Жан Гросс-Толстиков - Перевалъ

• Название: Перевалъ
• Автор: Жан Гросс-Толстиков
• Жанр: Русское современное

Издавна российские офицеры отправлялись на Кавказ, в последствии либо возненавидев непокорную землю, либо воспевая ее в стихах и романах. Служба новоиспеченного командира взвода ВДВ могла бы ничем не отличаться от службы сотен таких же лейтенантов, если бы не бурное воображение его самого. Начитавшись старинных романов о ратных подвигах и службе российских офицеров на Кавказе, Аракчеев жаждет подобного и для себя… И служба преподнесет ему настоящий урок, поставив на чаши весов жизнь и смерть.

---

Аракчеев скромно пожал плечами и криво улыбнулся. Слово Кавказ не пугало старшего лейтенанта, хотя и несло в себе некоторую тревожную неизвестность. От шести сложенных воедино букв, описывающих границы этого южного региона, веяло порохом, отважными подвигами и прокопченной мужской суровостью. Сюда, на Кавказ, испокон веков стремились в поисках приключений и новых ощущений бравые русские офицеры. Здесь складывалась не малая доля российской истории. Над горами витала с любовью воспетая такими русскими писателями, как Пушкин, Лермонтов, Толстой, щедрая дань к этой дикой, своенравной земле.

Всем своим естеством Аракчеев ощущал дыхание Кавказа, представляющегося ему каким-то единым живым существом, аксакалом с косматой нечесаной гривой, выбивающейся из-под лохматой белоснежной бараньей шапки, с глубокими старческими морщинами на мудром седобородом челе, с надменным остро-хищным взглядом черных чуть прищуренных глаз, в широкоплечей бурке, из-за полы которой предупреждающе выглядывает витиеватая рукоятка острого изогнутого полумесяцем ятагана.

Скромно улыбаясь самому себе, командир взвода ВДВ позволял разуму наполняться сказочными мечтами о новых интересных встречах с бравыми российскими господами-офицерами в роскошных старорусских мундирах с медными в чешуйках эполетами на плечах. Излучающие вышколенную годами армейскую суровость, беспрекословную любовь к Родине и самоотверженное стремление к улучшению ее блага офицеры встречали ли молодого командира молчаливым учтивым кивком, пожимали ли ему руки, откровенно принимая Алексея Андреевича в свои ряды.

И вот уже совсем скоро, наравне с верноподданными Царю и Отечеству драгунами Аракчеев мчался верхом на настоящем, свойственном только Кавказу маштаке. Именно эта неприхотливая порода степных лошадей испокон веков служила в драгунских полках Кавказской кавалерийской дивизии. Плохо приспособленная к манежным перестроениям и эволюциям, неказистая на первый взгляд порода прекрасно зарекомендовала себя в условиях трудной горной аванпостной и караульной службы, став верным боевым добронравным другом Российским драгунам.

В отличии от перекормленных, малоподвижных и рослых лошадей, маштаки с легкостью переносили все тяготы и лишения армейской жизни – внезапные атаки на полном карьере, погони, долгие переходы по горным тропам, скудное и часто нерегулярное кормление. И, конечно же, именно маштак, невысокий, поджарый, сверх подвижный и выносливый, стремительно нес своего бравого наездника по раскинувшейся между многовековых гор степи, преследуя злостного неприятеля.

С необычайной храбростью и удивляющей всех силой Аракчеев рубился на саблях, покоряя бесчисленные полчища горцев. А вечером, скромно потупив взгляд, принимал похвалы высшего начальства, ордена и медали. И уже через год, а может быть и раньше сам Император принимал Алексея Андреевича в петербургском Зимнем Дворце или в московском Кремле и торжественно вручал ему золотую саблю с именной памятной гравировкой под царским вензелем.

Но не только мечты о военных заслугах наполняли голову старшего лейтенанта, мокнущего под моросящим над дагестанским милицейским блокпостом ночным дождем. Другая, совершенно отличная от армейской службы, но также непременно касающаяся Кавказа мечта ласкала молодое сердце. Мечта о женщине.

Настоящая кавказская женщина, дитя гор, представлялась Аракчееву малообразованной, дикой и грубой, но прелестной своей стройной статью, грациозностью лани, с длинной угольно-черной косой и покорными глубокими, как лесные озерца глазами. Они встретятся где-нибудь высоко в горах, на пороге уединенной от шумного аула сакле. Она преподнесет ему глиняный кувшин с парным козьим молоком. Он же, смертельно уставший, в дорожной пыли, крови и славе, спешится со своего маштака и будет долго пить молоко, искоса поглядывая на прелестное создание, скромно переминающееся с ноги на ногу в паре шагов от него.

Потом, конечно же, будут страстные поцелуи, нежность горячего тела, сладкий голос и покорность рабыни. По окончанию службы он заберет ее с собой в Россию и познакомит с родителями. Они будут жить в большом белокаменном доме на берегу Волги и долгими зимними вечерами он будет воспитывать ее, обучать светской жизни.

