Максим Шлыгин - Последний мастер по детству

• Название: Последний мастер по детству
• Автор: Максим Шлыгин
• Жанр: Русское современное

Эта удивительная и трогательная история произошла совсем недавно, а такое ощущение, что прошла уже вечность. Отсюда, уже не понять, что правда в этой выдумке, а что нет. И где заканчивается реальность и начинается сказка? Это сказка. Такая сказка, рассказанная дедушкой на ночь своим озорным внукам. А ведь он тоже когда-то был ребёнком, таким же озорным и весёлым. Но что-то случилось в его далёком голопузом детстве. Что-то бесконечно важное там потерялось и это беспокоит старика каждый прожитый день. А как вернуть потерю, если от пролетевшего детства отделяет пропасть прожитых лет? Или это, всё-таки, возможно?

---

А как горели у нас глаза и расплывались в счастливых улыбках лица, когда дедушка доставал из мастерской какую-то кривую кочергу, вставлял её под ржавый радиатор и начинал раскручивать, заставляя старенький моторчик трактора нехотя, с треском и шумом, чихами и скрежетом, но всё же заводиться! Это было непередаваемое ощущение: дедушка, поочерёдно сажая к себе на колени за руль, катал нас с ветерком по разбитой дороге колхозного поля. И лишь когда старенький оранжевый кукурузник местного председателя начинал низенько и назойливо летать над нашим трактором, покачивая своими крыльями, как бы грозя «ай-ай-ай!», дедушка недовольно подавал громкий сигнал паровозным гудком и поворачивал домой, оставляя этот, как он говорил, «саранчовый опрыскиватель», в плотных клубах дорожной пыли.

Из мастерской в дом вела деревянная дверь, целиком сделанная из одной здоровенной доски старого дуба и висевшая на широких кованых петлях. Местами она осыпалась, сучки из неё повылетали, но при этом она была настолько тяжёлая, что никак не хотела открываться, как я ни старалась. Через окно было видно, как по улице, недовольно ворча, ходил туда-сюда яркий петушиный хвост. Туда мне было ну никак нельзя. А посему надо было-таки заставить эту дубовую штуку открыться во что бы то ни стало. Я дёрнула за ручку ещё раз. Потом ещё и ещё. Но дверь плотно пристала к коробке и словно проросла в неё своими дубовыми корнями. Поняв, что шансов её открыть у меня немного, я уже хотела заплакать и начать звать на помощь, как вдруг послышались быстрые шлёпающие шаги. Кто-то попытался зайти в мастерскую из дома, а когда дверь не поддалась с первого раза, раздался грохот удара и она, отлетев в сторону, широко распахнулась. На пороге, потирая ногу, стоял удивлённый Максим, наверное не ожидавший меня здесь увидеть.

– Ой, напугала, даже мурашки побежали! – вскрикнул он. – Ты что тут химичишь?

– Что, что, смотри сюда! – и я показала Максимке свой яичный сбор. – Тут штук десять, ещё тёпленькие!

– Ого, вкусняха какая, ничего себе! Неси их в дом, а я сейчас чугунок найду и тоже приду. Дедушка сказал, что он где-то здесь валяется. Картошку-нелупешку вечером в печке запекать будем. Солдатскую, в мундире!

– Давай ты быстренько его найдёшь, а я дверь подержу? С этой стороны её вообще не открыть, – наученная горьким опытом, предложила я. – А через улицу я бы пока ходить не советовала, – и показала на торчащий под окном огненно-рыжий петушиный хвост.

– А-а-а, старый знакомый, Кукарекидзе! Не дощипал я тебе пёрышки в прошлом году. Опять задираешься?! Ну-ка, птичка, иди-ка ты сюды…

И Максим, вскочив на подоконник, потянулся рукой в приоткрытую оконную створку. А уже через мгновение гордо сжимал в руке хвост задиристого петуха. Недовольная царственная пернатая особа, не ожидавшая такого наглого и вероломного нападения на самый ценный и красивый участок оперения, громко закукарекала, но поперхнулась от обиды.

– Ну что, попался, голубь ты мой босоногий! – победно воскликнул Максим. – Ты опять тут самый широкий ходишь? Ишь, раздулся как, от куриной своей важности. Сейчас пересчитаю тебе пёрышки, все ли на месте?!

На этих словах в коридоре послышались тяжёлые шаги. Скрипя половицами и кряхтя, кто-то шёл в мастерскую.

– Максим, дедушка! – крикнула я брату.

Состроив огорчённую гримасу, Максим мигом выпустил петушиный хвост и спрыгнул с подоконника на дощатый пол. Мне было видно, как хвост быстро удалялся от окна восвояси, сопровождая отступление колкими куриными ругательствами. В этот момент ко мне подошёл дедушка и заглянул в мастерскую.

– Внучики, вы что тут возитесь? Чугунок найти не можете, что ли? Дак вот же он, на ящике стоит, – и дедушка показал Максиму на стоящий у стены жестяной ящик, на котором красовался чёрный от копоти чугунок. – Бери его, бери ухват и пошли уже, чай стынет. Что-то петух сегодня раскричался, к дождю, похоже…

– Ага, точно-точно, дедушка, к дождю! – совершенно искренне поддакнул Максим.

Схватив чугунок с ухватом и прошмыгнув между мной и дедушкой в дверь, он как ни в чём ни бывало гордо пошлёпал в разношенных дырявых тапках по истёртому вязаному половику прямо на кухню.

