мороза щеки хлебные крошки. Одна из птиц, сама того не желая, прихватывает своим желтым клювом ее длинный палец. Софья резко отдергивает руку, пугая лебедей, и они с громким гоготаньем устремляются к ледяной воде, испуганно и неуклюже.

– Я не хотела их пугать – чуть не плачет она, глядя как быстро, они улепетывают от берега, оказавшись в своей стихии.

– Софья, – наконец решаюсь я – ты помнишь, мы о мечтах говорили? Ты извини меня, но я взял на себя смелость и договорился в университете. Тебя возьмут на педагогический, если ты, конечно, сама этого захочешь.

– Конечно, захочу – радостно улыбается она. Улыбка абсолютно меняет ее лицо. – Мне только не понятно тебе это зачем.

– Это делает меня счастливым. Близость к тебе делает меня счастливым.

Мы молча идем к машине, держась за руки, от чего сердце мое готово выскочить из груди, как у мальчишки. Она проводит рукой по блестящему боку автомобиля, в восхищении глядя на меня своими прекрасными глазами. Я не люблю эту машину. Она единственное, что осталось у меня после развода. Моя бывшая отобрала у меня все, что смогла, а про этого механического монстра видимо забыла, а может просто он не был ей нужен. Удовлетворившись квартирой в центре и огромной кучей отступных, она сразу забыла обо мне, переселившемся в родительскую квартиру. Именно, моя бывшая жена настояла на покупке этого похожего на танк, черного монстра, по ее словам, подходящего моему статусу. Какому статусу? Какой статус может быть у программиста, пусть даже и очень неплохого? С тех пор монстр обитает в гараже. Я выгуливаю его, иногда. Сейчас, как раз тот случай, но чаще я хожу пешком. Я с детства люблю ходить, подставлять лицо солнечным лучам, люблю вдыхать не очень чистый городской воздух наполненный запахом снега или первой распустившейся листвы, в зависимости от времени года. А еще я очень люблю дождь – летний и звонкий. В детстве отец говорил мне, что от дождя я вырасту, как гриб, и я ему верил всем своим детским сердцем. Мы снимали обувь и босые шлепали по лужам, а звонкие теплые капли прыгали с неба на мою пятнистую макушку. Заметив это безобразие, мама хмурилась и бранила отца, но я видел в ее глазах веселые, озорные искорки, она бы с удовольствием присоединилась к нашей веселой шалости, если бы не обязанность воспитывать меня. Мы с папой обувались и, понурив головы, шли домой под беззлобное ее ворчанье. А потом, дома, мы пили ситро и его пузырьки весело ударяли мне в нос. Сейчас нет такого лимонада, к моему глубокому сожалению. Исчезли аппараты с газировкой и бессменным граненым стаканом, который почему то не воровали никогда. Самым большим удовольствием было вымыть стакан и наполнить его вкуснейшей газированной водой с двойным сиропом. Папа поднимал меня на руки, что бы я сам мог бросить трюльник в прорезь для монетки и нажать кнопку. Мы смотрели с папой мультики, добрые и смешные, сидя обнявшись на диване, а мама приносила нам пломбир в креманках, от чего смотреть телевизор становилось еще интереснее и вкуснее. И меня любили. Я купался в этом сладком и светлом чувстве и мечтал, что у меня всегда будет так же. Я помню, как родители приходили пожелать мне спокойной ночи. Они, обнявшись, стояли в дверях моей спальни, и отец рассказывал мне короткие смешные сказки собственного сочинения о глупых зверятах, обманутых хитрой Бабой Ягой. Каждый раз истории были разные, и я каждый вечер с нетерпением ждал продолжения. Как я мечтал, что когда то он расскажет их моим детям. Не срослось.

С тех пор я не ощущал на себе такого светлого всепоглощающего чувства, как любовь. Только горький суррогат, получаемый мною от женщин желающих составить мое счастье.

