Алексей и Ольга Ракитины - Гувернантка

• Название: Гувернантка
• Автор: Алексей и Ольга Ракитины
• Жанр: Детектив

Роман «Гувернантка» является хронологически первым в серии «Невыдуманные истории на ночь». Сюжет его основан на реальных событиях – обстоятельствах расследования подозрительной смерти в апреле 1878 г. Николая Познанского, 18-летнего сына жандармского полковника (в романе – Прознанский). В отравлении была заподозрена домашняя воспитательница, предположительно состоявшая в интимных отношениях с молодым человеком. Интригующие перипетии этого расследования широко обсуждались прессой тех лет.

---

– Да, конечно, я знаю-знаю… Не корите меня, я сам себя корю! Видите ли, Николай Познанский болел, лечился, принимал лекарства, – доктор вдруг заговорил голосом тихим и невнятным, – Возможны ошибки в дозировках, в работе провизора…

У Шумилова вдруг возникло странное иррациональное ощущение того, что сидящий напротив человек очень боится какого-то вопроса. Вот только Шумилов вопроса этого не знал, а потому не мог пока задать.

– А почему тело покойного Прознанского вскрывалось в Медико-хирургической академии? – наобум спросил Шумилов.

– Он из военной семьи. Отец покойного молодого человека полковник, ему было довольно просто организовать все это без задержек.

Ничего настораживающего в таком ответе не было. В конце-концов, большая часть мужской половины высшего света Российской Империи служила в армии.

– Хорошо, Николай Ильич, – заканчивая разговор с доктором проговорил Шумилов, – напишите, пожалуйста обо всем этом подробно, а потом можете быть свободны. Постарайтесь припомнить приметы извозчика, а также номер его жетона. Вы его сами поймали?

– Нет, швейцар академии по моей просьбе его ловил.

– Прекрасно, еще один свидетель. Напишите обо всем. На отдельном листе перечислите органы, переданные Вами для химического исследования в университет. Через пару дней мы Вас вызовем, если всё будет в порядке, вернем Вам пропажу.

Когда в прокуратуре появился Шидловский, Алексей Иванович перечитывал показания доктора. Все оказалось просто и понятно. Оснований не доверять Николаевскому не было. Шумилов не был идеалистом и давно уже смотрел на мир без иллюзий, но сейчас он был готов дать руку на отсечение, что доктор рассказал ему чистую правду. Хотя, возможно, и не всю. Шидловский выслушал доклад подчиненного, мельком взглянул на странички, исписанные бегущим докторским почерком и барственно прикрыв глаза, распорядился:

– Поезжай-ка ты, Алексей Иваныч, в этот самый университет, да порасспроси людей, что за птица этот доктор, а заодно, может, и результат экспертизы заберешь.

– Боюсь, мне его никто не даст. На каком основании, Вадим Данилович? Дела-то нет! – сдержанно заметил Шумилов. Он старался не пререкаться с деспотичным начальником, но не всегда мог соблюсти это правило. Иногда у помощника прокурора полет слова заметно опережал полет мысли; в такие минуты его словоблудие следовало останавливать в самом начале.

– Ты просто скажешь там… – Шидловский запнулся, задумался на время, и сообразив, что оснований для изъятия текста химического исследования действительно не существует, заговорил о другом, – Чем чёрт не шутит, может статься, парнишка помер неспроста.

Шумилову не надо было повторять дважды. Присутствие в здании прокуратуры начальника действовало на него угнетающе, поэтому Алексей Иванович очень любил разъезды по городу. Сейчас же нетерпеливое ожидание скорой развязки событий явилось для него дополнительным стимулом и он летел как на крыльях. На Дворцовом мосту его обдала фонтаном грязных брызг роскошная коляска на рессорном ходу, но это показалось мелочью и совсем не испортило настроения. Он не замечал ни низкого серого неба, ни пронзительного ветра с Невы, ни угрюмого дворника у дверей длинного университетского корпуса. Алексей не заканчивал Петербургского университета, бывал здесь всего пару раз, причем по делам службы и весьма недолго. Ему потребовалась четверть часа, чтобы отыскать профессора Оскара Штейфера, которому Николаевский передавал для исследования внутренние органы умершего юноши.

– Николаевский? Николай Ильич? Конечно, знаю. Мой коллега уже на протяжении… – седовласый профессор Штейфер задумался на секунду, – без малого 15 лет. Это мой бывший ученик, подавал надежды, доложу я вам. После окончания курса работал здесь же, в университете, на кафедре легочных болезней. Но потом занялся собственной практикой. Хороший доктор и безукоризненной честности человек. Против совести не пойдет. Знаете, у нас как говорят – хороший доктор тот, при одном появлении которого больному становится лучше. Так вот, Николай Ильич как раз таков. Конечно, останься он на кафедре, мог бы принести пользу науке, но, с другой стороны у нас ведь состояния не сделаешь.

