Сара Перри - Змей в Эссексе

• Название: Змей в Эссексе
• Автор: Сара Перри
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-86471-777-6

Конец XIX века, научно-технический прогресс набирает темпы, вовсю идут дебаты по медицинским вопросам. Эмансипированная вдова Кора Сиборн после смерти мужа решает покинуть Лондон и перебраться в уютную деревушку в графстве Эссекс, где местным викарием служит Уилл Рэнсом. Уже который день деревня взбудоражена слухами о мифическом змее, что объявился в окрестных болотах и питается человеческой плотью. Кора, увлеченная натуралистка и энтузиастка научного знания, не верит ни в каких сказочных драконов и решает отыскать причину странных россказней. Она считает, что змей – попросту неизвестный науке вид пресмыкающегося, который нужно описать для научных целей. Викарий же видит в панике, охватившей его паству, угрозу вере и потому тоже стремится как можно скорее выяснить правду. Двигаясь к истине с разных сторон, убежденные противники оказываются вовлечены в странную и таинственную историю. Изящный, умный, с литературной игрой роман принимает самые разные обличил – то детектива, то любовной истории, а то и романа нравов.

Сара Перри ловко балансирует на грани между исторической реальностью и вымыслом, викторианским и модернистским романом: в ее книге читатель найдет и остроумных диккенсовских нищих, и любовные сцены, и поэтичные описания природы. Это фантазия на исторические темы, но фантазия полнокровная и живая.

---

– Ура! Ты сдержал слово, ты принес мне друга!

Кора Сиборн

Гостиница «Красный лев»

Колчестер

14 февраля

Мой дорогой Чертенок!

Как Вы поживаете? Тепло ли одеваетесь? Хорошо ли питаетесь? Как Ваш порез, зажил? Любопытно было бы на него посмотреть. Очень он был глубокий? Пусть будет остер Ваш скальпель, а ум еще острее. Как же я по Вам скучаю!

У нас все благополучно, Марта шлет Вам привет, – впрочем, Вы все равно в это не поверите, правда? Фрэнсис не шлет ничего, но, думаю, был бы не прочь снова увидеть Вас, если бы Вы согласились приехать в это захолустье; большего никто из нас от него не дождется – так вы приедете? Правда, здесь холодно, однако морской воздух хорош, да и в Эссексе вовсе не так скверно, как говорят.

Я побывала в Уолтоне-на-Нейзе и в Сент-Осайте, но морского дракона так и не нашла – и даже захудалой морской лилии! – но Вы же меня знаете, я просто так не сдамся. Владелец здешней скобяной лавки решил, что я сошла с ума, и продал мне два новых молотка и такой замшевый пояс, чтобы их носить. Марта ворчит, что я хожу чумичкой, уродиной, но Вы же знаете, я всегда считала красоту проклятьем и безумно рада, что отделалась от необходимости выглядеть привлекательно. Я порой даже забываю, что я женщина, – точнее, не думаю о себе как о женщине. Мне кажется, что все радости и обязанности, которые сулит женский пол, больше не имеют ко мне никакого отношения. Я не знаю, как должна себя вести, да если бы и знала, едва ли стала бы трудиться.

Кстати, о светской публике: ни за что не угадаете, кого мы встретили на Хай-стрит, пока искали приличное местечко, чтобы переждать дождь. Чарльза Эмброуза! В своем бархатном пальто он выглядел что твой попугай в стае голубей. Чарльз настаивает, что мне необходимо завести в Эссексе знакомства, чтобы я по незнанию не переломала себе ноги где-нибудь в полосе прилива (или даже чего похуже). Сообщил нам, что в Блэкуотере якобы обитает чудовище, но об этом я Вам расскажу при встрече. Чарльз грозился познакомить меня с каким-то сельским священником, и хотя меня, признаться, так и подмывает воспользоваться его предложением – исключительно ради удовольствия эпатировать этого бедолагу, знакомого Эмброуза, – но все-таки я бы предпочла, чтобы меня оставили в покое. ПРИЕЗЖАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, МИЛЫЙ ЧЕРТЕНОК! Я так по Вам скучаю. Без Вас мне худо и почему это я должна оставаться без Вас?