Софье автомобиль понравился. Она ходит вокруг него, восторженно рассматривая агрессивный дизайн и огромные литые диски. А мне нравятся другие машины, неповоротливые и мордатые американцы и чем старее модель, тем лучше. Новые – зализанные, лишенные своего агрессивного шарма мне не понятны.

Я часто вспоминаю купленный отцом первый и единственный его «Москвич». Я водил пальцем по шершавой, пахнущей новизной пластмассе и представлял себя бывалым шофером, виденным мною в каком то старом фильме. С каким трепетом я держался своими детскими ручонками за огромный, по моим понятиям, блестящий круглый руль и давил на клаксон, вызывая злость и ворчание соседских бабулек. В тот первый день родители так и не смогли вытащить меня из этого чуда Советской автомобильной промышленности, непонятного, грязно-зеленого цвета. Так и носили мне обед и ужин до темноты, пока сон не сморил меня, и я не уснул прямо на автомобильном сиденье. Помню, как папины заботливые руки несут меня домой, и укрывают теплым одеялом.

– Автолюбитель растет – весело вздыхала мама.

Нет, мама ты ошиблась. Я не люблю бездушные вещи и автомобили из их числа, хотя некоторые считают, что машины все же имеют душу. Я не понимаю слова – мода. В моем понимании мода – это то, что нравится тебе то, что греет твою душу, а не то, что есть у всех и сливается серой, пусть даже и очень дорогой массой.

– Ты ретроград – говорила мне моя супруга.

Нет, я не ретроград, я не чужд прогресса, просто не люблю навязываемых мне стереотипов.

– Анатолий, мы можем поехать домой, я замерзла? – Говорит Софья, поглубже натягивая шапочку. Я вижу, как дрожат ее тонкие пальцы.

– Конечно, поехали – говорю я. Мне приятно, что она считает квартиру моих родителей своим домом. Я счастлив от ее близости. В машине тепло и она заметно расслабилась, сидит, напевает, что – то себе под нос.

– Спасибо – говорит Софья – ты знаешь, мне так хорошо сегодня. Как будто воздухом наполненной себя чувствую, так легко и приятно. Ты удивительный мужчина.

Дома она пытается приготовить ужин. Видно, что она никогда не занималась готовкой и, в конце концов, когда из кухни начинает валить дым и запах горелой пищи, я решаюсь заказать пиццу. Мы едим пиццу, пьем вино. Софья смеется, закинув голову, и мое сердце наполняется счастьем и надеждой, что она оттает и забудет свое страшное прошлое. Ее прекрасные глаза сверкают изумрудным светом в отблесках пламени горящего в камине.

– Ты же хочешь меня. Что тебя останавливает? – Спрашивает она.

– Я буду ждать, когда ты захочешь.

– И как ты узнаешь о моем желании? – Удивленно вздергивает она изящную бровь.

– Ты сама мне скажешь.

Остаток вечера мы молча пьем вино погруженные каждый в свои мысли.

[Апрель 2009] ГЛАВА 6 [Она]

Солнце заливает комнату веселым весенним светом. Я сижу на подоконнике и гляжу на весело пляшущие солнечные зайчики. Вот уже почти четыре месяца я живу в этом доме. Четыре месяца спокойствия, неги и бесконечного счастья. Анатолий прекрасный и очень чуткий человек. В руках у меня учебник, но сегодня мне, почему то, совсем не учится. Сердце просит долгой прогулки по лужам, появившимся от таянья последнего грязного снега. За окном, захлебываясь поют птицы, радуясь первому теплу. Он тоже поет в ванной, периодически бегая к большому зеркалу в спальне с бритвенным станком в руке, чтобы не пропустить ни единой щетинки на мужественном подбородке. Куда интересно он собрался? Анатолий появляется в дверях одетый в белоснежную сорочку с сапфировыми запонками в рукавах. Интересно, где он берет эти старомодные рубашки?