– Третьего дня Вы получали от него внутренние органы для химического исследования? – спросил Шумилов и, увидев кивок профессора, продолжил, – Посмотрите на этот список – это действительно те человеческие органы, которые Вам передал Николаевский?

Штейфер приблизил лицо к листу бумаги, протянутому Шумиловым и, близоруко щурясь, вгляделся:

– Да, это те самые органы. Но в факте подобной передачи нет нарушений…

– Оскар Карлович, Вас никто ни в чем не обвиняет. Как и Николаевского. Окружная прокуратура просто проверяет сведения.

– Что ж, будем считать, что Вы меня успокоили.

– Где эти органы находятся сейчас? – уточнил Шумилов.

– Я их передал на кафедру судебной медицины. Там прекрасная химико-токсикологическая лаборатория. Я ведь не сам буду проводить исследования, мое дело – организовать.

– Как я могу поговорить с лицом, ответственным за лабораторный анализ?

– Очень просто. Я Вас отведу.

По гулким коридорам университетского здания профессор провел Шумилова на кафедру судебной медицины и в дверях лаборатории любезно пропустил гостя из прокуратуры вперед. Толкнув тяжелую дверь, Шумилов оказался в просторном кабинете, стены которого были увешаны таблицами и цветными плакатами, показывающими в разрезе части человеческого тела; два длинных стола были плотно заставлены разнообразным химическим оборудованием, а вдоль стен тянулись шкафы с опечатанными дверцами. На большом круглом столе у самой двери, примостился пузатый медный самовар, подле которого хлопотал молодой человек в поддевке. Краник на самоваре не хотел ему поддаваться и молодой человек, отдернув обожженные пальцы, крикнул Шумилову повелительно:

– Слышь-ка, братец, подержи самовар, да только возьми какую-нибудь тряпицу, а то руки обожжёшь!

Он, видимо, признал в вошедшем своего брата-студента.

Через секунду в лабораторию вошел профессор Штейфер и коротко сказал:

– Павла Николаевича позови! Скажи, что я к нему гостя из окружной прокуратуры привел…

Молодой человек в поддевке только теперь, видимо, заметил под распахнутым пальто Шумилова форменный мундир чиновника министерства юстиции. Он аж даже присел на месте и, пробормотав «Сей момент отыщем…", выскочил за дверь.

Меньше чем через минуту в лаборатории появился ее заведующий. Из записки Николаевского его имя и фамилия были Шумилову известны. Павел Николаевич Загоруйко оказался маленьким плешивым мужичонкой, меньше всего похожим на талантливого представителя академической науки, каковым фактически и признавался всеми. Представившись и присев к столу с самоваром, за которым расположились Штейфер и Шумилов, Загоруйко неожиданно спросил:

– А вы, что же, уже возбудили дело?

Алексей не понял вопроса, но ответил в тон Загоруйко:

– А что, уже пора?

– Полагаю, что да. Николай Прознанский скончался от передозировки морфия. Это как дважды два. Слава Богу, морфий мы умеем надёжно определять. В содержимом желудка, а также в крови обнаружено смертельное содержание морфия. Покойный должен был принять его не менее двух десятых грамма, что соответствует трём аптечным гранам. Конечно, морфий входит в состав некоторых лекарств, но такое количество невозможно получить ни с одним лечебным препаратом. Ну, разве что одномоментно выпить ведро сонных капель, – Загоруйко усмехнулся, – Что невозможно по определению… Так что смерть молодого человека наступила от отравления.

Шумилов был поражен услышанным, а профессор Штейфер залепетал растерянно: «Ай-яй-яй, Боже ж мой, какая некрасивая история и мы здесь…». Он запнулся на полуслове, но мысль его была очевидна – из-за Николаевского он мог быть втянут в уголовное расследование.

– Мне понадобится Ваше заключение, – сказал Шумилов заведующему лабораторией.

– Разумеется, я его Вам предоставлю.

– Я бы хотел кое-что уточнить, – Шумилов задумался на секунду, формулируя мысль, – Вы уверены в прижизненном попадании морфия в организм? Другими словами, Вы не допускаете, что раствор морфия был влит в емкости с органами после аутопсии?

– С какой целью? – в свою очередь спросил Загоруйко.

– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

– Понимаю, куда вы клоните, – Загоруйко на минуту задумался, – Вы что же, сомневаетесь, в честности Николаевского?

– Павел Николаевич, Вы же сами судебный медик и знаете порядок назначения и проведения патологоанатомического и судебно-химического исследований. То, что сделал Николаевский…

– Да-да, понимаю. Он нарушил предписанные инструкцией Медицинского комитета правила и сам привез органы на экспертизу. Но для чего ему вливать морфий? Из-за каких-то корыстных соображений? Чушь, не может быть! Это честнейший человек! – Загоруйко энергично встряхнул плешивой головой, и это движение придало ему упрямый вид. – Никогда в это не поверю! Есть такое понятие – врачебная этика. И для Николаевского это не пустой звук. Поверьте мне, я знаю Николая Ильича, и отдаю себе отчет в том, что говорю.