С любовью,Кора.

Д-р Люк Гаррет

Пентонвилль-роуд

N1

15 февраля

КОРА,

Рука уже лучше, спасибо. Инфекция оказалась полезной: опробовал новые чашки Петри и вывел кое-какие бактериальные культуры. Вам бы точно понравилось. Они получились синие и зеленые.

Мы со Спенсером, скорее всего, приедем на той неделе. Так что увидимся. Если можете, прогоните дожди.

ЛЮК.

P. S. Формально это была «валентинка». Не отпирайтесь.

4

Кора шагала под легким дождем в пяти милях к востоку от Колчестера. Она понятия не имела, куда идет и как вернется домой, ей лишь хотелось выбраться из мерзлой комнаты «Красного льва». Фрэнсис разрезал подушку, чтобы достать и пересчитать перья, и ни Коре, ни Марте не удалось объяснить ему, почему так делать нельзя («Ну и что, вы же можете за нее заплатить, и тогда она будет моей»). Чтобы избавиться от его неумолчного бормотания, – когда она закрывала за собой дверь, вслед ей летело «сто семьдесят три», – Кора подпоясала пальто и сбежала по лестнице. Марта услышала крик: «Буду засветло, деньги взяла, меня кто-нибудь подвезет» – и со вздохом вернулась к мальчику.

Через полчаса Колчестер скрылся из виду, и Кора направилась на восток, практически уговорив себя, что сумеет дойти до устья Блэкуотера и не устать. Встретившуюся на пути деревню она обошла стороной: не хотелось никого видеть, ни с кем говорить. Кора выбирала поросшие травой проселки на опушках дубовых рощ, навстречу ей почти никто не попадался, лишь изредка медленно проедет телега. Никто не обращал внимания на женщину, шагавшую по обочине. Когда начался дождь, Кора углубилась в рощу и подняла глаза к унылому, однообразно серому небу – ни бегущего облачка, ни синей прогалины, а солнца и вовсе не видать. Словно неисписанный лист бумаги, на фоне которого чернели ветви деревьев. От такого вида любого охватит тоска, но Коре все казалось красивым: обрывки березовой коры, похожие на куски беленого холста, мокрая и скользкая листва под ногами. Повсюду зеленел мох, окутывая, точно мехом, подножия деревьев и валявшиеся на дороге сломанные сучья. Раз-другой Кора запнулась о плети ежевики, к колючкам которой пристали клочки белой шерсти и какие-то перышки, серые на кончиках, и беззлобно выругалась.

Ей вдруг подумалось, что все вокруг, под этим блеклым небом, сотворено из одной и той же материи – не совсем плоти и крови, но и не из земли. Там, где ветви отрубили от стволов, зияли раны, и Кора не удивилась бы, если бы пни дубов или вязов, мимо которых она проходила, принялись пульсировать. Кора представила, что она – часть этой природы, рассмеялась, подошла к дереву так близко, что услышала трели дрозда, и подняла руку: вдруг сочный зеленый лишайник затянет кожу между пальцами?

Неужели это было всегда – и чудесная черная земля, в которой утопаешь по щиколотку, и коралловая плесень, что вьется оборкой по сучьям под ногами? Неужели и птицы тоже пели? И с неба сеялась изморось, такая легкая, что буквально растворяешься в ней? Конечно, было, ответила себе Кора, и не так уж далеко от дома. Наверно, она и раньше смеялась в одиночестве, уткнувшись лицом в сырую кору дерева, и вскрикивала от восторга, залюбовавшись листом папоротника, но все это было так давно, что теперь и не вспомнить.

