Эрик Ларсон - Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса

• Название: Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса
• Автор: Эрик Ларсон
• Жанр: Триллер
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-089363-8

Это классический документальный триллер о первом американском серийном убийце, действовавшем под псевдонимом… Холмс.

Доктор Холмс творил свои мрачные дела в конце XIX века в Чикаго, где к Всемирной выставке 1893 года он выстроил свой зловещий отель (в народе его прозвали «замок») с лабиринтами и комнатами без окон. Позже осмотр подвала этого дома вызвал шок даже у бывалых полицейских и циничных репортеров: личный крематорий, стол для вивисекций, множество орудий пыток и останки десятков пропавших туристов…

Холмс был так хитер, что только случайность вывела сыщиков на его след. Каким же образом полиция сумела найти маньяка, признанного первым в истории США серийным убийцей, и какие ужасные тайны хранит его прошлое?

Эта книга – будоражащее путешествие в холодный и извращенный мир идеального социопата.

---

Хотя Белкнэп немало прочитал о Всемирной выставке, он не имел желания осматривать места ее размещения, к тому же его не прельщала идея провести целый день в обществе Холмса. Пусть Холмс и был очаровательным и обходительным человеком, что-то в нем Белкнэпа настораживало. Но что именно, он понять не мог. Конечно, в последующие несколько десятилетий психиатры и их ученики почувствуют, что общество настойчиво требует от них описать с предельно возможной точностью, каким необычным свойством обладали люди, подобные Холмсу; это свойство делало их в глазах других людей участливыми и обворожительными и в то же время словно передавало смутное чувство, что какого-то важного элемента человечности недостает. Поначалу психиатры описывали это состояние как «моральное помешательство», а тех, кто проявлял это расстройство, как «моральных идиотов». Позднее они ввели термин «психопат», который использовался и в обычной прессе вплоть до 1885 года. «Пэлл Мэлл газетт» Уильяма Стида [96] назвала ее «новой болезнью», охарактеризовав следующим образом: «Ничто не свято для психопатов, кроме их собственной персоны и их собственных интересов». Спустя полвека доктор Харви Клекли в своем новаторском научном труде «Маска безумия» описал классического психопата как «искусно сконструированный рефлекторный механизм, который способен в совершенстве имитировать человеческую личность… Его имитация нормального во всех отношениях человека бывает настолько совершенной, что никто из специалистов, инспектирующих его в клинических условиях, не может выразить ни в научных, ни в обыденных терминах, почему или за счет чего он не является реальной личностью». Люди, проявляющие подобную форму ненормальности, станут на психиатрическом жаргоне именоваться «психопатами Клекли».

Когда Белкнэп ответил отказом на предложение Холмса, тот словно обмяк от обиды и разочарования. Поездка была необходимой, просто необходимой для Холмса, хотя бы лишь для того, чтобы поддержать его чувство собственной гордости и показать Белкнэпу, что он и вправду является состоятельным человеком и что вексель, выданный ему Белкнэпом, является самым надежным и безопасным вложением денег. Мирта тоже выглядела подавленной.

Белкнэп уступил. Во время поездки на поезде в Энглвуд Холмс рассказывал ему о том, что они видели за окном: о городских небоскребах, о реке Чикаго, о скотопрогонных дворах; Белкнэп с трудом переносил распространяемое ими зловоние, а Холмс, казалось, его вовсе не замечал. На вокзале в Энглвуде они вышли из поезда.

Движение в городе было оживленным. С интервалами в несколько минут прибывали и убывали поезда. Конные экипажи с пассажирами двигались на восток и на запад по Тридцать шестой улице, прокладывая дорогу среди многочисленных колясок и подвод. Везде, куда бы ни посмотрел Белкнэп, он видел строящиеся дома. Масштабы должны были еще более увеличиться, а темпы повыситься, поскольку предприниматели готовились к ожидаемому наплыву посетителей выставки. Холмс посвятил его в свои планы. Он провел его по своей аптеке с мраморными прилавками и стеклянными емкостями, которые были наполнены растворами удивительных цветов, а потом повел гостя на второй этаж, где познакомил с управляющим зданием Патриком Квинландом. Холмс провел Белкнэпа по всем многочисленным коридорам здания, описывая, как все будет выглядеть, когда откроется отель. Сама планировка здания показалась Белкнэпу странной, а многочисленные переходы, ведущие неизвестно куда, производили гнетущее впечатление.

Холмс спросил Белкнэпа, не хотел бы он подняться на крышу и с нее посмотреть стройку, дела на которой шли полным ходом. Белкнэп отказался, притворно сославшись на то, что в его возрасте уже нелегко взбираться наверх, преодолевая столько ступенек.

Холмс уговаривал его, соблазняя тем, что с крыши ему откроются потрясающие виды Энглвуда и что, возможно, он даже увидит расположенный на востоке Джексон-парк, где скоро начнется возведение ярмарочных построек. Белкнэп снова отверг его предложение, на этот раз более решительно.