Один – ноль в его пользу. Вот выбражуля6-то растёт!

– Дедушка, смотри, чего я насобирала, – и я приоткрыла подол. – А ты сваришь мне вот эти два рыженьких в мешочек?

Посмотрев на мой улов, дед улыбнулся и, утвердительно подмигнув, взял меня за руку и повёл на кухню, откуда уже раздавался подозрительный шорох. Похоже, Максим шнырил по дедушкиным ящичкам в поисках шоколадных конфет. А он уж если чего-нибудь вкусненькое найдёт, то наверняка же со мной поделится! По-братски, как говорится.

На кухне было тепло и вкусно пахло растопленной печкой, в которой, потрескивая, горели большие берёзовые поленья, заставляя яркие искорки иногда пробиваться через щёлку в печной полукруглой приставной дверце. От мазанной известью, местами основательно подкопчённой печки исходили такие приятные теплота и уют, что как-то само собой хотелось поскорее залезть на неё, укрыться лоскутным одеялком, пригреться там и крепко-крепко уснуть. Так я и делала, да не раз.

– Эй, шныра первостатейная, а ты чего там хочешь выведать? – спросил дедушка у Максима, который уже почти полностью, с ногами, торчал из сундука.

– Деда, спокойно! Это происходит разведка на местности. Местность местами незнакомая, приходится прочёсывать каждый уголок, – раздался задорный голос Максима со дна ящика.

– Слышь, будь ласка, вылезай ужо, любопытная варвара! Вынюхивает он тут мои уголки. Разведка окончена, вас обнаружили. Достаём паспорта, будем знакомиться, – парировал дедушка и добавил: – Шныра ты отличная, а вот разведчик – никудышный. Конфеты у меня в другом месте. Вылазь, тебе говорю!

Дедушка протянул руку к верхнему шкафчику и достал из него горсть шоколадных конфет с мишками, которые сидели на большом стволе поваленной ветром сосны. Мишки выглядели очень даже заманчиво.

– Вам столько хватит, сластёны?! – спросил дедушка, высыпая горсть конфет в вазу, стоявшую в центре круглого стола, где уже очень аппетитно лежали сушки-баранки и свежие сливочные вафли.

– Конечно же… Конечно же, не хватит! – шутливо ответил Максим и громко чихнул, вылезая из пыльного сундука. Довынюхивался. – Но для начала, так и быть, сойдёт.

– Тогда, сударь и сударыня, прошу к столу. Сейчас мы посмотрим, сколько может съесть обычный маленький, но весьма и весьма прожорливый городской ребенок на свежем воздухе! – весело ответил дедушка, сажая нас поудобнее на мягкие простроченные подушечки, постеленные поверх деревянных табуреток.

Распивая ароматные дедушкины чаи, мы соревновались, в кого больше влезет. Максимка так набросился на конфеты, что после первой же съеденной был перемазан в шоколаде, как заправский геолог, только что добурившийся до нефти. Засовывая их в рот одну за другой, он мотал ногами с абсолютно невозмутимым и довольным видом, ещё больше размазывая рукой по лицу этот тягучий шоколадный битум счастья. Свинтус, одно слово.

А я точно знала, чего хочу, и это был никак не шоколад. Это были вафли! Берёшь вафельку, отламываешь от неё одну пластинку и слизываешь сливочную начинку языком, как с мороженки. А потом хрустящую плиточку в рот – и запиваешь сладким медовым чаем. И так – пластинку за пластинкой. Ням-ням. Можно и пальчики облизать.

Дедушка смеялся над нами и всё время как-нибудь подшучивал. Так мы и чаёвничали, смеясь и хохоча, рядом с тёплой печкой, болтая ногами на высоких табуретках. А за окном и правда собирались тучи.

И вдруг, когда дедушка в очередной раз подливал себе кипяточек, Максим ни с того ни с сего спросил с набитым ртом:

– Дедушка, а пощему люди штареют? Вот был щеловек молодой и бац – поштарел. Пощему так?

Дедушка взглянул на Максима и перестал улыбаться. Мне показалось, что вопрос брата застал его врасплох. За окном прогремел раскат весеннего грома, и его лицо вдруг стало серьёзным и каким-то немного грустным. Отставив на стол чайник, дед взял Максимку и меня на руки, посадил к себе на колени и как-то загадочно сказал:

– Почему люди стареют, спрашиваешь? Хороший вопрос. А вы правда не знаете?

Мы искренне завертели головами, показывая дедушке, что мы совершенно ничегошеньки не понимаем в этой теме.

– Ну что ж, раз вы сами задали этот вопрос, значит, вы уже достаточно взрослые, чтобы узнать ответ. Но это длинная и серьёзная история. Я, пожалуй, начну её вам рассказывать после ужина, на ночь. Добро7? – спросил дедушка и посмотрел нам в глаза с таким добрым и просящим видом, что, пусть нам и было до жути интересно, мы согласились. Хотя это и нечестно: дети ждать не умеют, не детское это дело.

– Хорошо, значит, вечерком вместо сказки и потолкуем. А сейчас мы с вами немного отдохнём и пойдём мыться в баню! – повеселев, произнёс дедушка. – Так что бегите пока, вещи свои чистые собирайте. А я пойду веники замочу и тазики достану.