Мартин Сэй - Зеркальный вор

• Название: Зеркальный вор
• Автор: Мартин Сэй
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-389-14177-3

Впервые на русском – один из самых ярких дебютов в американской литературе последних лет. Это мультижанровое полотно, шедшее к читателю свыше десятилетия, заслужило сравнения с «Облачным атласом» Дэвида Митчелла и с романами Умберто Эко. «Истинное наслаждение: подобие огромной и полной диковин кунсткамеры… – писал журнал Publishers Weekly. – Это шедевр эпического размаха, который можно полюбить, как давно утерянного и вновь обретенного друга». Действие «Зеркального вора» охватывает несколько стран, континентов и столетий – и три разные Венеции: от величественных палаццо и стекольных мастерских Венеции XVI века, где тайные агенты европейских и азиатских держав пытаются вызнать секрет производства легендарных муранских зеркал, – до баров и кофеен другой, лос-анджелесской Венеции, где поэты и писатели бит-поколения выясняют, кто из них самый гениальный, а малолетний уличный мошенник жаждет найти автора поразившей его воображение поэмы «Зеркальный вор», – до псевдовенецианских казино современного Лас-Вегаса, где отставной военный полицейский отчаянно пытается выйти на след неуловимого игрока, грозу обоих побережий…

---

В комнате расположились десятка два пожилых дам. Многие заполняют сразу по пять-шесть карточек, а иные умудряются по пятнадцать и даже больше, скрепляя их клеем-карандашом или липучкой. Розыгрыш ведет белая девчонка с брекетами на зубах; она объявляет выпавшие номера четким бесстрастным голосом, который упругими волнами разносится по комнате. Сам воздух кажется здесь уплотненным, лучше передающим звуки. Дамы похожи на жриц в процессе священнодействия. Голубые и розовые кудряшки подрагивают от внимательного напряжения; узловатые пальцы ловко орудуют маркерами, сжимая их на тот или иной атавистический манер. Ведущая прячет номера сразу же после того, как они были названы и продемонстрированы. Кёртис наблюдает за этим действом как зачарованный и в результате чуть не опаздывает на автобус.

Во время долгой поездки под уклон в направлении Стрипа он размышляет о Стэнли. Еще он думает о словах Кагами насчет блэкджека – об иллюзии полного контроля над игрой, – а также о бинго-старушках в тихой комнате, их поразительной сноровке в обращении с карточками и маркерами.

Все эти мысли начинают действовать на него угнетающе, а когда автобус уже подкатывает к его отелю, он отчего-то вспоминает футбольный матч в конце своего первого школьного сезона, когда он умудрился распознать готовящийся блиц еще задолго до снэпа – просто увидел его в глазах и лицах ребят из Баннекера, в манере их движения. Вспоминает внезапно снизошедшие на него спокойствие и ясность. Он вдруг ощутил себя пустым и невесомым. Дальнейший розыгрыш происходил как будто по его сценарию. Первым делом он резко отскакивает от защитного энда, стоящего против него на линии схватки, и тот падает, теряя равновесие. Теперь он свободен. Сдает еще назад, отступая в слепую зону. Активно размахивает руками. Выглядит нелепо. Но это срабатывает. И вот уже корнербек шпарит что есть сил, нагнув голову, – как ракета, нацеленная прямо в Кёртиса. Он падает на колено, упираясь рукой в газон. Слышен глухой треск, и это правильный, почти идеальный звук. Он по-своему прекрасен. Напоминает удар молотком по коробке с мелками. Боль скрючивает его, жжет изнутри. Но, даже не глядя на поле, он знает, что пас был отдан и удачно принят кем-то из своих. Рука оставалась в гипсе до февраля.

А через месяц после снятия гипса Рейгана подстрелили на выходе из вашингтонского «Хилтона», и Кёртис тогда же определился с тем, какой он хотел бы видеть свою будущую жизнь.

Ему кажется, что этот лифт никогда не остановится, с неторопливостью монгольфьера всплывая на высоту двадцати восьми этажей. Наконец лифт выпускает из своих недр Кёртиса, который уже на ходу расстегивает ремень, отпирает карточкой дверь номера, спускает штаны и срывает бумагу с рулона в хорошо продезинфицированном туалете – и все это как бы единым движением. Он еще долго сидит в ароматной темноте (мурашки по коже, едкий привкус во рту, холодный пот на затылке), прежде чем снять куртку и переложить кобуру с револьвером на мраморную раковину. Шторы на окнах в другом конце номера раздвинуты, и уличный свет, пульсирующий разными оттенками, просачивается в туалет через щель под дверью. Это напоминает Кёртису рождественские огни на елке, и он уже в который раз за день собирается позвонить жене. Пытается придумать, что ей скажет, потом воображает ее ответы и свои объяснения. Она видится ему на кухне с телефоном в руке. Возможно, греет молоко для горячего шоколада. Короткий белый халатик распахнут, на ногах пушистые красные тапочки. Форменная одежда для завтрашнего рабочего дня выглажена и теперь лежит на столике. Свободной рукой она упирается в дверцу холодильника, как будто из опасения, что та сама собой распахнется. Браслет из ракушек каури побрякивает о телефонную трубку. Брови нахмурены. Озабоченная морщинка на лбу. Эта морщинка, да еще пара колечек – вот и все, что она получила от Кёртиса за все время их брака.

