Юрий Корчевский - Спецназ Великого князя

• Название: Спецназ Великого князя
• Автор: Юрий Корчевский
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-091072-4

Знаменитое сражение на реке Угре в 1480 году, позже прозванное "Стоянием", положило конец монголо-татарскому игу и послужило первой вехой в становлении независимого Русского государства. Боевые действия продолжались несколько месяцев на широчайшем для тех времен фронте – более 60 верст. До решающей битвы дело так и не дошло – конец противостоянию положила отправка в глубокий тыл ордынцев отряда отборных воинов Великого князя Ивана.

Сейчас бы такой отряд назвали разведывательно-диверсионной группой специального назначения… Спецназом!

Расширялось и крепло Московское государство, прирастало землями, непрерывно воевало. И молодой дружинник Федор Сухарев прошел вместе с ним славный путь от новика до десятника и сотника, сражаясь, побеждая и познавая горечь поражений.

---

Подсуетились дружинники, нашли в соседней деревне бабку-травницу, на санях привезли. Бабка Фёдора осмотрела, губами почмокала:

– Плох парень, лихоманка у него. Нельзя ему в седло, отлежаться надо, целебные отвары попить. Везите его ко мне в избу, выхожу.

Фёдора на сани уложили, сняв шлем и броню. Рядом бабку Пелагею посадили, к избёнке привезли. Избёнка древняя, скособоченная, стены до половины мхом поросли. Ратники Фёдора в избу внесли, на полати уложили, тулуп и сапоги сняли.

– Фёдор, ты выздоравливай, – напутствовали. – Коня и броню забираем, а через седмицу наведаемся.

Ручьёв бабке несколько медяков в руку сунул за труды. Уехали дружинники, а Фёдор в беспамятство впал. Приходил в себя, бабка сразу отварами поила, отвратительными на вкус. А ещё, стянув осторожно рубаху, натирала грудь мазями, накрывала медвежьей шкурой, поеденной молью, приговаривала:

– Пропотеть тебе надоть, жар и уйдёт.

Сколько в таком состоянии Фёдор пробыл, и вспомнить не мог. Седмицу, две? Но одним утром проснулся в здравом уме, первое, что спросил:

– Гриди приезжали?

– Были третьего дня, один братом твоим единоутробным назвался, обнимал тебя.

– Надо же, не помню ничего.

– Обещали ещё заехать. В баню бы тебе надо, дух от тебя тяжёлый.

В самом деле пахло. Бабка его мазями натирала – салом барсучьим, медвежьим, да ещё потел он. Запах соответствующий. Да ещё в переходе от Пскова не мылись. Ни одна баня рать вместить не смогла бы. Бабка сказала:

– Перстень у тебя знатный.

– Князя Холмского подарок за спасение.

– Я так и думала – одарил кто-то либо трофей.

– Не воевали мы, откуда трофей? Постояли в Пскове, и назад.

После бани да чистого исподнего Фёдор как будто болезнь скинул, быстро на поправку пошёл. А через несколько дней дружинники приехали проведать, да с гостинцами. Мёду горшочек привезли, калачей да орешков. Соскучился Фёдор по товарищам. Посидели, поговорили, бабка иван-чай заварила, духовитый да с мятой. Под мёд и калачи съели.

– Ты выздоравливай, мы через седмицу нагрянем, коня твоего приведём, застоялся.

Обнялись на прощание. А через день солнце на весну повернуло, снег таять стал, ручьи побежали. Лихоманка ушла, жара не было, Фёдор дышать свободно стал, силы появились.

Дружинники задержались, появились через десять дён, зато коня привели осёдланного. Все кони в грязи, что ноги, что брюхо.

– Грязь непролазная, ни на санях, ни на телеге не проехать, да и верхами не везде, – жаловались дружинники. В низинах вода разлилась, коням по брюхо.

Фёдор с бабкой Пелагеей попрощался тепло. Спасла его знахарка-травница, выходила. Обнял на прощание, обещал при случае навестить.

Назад, в Борисово, ехали гуськом, да шагом лошадей пустили. Коли галопом или рысью, можно в глубокую бочажину угодить, и упасть будет самое лёгкое, а то и ноги конь сломает. А животина – имущество княжеское, спрос строгий за убыток. К вечеру прибыли, первым делом коней чистить, пока грязь не засохла намертво. Успели к ужину. Вроде не родная изба, воинская, но Фёдор как в отчий дом вернулся. Дружинники по плечу похлопывают, и перстень подаренный посмотреть, пощупать норовят. И брат ни на шаг не отходит. Рад Иван пуще всех выздоровлению брата. Ещё бы – родная кровь!

А утром на построении сотник объявил князя Патрикеева волю – Фёдора десятником назначить, посему князь Холмский при встрече с Патрикеевым не преминул упомнить о поступке Фёдора. В десяток Фёдора вошли новики, только прошедшие обучение у дядьки Прохора. Молодые, в сечах не участвовавшие, но жаждавшие послужить достойно. Многие старые дружинники назначению Фёдора завидовали. У них и срок службы больше и в сечах себя проявили, а Фёдор обошёл их.

Десятник – это двойное жалованье от рядового дружинника, к князю поближе. Разговоры пошли, однако. Савва Ручьёв, сам бывший в псковском походе, разговоры пресёк.

– Многие из вас в дозоре тогда были и беду с князем видели. А кто в прорубь кинулся? Что-то я не видел. Потому по праву Фёдор Сухарев десятника получил.

