Диана Машкова - Чужие дети

• Название: Чужие дети
• Автор: Диана Машкова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-04-089989-0, 978-5-04-088596-1

Зачем берут в семью подростка-сироту? Не младенца, которого можно воспитать как собственного, а почти взрослого человека? Чтобы получать за него деньги от государства? Интеллигентная и весьма успешная женщина Екатерина Родионова в деньгах не нуждалась. Опалив однажды свою душу страданиями никому не нужных подростков, она ушла с поста главного редактора издательства, взяла под опеку девочку двенадцати лет и стала растить ее наравне с двумя собственными дочками. Скоро жизнь семьи превратилась в ад. Пережившая трагедию, озлобленная девочка вела себя так, что муж Кати почти перестал бывать дома, а сама Катя оказалась на грани нервного срыва. А когда по воле судьбы Кате пришлось взять в семью еще и парнишку – сиротки начали войну ревности. Однако в горниле этих страданий семья выстояла – так, что вокруг нее сплотились и другие семьи, готовые помогать сиротам и усыновлять подростков из детдома…

---

– Неприлично напоминать женщине о ее возрасте. Зачем ты пришла?

– Как зачем? – Катя нагнулась и выудила с обувной полки пушистые тапочки с кроличьими ушами. – Навестить.

– А почему рано утром? Что с работой?

– Работа подождет.

Хозяйка квартиры прошла в комнату, не дожидаясь, когда дочь закроет за собой входную дверь, и снова опустилась в кресло. Телевизор работал, но без звука – новости мама смотрела только так.

– Чай или кофе тебе сделать? – выкрикнула гостья с кухни.

– Что хочешь, то и делай.

Катя нашла кофейные зерна, кофемолку, достала турку. Потом увидела конфеты и печенье в коробке, которые привозила в прошлый раз, и тоже взяла их с полки. Заглянула в холодильник – красная икра в баночке стояла нетронутой. Мама, как ни пыталась Катя порадовать ее чем-нибудь вкусненьким, питалась аскетично просто. Каша. Суп. Все гостинцы дочери так и лежали без дела. Катя тяжело вздохнула: как ни пытайся, маму уже не переделать.

Сварив кофе, она столкнулась с новой дилеммой – нести поднос в комнату или накрыть на стол в кухне. Рядом с мамой она по-прежнему ощущала себя неуклюжим подростком и постоянно боялась что-то сделать не так.

– В комнату ничего не тащи, я иду! – услышала она предостережение и быстро накрыла на стол.

– Рассказывай, – потребовала мать, как только Катя сделала первый глоток горького напитка. Кофе она пила только черным, без молока и без сахара. Кто-то сказал, что только в таком виде кофе не портит фигуру.

– О чем?

– О том, какая муха тебя укусила.

Катя почувствовала, как холодеет шея и потеют ладони. Мама не могла ничего знать – Катя не успела рассказать о своих переживаниях ни Владу, ни кому-то еще.

– Откуда ты знаешь?

– Вижу.

– Я устала, – пролепетала Катя, – сама не пойму, от чего.

– На работе, что ли, проблемы?

– Нет, – Катя тяжело вздохнула, – хотя работа мне и правда надоела. Одно и то же двенадцать лет. С утра до вечера чужие люди.

– Ты совсем, что ли, рехнулась? – Мать моментально взвилась. – А если муж тебя бросит, где будешь деньги брать?

– Мама! – Катю всегда возмущала резкость матери, граничащая с хамством, но она ничего не могла с этим поделать. В детстве часами ревела от обиды, забившись под кровать. Подростком пыталась робко огрызаться в ответ, но мать ее словно не слышала. Слова дочери отлетали от нее как горох, и она продолжала высказываться в своем духе.

– А что? Так и есть! Устала она. Кто тебе рожать-то велел на старости лет?

– Ты меня сама в том же возрасте родила. В тридцать девять.

– И я тоже дура!

– Я сделала то, что считаю нужным, – Катя чеканила слова, стараясь взять привычный начальственный тон, но при этом нервно ерзала на стуле, – и мы не будем это обсуждать.

– Будем, – Елизавета Петровна с вызовом уставилась в лицо дочери, – одной вашей Насти хватало с лихвой.

– Да о чем ты говоришь?! Машуня – это такое счастье! Ты бы хоть раз заехала поиграла с ней. Хочешь, я тебя сейчас отвезу?

– Еще чего не хватало! – Елизавета Петровна брезгливо поморщилась. – Развела кучу детей. От них одни проблемы.

– Ну, кто тебе такое сказал?! Какая это куча, всего-то две дочки!

– Я знаю, что говорю, жизнь прожила. С тобой одной-то намучилась!

Катя снова за долю секунды стала младше на тридцать лет – почувствовала себя ребенком, который матери не нужен, растет ей обузой. Не радует, не умиляет, только вызывает раздражение.

– Не сочиняй, – она возразила, по-детски надув губы, – со мной всегда папа возился и играл. Он был потрясающим отцом. На что тебе жаловаться?

– Это только я знаю, на что. – Мать нервно отмахнулась, словно отгоняя назойливую муху.

Они помолчали, глядя каждая в свою чашку. Катя после первого глотка черного кофе почувствовала вдруг сильный голод, но не решилась протянуть руку к коробке с печеньем.

– Мама, – Катя подняла глаза, – скажи, а как можно детям-сиротам помочь?

– Никак. – Елизавета Петровна отрезала, не задумываясь, и тут же уткнулась взглядом в окно.