Она же с молчаливой благодарностью быстро усвоит все необходимые знания и уже совсем скоро сможет сама читать ему произведения французской литературы в оригиналах, и свободно общаться на званных обедах и прочих торжествах, тем не менее не теряя своей дикой прелести, превосходящей и тем самым отличной от всех этих гламурных светских львиц.

– Ваше благородие, – совершенно отчетливо послышалось едва ли не над самым ухом старшего лейтенанта. – …Я извиняюсь, позвольте полюбопытствовать-с…

Аракчеев невольно вздрогнул и обернулся на голос. В паре-тройке шагов от него стоял высокий широкоплечий молодой человек, еще не взрослый мужчина, но уже и не желторотый юнец. Его правое плечо скрывала черная бурка, едва ли не касаясь подолом земли; голову увенчивала лохматая баранья шапка. Но он не был горцем, уроженцем Кавказа. На левом плече старорусского мундира сиял медной чешуей драгунский эполет, с бедра свисал палаш, а из-под папахи выбивался русый чуб.

Алексей Андреевич сконфуженно опустил глаза: высокие драгунские ботфорты незнакомца тонули в хлюпающей грязи. Он не был тем столичным денди, щеголяющим в высокoй кивере, белых лосинах и до зеркального блеска начищенных ботфортах, образ которого можно найти на старинных гравюрах в учебниках истории. Смуглое, обветренное волевое лицо «украшал» багряный шрам, перечеркнувший левую щеку от глаза до подбородка. Старший лейтенант снова поднял взгляд и пристально с немым вопросом в глазах уставился в смеющееся лицо молодого драгунскoгo унтер-офицера. Последний игриво подмигнул.

В ту же секунду изменивший свое направление ветер обогнул урчащий грузовик и бессовестно плеснул в лицо Алексея Андреевича щедрую порцию холодной влаги. Аракчеев поежился, отер лицо ладонью и поглубже спрятал голову в плечи.

– Товарищ старший лейтенант, – тот же голос послышался снова, но на этот раз на месте драгуна стоял обычный российский сержант.

Под тяжелым бронежилетом, через щегольски расстегнутый ворот бушлата виднелась тельняшка – гордость каждого десантника; из многочисленных карманов «разгрузки» торчали дополнительные магазины для АКМ; высокие берцы с налипшей на них грязью утопали в мутной луже; крепкие мускулистые руки расслабленно лежали на свисающем с бычьей шеи автомате. Боец явно желал вытянуть командира на беседу.

– Разреши-те полюбопытствовать, – с откровенной, даже добродушной улыбкой на искаженном багряным шрамом лице обратился сержант. – Чего это у Вас за ремнем? Кинжал что ли?

Мельком взглянув на торчащую из-за отворота плащ-палатки рукоятку старинного кавказского оружия, Аракчеев смущенно пожал плечами. Недавнее видение в образе кирасирского драгуна неохотно медленно покидало память, возвращая Алексея Андреевича к реальности.

– Ну… Во-первых, это не кинжал, а ятаган, – учтиво кивая, уточнил он. – У кинжала клинок прямой, а у ятагана – изогнутый, на подобии полумесяца… Во-вторых…

– Вы, товарищ старший лейтенант, его в Пятигорске приобрели? – сержант небрежно перебил Аракчеева, легко и быстро увлекаемого излюбленными темами, если разговор касался таковых.

– Так точно, в Пятигорске, на рынке, – улыбнулся Аракчеев и, горделиво распрямив узкие плечи, бережно погладил узорчатую рукоятку ладонью.

Сознание незамедлительно выдернуло из закромов памяти Пятигорский рынок. Просторные, подобно самолетным, ангары, многочисленные прилавки, разноцветные палатки чередовались с компактными шашлычными, чебуречными и чайными. Яркие фруктовые прилавки сменялись приторными медовыми, те в свою очередь молочными, далее ореховыми, пряничными, конфетными. Перетекая на другую сторону торговых рядов, подставляли деревянные спины под мясные горы, колбасные батареи, рыбные косяки – настоящий кавказский базар.

Без стеснения вылупившись завороженным взглядом во все это великолепие, Алексей Андреевич неторопливо шел между рядов, кое-где останавливался, пробуя то чучхелу, то люля-кебаб, то шаурму, то чебурек.

– Че к нам приехал? Че на наших девок смотришь? Че водку пьешь? – перебивая друг друга, говорили молчаливые взгляды щетинистых кавказских лиц, встречаясь с улыбающимися глазами молодого офицера.

Сержант глубоко затянулся сигаретным дымом и шагнул ближе к Алексею Андреевичу, зачем-то перейдя на шепот.

– Товарищ старший лейтенант, – сказал он, в добавок к шепоту прикрываясь ладонью с тлеющей в ней сигаретой. – Выбросьте, бога ради… А то засмеют.