Макс Фрай - НебeSное, zлодея

• Название: НебeSное, zлодея
• Автор: Макс Фрай
• Жанр: Русское современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-106082-4

Третья часть головокружительной погони за ускользающим смыслом бытия, начало которой подробно описано в остросюжетных триллерах «Няпиzдинг сэнсэе» и «Наперsники синея». Кровавые следы полуночных озарений, леденящее дыхание сансары, ослепительное сияние человеческой глупости, неприглядные сцены насилия над невежеством с участием детей и домашних животных.

Бездна, которая всматривается в нас, становится все глубже и смеется над нами все громче. Ну и мы за компанию с ней.

---

Вскарабкавшись на ледяной холм, мы пошли дальше. И увидели белого лохматого пса. Белый пес был чрезвычайно дружелюбен, и сразу стало ясно, что прогулка наша понемногу подходит к концу, а ночью пойдет снег.

«Теперь, – говорю своей спутнице, – я, пожалуй, воспользуюсь твоей беспомощностью и отведу тебя на Очень Страшную Улицу».

Спутница моя сказала, что поскольку ей не нужно нынче вечером идти в магазин за рыбой, Очень Страшная Улица – это самый лучший маршрут.

Только не спрашивайте меня, при чем тут рыба. Я тоже не знаю. Я просто молча преклоняюсь перед недоступной мне божественной логикой. И вам советую.

Очень Страшная Улица Швенто Двасес была прекрасна, как всегда. Но тоже скована льдом. Впрочем, к этому моменту мы уже привыкли ходить по льду, а тут еще и за стену держаться можно – красота. В конце Очень Страшной Улицы мы встретили женщину-вампира с острыми клыками и смоляными кудрями до плеч. Женщина-вампир был пьяна до изумления.

Почуяв во мне надежду и опору, женщина-вампир спросила: «Я тут не упаду?»

«Нет, – говорю, – если за стенку держаться будете».

Пьяная женщина-вампир поблагодарила меня нечленораздельными междометиями и пошла дальше.

«Слушай, а у нее были клыки», – меланхолично заметила моя спутница. И только тогда до меня дошло, что клыки – это не совсем нормально. Все-таки виленская жизнь быстро изменяет базовые представления о норме.

Потом Очень Страшная Улица сразу закончилась, мы выбрались из-за подкладки, вышли к Вратам Зари и пошли заводить мою машину, чтобы ехать за захер-тортом в венское кафе. Лед, кстати, тоже закончился, как и не было.

А потом, ближе к ночи, когда торт был съеден, а все припасенные на сегодня слова сказаны, пошел снег.

Границы

– У меня прекрасно простроены границы. Я никогда даже мысленно не вмешиваюсь в чужие дела. Например, что происходит на Марсе, меня не касается. Прикинь, меня не парит даже Марс в двух шагах отсюда. В двух сраных шагах!

Грибы

– Это что?! Это, считается, что гроза?! Да какая в жопу гроза, оно же пахнет…

– Мужиками.

– Точно. Мужиками, которые вместо того чтобы лишний раз помыться, полились одеколонами… я даже не знаю, какими. Какие нашли, такими и полились. Какой самый ужасный был при советской власти? Ну, например, тройной… Вот им.

/минуту спустя/

– Так-так-так. Слушай, мужики помылись! И кажется успели получить высшее гуманитарное образование. И сели читать Сар… Нет, пардон, не Сартра. Они сели читать Камю.

– И грибы…

– Какие грибы?! Ай, слушай, действительно. Почитали Камю и пошли по грибы. И уже пришли! Одни грибы теперь вокруг.

…/еще минуту спустя/

– По-моему, вообще одни грибы остались.

– Да. Но эти грибы тоже читают Камю. Собрались толпой и читают. Друг другу через шляпку заглядывают. И со всех краев леса читатели Камю так и прут. В очередь записываются на чтение Камю.

/еще минуту спустя/

– Теперь ясно, что случается с грибами от чтения Камю. Они превращаются в эльфов!

– В ванильные плюшки.

– Точно. В эльфов с ванильными плюшками. Они уже даже Камю не читают, а садятся с этой ванилью пить чай. На бывшей грибной поляне. Чай такой… эээ… бывший грибной. Теперь уже ванильный. И эльфы уже не эльфы, а двенадцатилетние девочки. У них волосы розовые и бирюзовые, пастельные такие. И ванильные плюшки везде. И чай. Вот до чего вонючих мужиков высшее гуманитарное образование доводит. Вот про что эта «Гроза».

/Мы приносим благодарность компании Demeter (Fragrance Library) за предоставленный аромат Thunderstorm, гуманитарному образованию – за Камю, одеколону «Тройной» – за наше счастливое детство, эльфам – за ваниль, Пушкину – за вонючих мужиков, грибам – за грибы. Оставайтесь с нами./

Д

Две луковицы

Две луковицы, чуть ли не месяц пролежавшие в туго завязанном пакете, в темном шкафу, вопреки всему пустили стрелки, сочные, тугие, зеленые, как будто все это время простояли на солнце в банке с водой, только очень кудрявые, скрученные тугими спиралями от тесноты. Думаю, из них можно наделать если не даосских пилюль бессмертия, то, по крайней мере, таблеток, развивающих волю к жизни до таких масштабов, что пропивший полный профилактический курс сможет выжить среди цветущих на Марсе яблонь или даже, чем черт не шутит, среди людей.