– Подожди, – Катя осторожно вздохнула, – но ты же сама чего-то хотела, пока в детском доме жила?

– Это в блокаду-то? Жрать хотела. И спать все время. А больше ничего.

Катя знала, что первые годы сиротства практически стерлись из маминой памяти. Она знала только то, что долго лежала рядом с трупом своей матери, Катиной бабушки, в холодной комнате на окраине Ленинграда, пока ее не нашла воспитательница детского сада, куда маленькая Лиза ходила еще до войны. И унесла в тот же самый сад, только тогда уже детский дом. Лизе было четыре года. Воспитательница спасла ей жизнь.

– А думала ты о чем?

– Ни о чем, – мать разозлилась, – ждала, когда баланду из муки и воды принесут.

Лиза была такой слабой, что ее не решались перевозить через Ладогу по Дороге жизни. От голода у нее отнялись ноги. Так она и провела в Ленинградском детдоме полных два года – с зимы 1942-го, когда умерла мама, по весну 1944-го. Каждый день кто-нибудь из детей умирал. И каждый день поступали новенькие. Потом блокаду сняли, и Лизу вместе с остальными чудом выжившими детьми перевезли в Москву. Выкормили, поставили на ноги. Здесь она и выросла.

– Мам, ну расскажи, пожалуйста…

– О чем?

– Что было после войны?

– Наелись наконец, – коротко бросила Елизавета Петровна.

– А еще что ты помнишь?

– Что помню? – мать повысила голос. – Отца я своего ждала! Про маму знала, что ее больше нет. А отец-то с фронта должен был вернуться и меня забрать. Вот и ждала.

– Все время? – На глаза Кати навернулись слезы.

– До шестнадцати лет, – она нахмурилась, – злилась на него, что не приходит за мной. Я же до сих пор не знаю, бросил он меня или погиб.

– И все дети ждали своих родителей?

– Если была надежда, то ждали. А как же еще?!

Катя молчала, опустив голову, и была благодарна матери за разговор. За то, что она прекратила сыпать осуждениями и пусть с раздражением, но рассказывала о своем прошлом.

– А нынешние сироты? Они тоже ждут?

– Нашла сирот! – Лицо матери стало каменным. – У нынешних родители живы, почти у всех. Алкаши, наркоманы и тунеядцы. Сидельцы еще. Но государство-то добренькое, оно вместо того, чтобы отца с матерью к ответу призвать, дарит им вольницу.

– Мы с коллегами недавно были в одном детском доме, – призналась Катя, – то есть в Центре содействия семейному воспитанию. Сейчас так называются учреждения для сирот.

– И зачем вас туда занесло?

– Подарки детям привозили.

– Олухи царя небесного! – Елизавета Петровна в ярости бросила чашку на блюдце. – Вот почему ты как пришибленная. Я же тебе сто раз говорила, воспитатели всё отбирают. Нам твердили «дефективным не положено» и подарки уносили домой.

– Это же было давно, – Катя мотнула головой, – сейчас все не так. Директор очень хороший человек, мне про него рассказывали, за каждого ребенка болеет душой. Всё, что спонсоры привозят, детям и отдают. Мебель новая, ремонт дорогой, плазменные панели. У детей и одежда красивая, и телефоны. Условия потрясающие…

– Вот ведь холера! Растят иждивенцев.

– Мама, ты просто ревнуешь, – Катя словно саму себя пыталась уговорить, – в твое время такого не было.

– Господи, Катерина, пойми, – Елизавета Петровна вдруг вытянулась в струну, – нет разницы, что было, что есть. Детдом убивает ребенка. Ты хоть все стены там позолоти, а это тюрьма! Если рядом мамы и папы нет, сущий ад. Никто не защитит.

– Ты сама себе противоречишь. Я как раз хочу защитить. И спрашиваю тебя – как?

– Ты им не мать! – Она в ярости сверкнула глазами. – Даже не вздумай лезть. Нельзя излечить то, что дотла сожжено. Я тебе мало рассказывала?

– Много, наверное, – Катя кивнула, – но я не знаю, что делать. Не могу просто пройти мимо.

– Дура, – беззлобно резюмировала Елизавета Петровна и замолчала.

– Мама, расскажи что-нибудь, – Катя не просила, а требовала, – как это, жить в детском доме?

– Не думаю, что ты хоть что-то поймешь, – Елизавета Петровна косо взглянула на дочь, – ты так никогда не жила. А все недовольна своим детством, читала я твою книгу! Мать у нее, видите ли, «отсутствующая». Целую теорию, оказывается, придумали. Мне бы вот хоть такую мать, живую, я бы ноги ей целовала.

– Прости…

– Ладно, – мама коротко отмахнулась, – слушай. Детдомовские – это стая. И раньше так было, и сейчас есть, даже не сомневаюсь. Там сам собой возникает вожак, у которого есть приспешники. Все как в тюрьме. «Блатные» управляют, «мужики» пашут, «шестерки» прислуживают, «опущенные» тоже понятно. Думаешь, случайно выпускники детдомов, каждый второй, попадают за решетку? Нет. Им там все понятно, привычно, они с детства как раз так и жили. Это только те, кто ни черта не соображает, считают, что в детдомах нормально, лишь бы еда и одежда была. Как бы не так! Не приспособила природа ребенка расти в стае, не может он без матери и отца. Кто защитит? Кто утешит? Кто покажет и научит, как жить?