«Мне очень жаль, Дани. Черт, я ужасно по тебе соскучился. Извини, сейчас не могу говорить». Ничего больше он придумать не может. Не может сообщить о своих планах, поскольку планов у него нет. Их, собственно, нет уже давно – с тех самых пор, как он после ранения вернулся из Косово, еще до их с Даниэллой знакомства. Последние пару лет он просто плывет по течению, лишь реагируя на внешние раздражители. Так что для начала надо бы разобраться с самим собой. Он спускает воду, раздевается, принимает душ, а потом ложится на кровать и начинает размышлять об этом.

Он по-прежнему думает об этом, когда оживает мобильник и на дисплее высвечивается его домашний номер в Филли. Он продолжает думать, пока телефон звонит, и после того, как он умолкает; а когда спустя минуту брякает сигнал о полученном сообщении, он все еще думает об этом.

Он включает телевизор, глушит звук и, пытаясь уследить за бегущей строкой внизу экрана, прыгает туда-сюда между Си-эн-эн, Си-эн-би-си и «Фокс-ньюс». Время от времени он погружается в дремоту. Так проходит несколько часов, и Кёртис вновь начинает испытывать голод. Он встает, одевается, запирает револьвер в сейфе и отправляется вниз, чтобы перехватить где-нибудь сэндвич.

Лифт доставляет его на второй этаж, в зону шопинга, и он шагает по темной брусчатке в ту сторону, где маячит холодный свет нарисованного неба. В пруду, завершающем крытый канал, гондольер подгоняет лодку к причалу, распевая свои песни над головами пассажиров, которые снимают его вихляющими цифровыми камерами. Голубизна воды бескомпромиссна и бесстрастна, как пустой киноэкран.

Справа по ходу возникает сводчатая галерея, ведущая к закусочным и ресторанам. Он направляется туда, но потом делает неверный поворот, вскоре осознает свою ошибку и тем не менее позволяет толпе делегатов какого-то съезда вынести его под высокую крышу площади Сан-Марко. Туристы мусолят безделушки в сувенирных ларьках под зонтиками; струнный квартет состязается с невидимым оперным певцом на балконе; за столиками на тротуаре гурманы вкушают ньокки и нисуаз с тунцом. А впереди, в самом центре площади, зеваки столпились вокруг живой статуи.

Кёртис подходит ближе. Статуя одета во все белое – белая хламида, белый шарф, круглая белая шапочка. Лицо и руки покрыты белилами. Кёртис затрудняется определить пол позирующего человека. Несколько минут он разглядывает статую в просвете между головами стоящих впереди и за это время не замечает ни единого моргания. Ничего не выражающий взгляд направлен в пустоту. Внезапно Кёртис осознает, что многие из созерцателей, включая его самого, почти так же неподвижны, как статуя. Эпидемия паралича. Встряхнувшись, он отделяется от этой группы.

Надо бы купить что-нибудь для Даниэллы – подарок в качестве извинения, – но все изделия здесь ручной работы, привезены из-за границы и слишком дорого стоят, да и Дани вряд ли понравятся вещицы такого рода. Маски со стразами, фолианты в кожаных переплетах, стеклянные пеликаны. Серебристое зеркало в хрустальной оправе. Деревянная марионетка с длиннющим носом-клювом.

Просматривая меню в «Таурс деликатессен», он начинает нервничать – ему кажется, что он находится не там, где следует. Стэнли сейчас может быть где-то неподалеку, но в это место он не забредет уж точно. Еще одна ресторанная зона расположена этажом ниже, по соседству с игорным залом. И Кёртис идет назад тем же маршрутом.

В процессе спуска лифта классическая музыка из динамиков сменяется балладой Фила Коллинза, а при открытии дверей белый шум казино обволакивает его, как пар в турецкой бане. Все предметы кажутся расплывчатыми и равноудаленными. Поскольку все военные сейчас находятся либо в Кувейте, либо на своих базах в состоянии готовности, Кёртис имеет основания полагать, что эта ночь в казино будет относительно спокойной; однако она таковой не кажется. Хоть в толпе и не мелькают армейские стрижки, но очереди у банкоматов не стали короче, шум и суета в зале на прежнем уровне, как и встречные потоки прибывающих и убывающих клиентов. Впрочем, это заведение никогда не было особо популярным среди служивых, так что они здесь погоды не делают. Перед дверьми туалетов группа мужчин в ожидании жен и подруг лениво бренчит монетами или штудирует пособия по базовой стратегии блэкджека. Большинство из них в возрасте Кёртиса или моложе.

Практически на автопилоте он совершает уже традиционный обход зала по часовой стрелке, подмечая отдельные, ранее упущенные детали: массивные канделябры, цветные узоры ковра, расположение видеокамер под потолком. Осматривает столы блэкджека, игровые автоматы, видеопокер, букмекерскую контору и отдельную зону для слот-машин с повышенным процентом выплат. Стэнли нигде нет, как и Вероники, – по крайней мере, в настоящий момент.

Он покупает филадельфийский сырный стейк в гриль-баре «Сан-Дженнаро» и усаживается за столик поближе к выходу. Только прикончив половину стейка и запив ее ледяным чаем, он наконец-то решается прослушать голосовое сообщение в своем мобильнике.