Отныне если и завидовали, то молча. А Фёдор свой десяток гонять стал. Не измываться над молодыми, а упражнения с утра до вечера, с перерывами на обед. Был в походе, видел, как некоторые дружинники из других городов гарцуют на конях да приёмы сабельного боя показывают. А поглядев, сам применить решился. Старослужащие посмеивались:

– Выделиться хочет. Мало ему десятника, полусотником стать хочет.

В ратной службе в мирное время продвижения по службе нет. А в боевых походах, когда сеча, убыль большая, тогда и возвышение ратников завсегда бывает.

Пока Фёдор службой занимался, происходили события, внешне не заметные, не громкие, но сыгравшие позже значительную роль. Хан Крымского ханства Менгли-Гирей I, чувствуя угрозу от Большой Орды, стал искать союзников. Сначала вёл переговоры с Казимиром IV и даже договор подписал. Но Литва далеко, и в случае нападения Большой Орды на Крым помощь от Казимира не скоро придёт. Стали думать о Москве. Рати у Московии большие, территории обширные, а главное – Ахмату недруги. Менгли-Гирей действовал по принципу – враг моего врага мой друг. В 1473 году в Москву был отправлен Ходжа Конос, купец из Кафы. У него и прикрытие хорошее – дела торговые. Купцов все правители старались не обижать, указы грозные в их защиту издавали. Даже по Яссе Чингисхана ограбившего купца предавали смерти.

За купцом Ходжой стояли ширинские беи – Эминек, Давлетек, Мамок и Абдул, глава крымско-татарского рода Барын. При купце никаких бумаг не имелось, но он сумел переговорить с боярином Никитой Васильевичем Беклемишевым, дьяком Иноземного приказа. О важном предложении было тотчас доложено царю. И завертелось. Ходжа вернулся в Крым обласканным, через ширинских беев сообщено об интересе царя Ивана к союзу. В Москву отправили шурина Ходжи Коноса, Юсуфа. Он вёз с собой грамоту о дружественных намерениях. Это уже не разговор, а официальное предложение одного властителя другому. Иван III направил в Крым к хану толмача Иванчи с аналогичной грамотой. Уровень переговоров был повышен. Из Крыма в Москву прибыл Ходжи Баба, с которым Иноземный приказ обсудил все пункты мирного договора. На одном пункте не сговорились. Иван III хотел, чтобы в случае нападения Ахмата Менгли-Гирей привёл на помощь свои войска. Против войны с Ахматом крымский хан не возражал, а с Казимиром упёрся, дескать – союзник крымский, договор подписан. Долго переговоры шли, однако вместе с Ходжи Бабой в Крым для подписания договора отправился 31 марта послом с высокими полномочиями дьяк и боярин Беклемишев. Был он человеком знающим, умным, грамотным и хитрым. А кроме того – знатного происхождения. С простым дьяком хан за стол переговоров не сел бы, тут свой политес. Кроме подарков хану по традиции ещё везли подношения беям Эминеку и Абдуле по восемьдесят шкурок соболей. Люди они в Крыму влиятельные, могли склонить хана к подписанию нужного Москве договора.

И Иноземный поезд, как называли тогда Иноземный обоз, двигался через Серпухов, остановился на ночёвку в селе Борисове. Поскольку переговоры были тайные, посольство избегало остановок в крупных городах. У Ахмата лазутчиков, этих глаз и ушей, везде хватало – купцы, сборщики подати.

Фёдор со своим десятком с полевых упражнений возвращался, а во дворе воинской избы столпотворение. Ратники чужие, даже чужаки в татарских одеждах, возки стоят, а сам Патрикеев с каким-то важным боярином разговор ведёт. Апрель уже, самое начало, тепло, ратники в лёгких кафтанах. Но Фёдор видел уже бояр да дьяков в чинах, шуба да шапки горлатные на них не для согрева, а для важности – показать положение.

Фёдор и дружинники молодые князя поприветствовали, вскинув бердыши. Князь в улыбке расплылся перед высокими гостями из самой столицы, лестно видеть выправку ратников да почёт и уважение. Высокий гость на Фёдоре взгляд остановил, князю что-то сказал. Патрикеев и крикни:

– Фёдор, ко мне!

Фёдор к дружинникам повернулся:

– В избу идите.

А сам бегом к князю. Не любит Патрикеев ждать. А гость на Фёдора с интересом смотрит, как на новый пятак.

– Ты ли тот ратник, что князю Холмскому в походе помог? Вроде лицо похоже.

Фёдор раньше гостя не видел. Хотя кто знает, он близко к Холмскому и его окружению не подходил. Его дело – дозор.

– Я он самый и есть, – подтвердил Фёдор.

– Надо же, где встретились! Видно – судьба. Князь, дозволь с собой ратника взять?

– Не ратник он, десятник уже. А зачем тебе Фёдор, боярин! У меня в дружине поопытнее гриди есть.

– Да? Что-то я не заметил, чтобы они в прорубь бросились князя спасать. Только один Фёдор живота не пожалел, это дорогого стоит.

– Уговорил! – развёл руками Патрикеев. – Будешь обратно возвращаться, пообещай вернуть.

– Непременно.

Князь Фёдору сказал:

– Сдавай десяток на время, пока тебя не будет, кому-нибудь толковому. А сам собирайся, утром с поездом идёшь.