Игорь Сотников - Его величество и верность до притворства

• Название: Его величество и верность до притворства
• Автор: Игорь Сотников
• Жанр: Русское современное

Завязанная на имевшихся в своё время исторических событиях история о том, о чём всегда к месту и ко времени будет интересно поговорить. Так во времена Людовика XIII… Ну а дальше по порядку и своим чередом.

---

– Мне надо подумать. – После глубокого вздоха, который был вызван этой, за неё самоотверженностью Кончини, на которую королеве хотелось смотреть и смотреть, ответила королева.

– Слишком долго думать – это всё-таки у них семейное. – В свою очередь, про себя подумал Кончини и, вернувшись из своих планирований обратно в дворцовый зал, на своё место, чтобы больше не отвлекать своего внимания на всякую мелочь, решил, что нужно самому начинать действовать. И Кончини повернувшись к королеве, принялся выказывать ей свою приверженность во взгляде.

Между тем, в зрительском зале продолжалась своя прелюдия к основному представлению.

– А герцог, как всегда верен себе, любит рыбку в мутной воде ловить. – Усмехнулся граф Рокфор, поглядывая на герцога Монморанси, теперь уже здесь, в дворцовом зале, по привычке принявшись клевать носом.

– Ну, ему с его длинным носом, нужно быть поосторожней в ловле даже самой мелкой рыбёшки. – Сказал в ответ ещё взволнованный происшествием с Генрихом, вернувшийся к себе на место герцог де Гиз. Граф Рокфор интуитивно почувствовав, что герцог де Гиз чем-то озабочен, внимательно посмотрел на него, ожидая когда герцог сам скажет, что его мучает. С чем граф великолепно справился, и де Гиз не выдержав его пронзительного взгляда, рассказал каким нападкам он подвергся со стороны Генриха.

– Ты ведь понимаешь, что я ради нашего общего дела не имею права рисковать собой. – Сказав эту неоспоримость, де Гиз посмотрел на Рокфора и, убедившись, что тот вполне разделяет озабоченность де Гиза своей жизнью, спросил его. – У тебя есть кто-нибудь на примете, кто бы с должным упорством мог отстоять мою правоту слова? – На что Рокфор без всякого раздумья, сразу же предложил свою шпагу, которую с должным рвением, после небольшого денежного вспоможения необходимого, и то лишь из-за своей слабохарактерности насчёт растрат, понесёт первый дуэлянт Бутвиль.

– Бутвиль, говоришь? – задумался де Гиз. – А его участие не вызовет большого шума во дворце. Ведь нам нужно предвидеть все результаты поединка. – Герцог внимательно посмотрел на Рокфора.

– Будем всё держать в тайне. А там если что (во что я не верю), выставим этого Бутвиля, как единоличного зачинщика дуэли. Что при его репутации будет не трудно сделать. – Сказал Рокфор.

– Ты всегда умеешь найти нужное слово. – Похлопав графа по плечу, де Гиз окончательно успокоился и перевёл свой взгляд в сторону сцены, на которую ему вновь не удалось вот так прямо посмотреть, из-за появления ненавистной ему мадам де Ажур.

«Тьфу. Видеть её больше не могу», – Герцог при виде мадам де Ажур вновь взволновался, а всё потому, что он терпеть не мог любой неловкости, на которую его как раз и подвигла мадам де Ажур. И тогда, когда Генрих вдруг неожиданно покинул их, оставив де Гиза, так сказать в положении сказавшего предпоследнее слово, что есть оскорбление его светлости, то герцог даже оказался в некотором роде смущён тем, что мадам де Ажур, оказалась свидетельницей этого его фиаско (то, что он выступила для него временной подпоркой, от которой он немедленно отказался, как только пришёл в себя, то этот факт уже выпал из его памяти). Отчего герцог ещё больше разнервничался и, потеряв полноценную связь с языком, молча, как истукан стоял напротив мадам де Ажур, больше его напуганной такой грозной молчаливостью герцога.

И чем дольше молчал герцог, тем сложнее ему было выдавить из себя слово и тем страшнее становилось мадам де Ажур, по зловещим слухам палачей, знавшей к чему или куда приводят (в Венсенский замок, в башню «Дьявола», где помещаются все те, с кем больше не о чём говорить) все эти недоговорки и молчание высокородных господ. И мадам де Ажур уже потеряв связь со временем и со своими ногами, уже было приготовилась пасть перед герцогом в раскаянье за своё любопытство, как герцог, уже сам не выдержавший этой пытки себя видами мадам де Ажур, в нервном приступе закрыл глаза и с маской безразличия двинулся подальше от этого места туда, куда его глаза не глядят.