Нельзя сказать, чтобы последние недели выдались совершенно безоблачными. Время от времени ее охватывала боль, и в мучительно долгие мгновения, когда Кора заново училась дышать, она чувствовала себя так, словно в груди открылась рана, ощущала внутри странное опустошение, будто какой-то жизненно важный орган был один на двоих с умершим и теперь медленно атрофировался за ненадобностью. В эти леденящие минуты она вспоминала не годы тревог, когда ей ни разу не удалось угадать его настроения или предвидеть, как и какие именно раны он нанесет ей на этот раз, а первые их месяцы, конец ее юности. Ах, как она была в него влюблена! Никто и никогда не мог бы любить сильнее. Она была слишком молода, чтобы устоять перед этим чувством, – ребенок, опьяневший от глотка вина. Он мерещился ей всюду, словно она долго смотрела на солнце, а когда зажмуривалась, в темноте перед глазами мелькали сполохи. Он был так мрачен, что, когда Коре удавалось его рассмешить, она чувствовала себя императрицей во главе армии; он держался с ней так строго и отчужденно, что стоило ему в первый раз ее обнять, как она тут же ему покорилась. Тогда она еще не знала, что это дешевые трюки дешевого трюкача: уступить в малом, чтобы выиграть в главном. И боялась она его в следующие годы так же, как прежде любила, – так же бешено колотилось сердце, так же не спала ночей и прислушивалась к его шагам в коридоре, страх пьянил ее, как любовь. К ней в жизни не прикасался ни один мужчина, и Кора не могла судить, насколько странна ее такая же податливость страху, как наслаждению. Она не знала любви других мужчин, а значит, не в силах была понять, естественна ли его внезапная холодность. Что, если она неизбежна, как отлив, и столь же неумолима? Когда ей наконец пришло на ум подать на развод, было уже поздно: Фрэнсис не смирился бы даже с тем, что обед подадут в другое время против обычного, так что любые перемены угрожали его здоровью. К тому же само присутствие мальчика, несмотря на все его пугающие ритуалы и необъяснимые перепады настроения, внушало Коре чувство, в котором она – единственном из всех – ничуть не сомневалась: он ее сын, и она исполнит свой материнский долг. Она любила Фрэнсиса, и порой ей казалось, что он тоже ее любит.

Ветерок стих, смолк шелест дубравы, и Коре почудилось, будто ей снова двадцать, будто ее сын, стиснув кулачки, только что с криком появился на свет. Его хотели забрать у нее, укутать в белую пеленку, но она взбунтовалась, и младенца оставили. Он вслепую нащупал ее грудь и присосался к ней с такой силой, что акушерка изумилась: надо же, какой хороший мальчик, умненький. Они часами смотрели друг на друга; сын не сводил с нее глаз – мутных, темно-синих, цвета сумерек, – и она думала: «У меня появился союзник, и он никогда меня не оставит». Шли дни, и Коре казалось, будто ее раскололи на части, рана эта вовеки не заживет, из-за сына сердце ее всегда будет беззащитным, но она об этом никогда не пожалеет. Она боготворила его, восторженно подмечала в нем каждую мелочь, любовалась, какая нежная кожа у него на пяточках – точно шелковая наволочка на подушке, часами щекотала их кончиком пальца, чтобы снова и снова увидеть, как он блаженно растопырит пальчики, – подумать только, ему нравится! Она доставляет ему удовольствие! Кулачок его походил на согретую солнцем ракушку, и она захватывала губами сжатые пальчики, удивляясь ему, его ручкам и ножкам, в которых таились такие сокровища. Но не прошло и нескольких недель, как глаза его словно зашорились, и Коре иногда казалось, что они действительно затуманились. Ее прикосновения причиняли ему боль или по меньшей мере приводили его в ярость, которую он не умел обуздать; когда она брала его на руки, он принимался вырываться, размахивал ручками, поцарапал ей веко острым ноготком большого пальца. Теперь не верилось, что когда-то они обожали друг друга. Растерянная и униженная Кора, чью любовь снова отвергли, научилась скрывать свои чувства, а Майкл смеялся над ее бедой: мол, с детьми возятся только простолюдины, и лучше ей препоручить воспитание няне и гувернантке. Шли годы. Она выучила привычки и характер сына, а он – ее. И пусть их отношения почти ничем не напоминали ту беззаботную любовь, которую Кора замечала между матерью и сыновьями в других семьях, все же их связь стала достаточно прочной, и это была их жизнь.