Но мы не наделаем никаких пилюль, сами все съедим. Мы – мрачные мизантропы.

Дома

Дома вышла из строя газовая колонка, которая нас греет (потом вошла в строй, но как-то криво и неохотно).

Камин стал пускать в комнату жырные клубы дыма.

На пол упали две чашки, мыло и много бессмысленных мелочей.

В подъезде вообще крематорий, не знаю уж, что там соседи поймали и жарили. И думать об этом не хочу.

Решили поглядеть в лунный календарь: что ж за день такой прекрасный?

В лунном календаре написано, что день действительно прекрасный и благоприятен для всего. Ну, то есть вообще для всего.

Ну, тогда понятно.

Тогда да.

Дошло

Дошло, на что похожи эти дурацкие ноябрьские сумерки в четыре и полная темнота в пять.

Это как будто юные боги остались одни дома без взрослых и тут же выключили свет. И ну баловаться. Целоваться по углам, жечь свечи и страшные байки травить.

Вот почему, оказывается, я так люблю эту нелепую, необъяснимо рано наступающую темноту.

Дым

Дымом в городе пахнет так, что это уже не запах, а крик. Скорее, впрочем, блаженства, чем отчаяния. И ночи такие теплые, словно виленские жители и правда протопили не только свои квартирки и домики, а весь наш сентябрь.

В соседнем доме появилась студия танго; строго говоря, она просто приснилась другу Н., но оказалась цепкой и осталась по эту сторону бытия. В студии танго огромные окна, невозможно не останавливаться и не глазеть.

Сегодня там танцевали, вернее, репетировали два мальчика (дяденьки, на самом деле, но про танцующих грех так говорить); тот, что танцевал за партнершу, был натурально профи, партнер его, то есть тот, кто вел в танце, старался, но опыта ему явно не хватало. Но оба во время танца переставали быть мальчиками (тем более дяденьками) и становились просто танцующими существами, принявшими форму людей.

Это было невообразимо красиво, и про все сразу, то есть и про танец как таковой, и про суть обучения, и про то, чем становятся люди, целиком захваченные делом, и заодно, конечно, цитата из моего рассказа, в этом смысле я очень счастливый автор, реальность часто цитирует меня в моем же присутствии, так мне везет.

В городе, меж тем, по-прежнему пахнет дымом, и я не плачу от нежности только потому, что столько, сколько ее есть, мне не наплакать. А всякое дело следует делать хорошо, ну или вовсе не начинать.

Е

Еда и любовь

Маленькая Белая Кошка знает, что еду можно заслужить любовью. Проголодавшись, она приходит ко мне как опытная дама полусвета к пожилому любовнику: «Тебя зацеловать насмерть, или сразу шубу купишь?» В смысле, ластится, тычется носом, мурчит, лезет на руки и вообще заполняет собой всю мою жизнь. Поначалу это всегда приятно, но рано или поздно хочется заняться чем-то еще кроме кошки, а такой возможности нет: кошка натурально ВЕЗДЕ. Способов избавиться от нее всего два: или рявкнуть (не люблю, не практикую), или выдать-таки жратву.

Наевшись, Маленькая Белая Кошка на несколько часов утрачивает интерес к таинственному чуду любви.

Котовская, котенок, ластится, тычется носом, мурчит, лезет не за еду, а просто так. Потому что ей внезапно Захотелось Любви. Или стало скучно. Или сон страшный приснился, бывает и так. В маленькую твердую голову Котовской, котенка не вмещается сложная мысль, что можно торговать любовью за еду.

Проголодавшись, Котовская, котенок просто идет к своей миске (в то место, где с утра была миска). Обнаружив, что еды там нет, она громко орет – не столько выпрашивая еду, сколько от ужаса и возмущения. Нет еды! Как такое вообще может быть?!

Вопли продолжаются до появления еды в миске. Ну или пока Котовская, котенок не уснет, где стояла, задолбавшись орать.

Есть такое почти неописуемое, но явственно опознаваемое усилие

Есть такое почти неописуемое, но явственно опознаваемое усилие: оставаться в живых. Что-то среднее между постоянным осознанием себя живым существом и неспешного, трудного подъема (по крайней мере, это движение ощущается именно как подъем) по сияющей линии собственной жизни. Плюс усилие воспринимать эту линию как очень прочный, надежный трос. Тяжелая, но очень благодарная работа. Дающая, как минимум, восхитительную иллюзию, что с этой дискотеки тебя не выпрут, танцуй сколько влезет, пока не надоест.

Ж

Жаворонки никогда

Хорошо вставать в семь утра! К десяти (тоже утра) дела уже закончены, а к четырнадцати (утра, разумеется) закончена и жизнь. В смысле, встаешь перед выбором: застрелиться или лечь спать.