Что только на первых порах, когда открытое пространство зала позволяет не натолкнуться на кого-либо или на что-либо, легко сделать. А вот когда перед вами стоят двери, а вы их не видите, то вероятность непопадания в них увеличивается многократно. Но к удивлению мадам де Ажур, герцог не промазал, а без всякого со своей стороны затруднения, с первого раза попал в дверное пространство, и всё это с закрытыми глазами. Правда, если не быть столь легковерным, как мадам де Ажур, а иметь некоторую предубеждённость к герцогу де Гизу, то, пожалуй, все эти его успехи в плане попадания в двери с первого раза, можно записать насчёт его хитроумности. Где де Гиз, так сказать, слегка с жульничал и оставил для себя небольшое пространство – он не до конца закрыл глаза, что и позволило ему безошибочно с ориентироваться в пространстве.

Ну а мадам де Ажур, несмотря на то, что ей не пришлось прибегать к таким хитроумным выходам из этого затруднительного положения, всё же испытывала некоторую разориентацию, как в дворцовом, так и в своём статусном пространстве, где она теперь и не знала, в каком качестве находится перед лицом герцога. А заговорить с ним она теперь уже точно не посмеет. И мадам де Ажур, как натура легковерная и вспыльчивая, находясь во всём этом сомнении, тут же предалась осуждениям его возрастной недальновидности, и как только она войдя в зал, увидела герцога, то тут же потемнела в глазах и начала вешать всех собак (а все знали некоторую обособленность герцога от собак, которых он даже на охоте старался обходить, а лучше объезжать на лошади стороной) на герцога: «Да что б ты сдох, старый хрыч! Сам меня позвал, а теперь я ещё и виновата. Ненавижу!».

Что же касается Генриха Анжуйского, то он, несмотря на все эти будущие затруднения связанные дуэлью, чувствовал себя намного лучше, чем до встречи с де Гизом, с чем он и направился дальше в поисках виконта Трофима. Что на этот раз для Генриха увенчалось успехом, чего не скажешь по виконту, в чьих далеко идущих планах, даже намёка не было на встречу с каким-либо мужским лицом, а вот с дамой, как раз было. Так что появление Генриха в одной из зальных комнат, служащих для конфиденциальных, тет-а-тет разговоров, не то чтобы не вызвало воодушевления у виконта, любившего своими неожиданными выходами и выходками из-за тайной ниши, делать дамам умопомрачительные сюрпризы, но даже вылилось в нескрываемое на его лице разочарование.

Но Генриха такими выразительными вызовами не проймёшь и он, предпочтя не заметить всё этого недовольное убранство на лице виконта, как только обнаружил или вернее сказать, застал виконта в одиноком стоянии, то сразу же без предварительных виртуозных раскланиваний, на которые Генрих был большой мастер, обратился к нему.

– Так это вы тот самый виконт Трофим? – остановившись у дверей, без всяких косых взглядов, а так сразу напрямую глядя на виконта, спросил Генрих. Ну а этот, однозначно с двойным дном вопрос Генриха, заставляет виконта Трофима заволноваться и с подозрением воззриться на Генриха.

«Что он имел в виду, не просто вопрошая, а скорей утвердительно заявляя, что я тот самый виконт, – судорожно принялся соображать виконт Трофим. – Он что, хочет, чтобы я сам, собственномысленно задумался и в результате всего этого вольнодумствования, взял и, перестав верить в себя, засомневался в себе. – Начал закипать виконт. – И, в конце концов, растерявшись, сам очернил себя, а этот Генрих тем временем будет не при делах стоять в стороне. Нет уж, не на того он напал, и я никому не дам такой возможности посмеяться надо мной». – Сжав, что есть силы рукоятку шпаги, виконт Трофим заодно сдвинул свои брови и, бросив на Генриха взгляд вызова, грозно заявил:

– Сударь. Извольте объясниться.

– Я наслышан о вас, как об одном из храбрейших рыцарей королевства. – Заговорил Генрих, с первых же своих слов добившись ослабления хватки руки виконта Трофима, который, будучи не привычен к таким достойным выражениям в свой адрес, даже несколько растерялся и проникся верой к Генриху. Ведь когда человек говорит истинную, а не горькую (что есть две больших разницы) правду, то это всегда располагает его к вам. – А я всегда питал уважение к столь достойным сынам государства. – Генрих сделал внимательную паузу, для того чтобы виконт Трофим проникся пониманием к нему и к чему ведётся этот разговор. И как только Генрих решил, что время паузы достигло той размерности, когда выход за его пределы уже будет означать его дерзость по отношению к умственному развитию виконта, которому и этого времени должно было хватить для того чтобы понять то, что в нём нуждаются, то он сказал:

– Я хотел бы, чтобы вы заняли своё достойное место рядом со мной.