Тогда Холмс подошел к осуществлению задуманного им с другой стороны. Он предложил Белкнэпу переночевать в его здании. Поначалу Белкнэп отклонил и это предложение, но, чувствуя неловкость из-за того, что он и так уже обошелся с Холмсом невежливо, отклонив его предложение подняться на крышу, согласился.

Наступило время отхода ко сну, и Холмс отвел Белкнэпа в одну из комнат второго этажа. Вокруг газовых фонарей, установленных в произвольном порядке в разных местах коридора, подрагивали сферы зыбкого света. Остальное лежало во тьме. Комната, уже обставленная мебелью, выглядела достаточно комфортабельной; окно выходило на улицу, на которой, несмотря на поздний час, царило оживление. Насколько мог судить Белкнэп, он и Холмс были сейчас единственными обитателями здания. «Перед тем как лечь в постель, – рассказывал Белкнэп, – я самым тщательным образом закрыл дверь».

Вскоре доносившиеся с улицы звуки стали менее громкими; слышались в основном грохот поездов да цокот подков по мостовой и скрип колес припозднившегося экипажа. Белкнэпу не спалось. Он лежал, глядя в потолок, по которому пробегали световые волны от висящего за окном уличного фонаря. Так он пролежал несколько часов. «Через некоторое время, – вспоминал Белкнэп, – я услышал, как кто-то пробует открыть дверь моей комнаты, а потом до моего уха донесся звук ключа, вставляемого в замочную скважину».

Белкнэп подал голос, спросив, кто там за дверью. Наступила тишина. Затаив дыхание, он стал прислушиваться и услышал из коридора шум удалявшихся шагов. Он был уверен, что поначалу за дверью находились два человека, и сейчас один из них ушел. Он снова подал голос. На этот раз ему ответили, и Белкнэп узнал голос Патрика Квинланда, управляющего зданием.

Квинланд хотел войти к нему.

«Я отказался открывать ему дверь, – рассказывал Белкнэп. – Некоторое время он настаивал, пытался меня уговорить, а потом ушел».

Оставшуюся часть ночи Белкнэп провел без сна.

Вскоре он раскрыл мошенничество Холмса. Тот извинился, объясняя свой поступок крайней нуждой в деньгах, и его оправдания звучали настолько красноречиво и убедительно, что Белкнэп смягчился, хотя его недоверие к Холмсу сохранилось. И только впоследствии Белкнэп понял, почему Холмсу так сильно хотелось показать ему крышу своего строившегося здания. «Согласись я подняться на нее, – объяснял Белкнэп, – его мошенничество не было бы раскрыто, потому что раскрывать его было бы некому. Но на крышу я не полез, – сказал он и добавил: – Боюсь высоты».

* * *

По мере того как плотники и штукатуры достраивали здание, Холмс стал уделять внимание одной важной конструктивной особенности. Он рисовал многочисленные эскизы возможных конструкций, основанные на наблюдениях за работой подобных устройств, потом придумал такую конфигурацию, которая казалась ему работоспособной: большой ящик из огнеупорного кирпича прямоугольной формы глубиной примерно восемь футов, высотой и шириной около трех футов, установленный внутри второго ящика, сложенного из того же самого материала; между ящиками существовал воздушный зазор, в котором горело пламя масляных горелок. Внутренний ящик должен был служить чем-то типа продолговатой печи для обжига и сушки. Хотя он никогда до этого не строил печей для обжига и сушки, он был убежден, что такая конструкция позволит создавать температуру, способную превращать в пепел содержимое внутреннего ящика. Такая печь будет способна ликвидировать любые запахи, исходящие из внутреннего отделения, что было особенно важно.

Он наметил установить эту печь в подвальном этаже и нанял для выполнения этой работы каменщика по имени Джозеф И. Берклер. Холмс сказал каменщику, что намерен использовать эту печь для производства и изгиба листового стекла для компании «Уорнер. Производство гнутых изделий из стекла». Согласно инструкции Холмса, Берклер добавил в конструкцию некоторое число компонентов, сделанных из стали. Работал он быстро, и скоро печь была готова для первого опробования.

Холмс зажег горелку. С шипящим хлопком полыхнуло пламя. Волна теплого воздуха, вырвавшаяся из камеры, устремилась к дальней стене подвального этажа. Запах не полностью сгоревшего масла заполнил весь подвальный этаж.

Но опробование разочаровало Холмса. Во внутреннем контуре не создавалась такая температура, на которую он рассчитывал. Подрегулировав горелку, Холмс предпринял новую попытку, но результаты оказались практически такими же, что и в первом случае.

Порывшись в городском справочнике, он нашел адрес компании, занимающейся производством печей, и договорился о встрече со специалистом. Придя на нее, Холмс представился основателем кампании «Уорнер. Производство гнутых изделий из стекла». Если по какой-либо причине у руководства компании по производству печей возникла бы необходимость проверить, существует ли на самом деле «Уорнер. Производство гнутых изделий из стекла», все, что им надо будет для этого сделать, так это заглянуть в справочник Энглвуда, выпущенный в 1890 году, и найти в нем эту компанию, в качестве владельца которой был указан Холмс.