Наталья Нестерова - Про девушку, которая была бабушкой

• Название: Про девушку, которая была бабушкой
• Автор: Наталья Нестерова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-107671-9, 978-5-17-107672-6

Однажды утром пенсионерка Александра Калинкина обнаружила, что чудесным образом помолодела почти на сорок лет! Теперь можно примерять модные платья, а не бесформенные балахоны, взыскать многолетний долг с работодателя и даже взглянуть в глаза бывшему мужу, который четверть века назад бросил ее одну с маленьким ребенком. Вскоре выясняется, что минусов у волшебного превращения не меньше, чем плюсов. Ни документов, ни семьи у юной Калинкиной больше нет, да и сама вторая молодость явно дана ей судьбой отнюдь не задаром и не навсегда. Нужно распорядиться ею правильно, а времени, чтобы найти верное решение, осталось в обрез…

---

– Кто же не хочет быть вечно молодым?

Просыпаюсь по зову природы, иду в туалет. Сон не рассыпался, не забылся, стоит перед глазами, как понравившийся, только что закончившийся фильм. Романтическая комедия для семейного просмотра, поэтому я все время улыбаюсь.

Перемещаюсь в ванную, чтобы помыть руки. Возможно, и зубы почистить, хотя эту процедуру можно отложить на после завтрака.

Поднимаю глаза и замираю. Из зеркала на меня смотрит лыбящаяся девица – та самая, из сна, то есть я, то есть не я, а я молодая, скачущая по грибному болоту. Во сне, как и в подсознании, мы себя воспринимаем сильно приукрашенными.

– Э-э-э… здрасьте! – бормочу я.

И отражение со мной здоровается, точь-в-точь.

На девице моя любимая ветхая, застиранная до неприличия (а кто видит?) ночная сорочка. Только вырез сполз, выставив на обозрение юные ключицы и оголив плечико.

Я прочитала уйму книг и видела много фильмов про «попаданцев» – людей, которые неожиданно переносятся во времени или в другую действительность, про героев, с которыми происходят странные метаморфозы, – и прочую фантастику. Они достаточно быстро справляются с шоком. Это понятно – действие ведь должно набирать темп, и авторы никак не могут позволить героям три часа биться в истерике или убеждать себя, что не тронулись умом.

Не знаю, сколько я просидела на корточках под раковиной, я даже не заметила, как рухнула. Босым ногам и попе на кафеле стало холодновато. Тактильные галлюцинации? Зрительные тоже присутствуют. Эта ступня, что торчит из-под ночнушки. Она не моя! Узкая щиколотка, от сустава к кукольным пальчикам пучком расходятся проступающие сквозь тонкую кожу веточки сухожилий. Где отеки – водяные линзы, колышущиеся при ходьбе? И рука не моя. Никакой дряблости, пальцы тонкие и длинные. Ущипнуть себя чужой рукой за чужую ступню – ой, больно!

И в то же время декорации прежние. У тумбы под раковиной отлетела ручка-шарик, все забываю сыну сказать, открываю дверцу с помощью пилки для ногтей. Мне видны полотенца, висящие на крючке – мои. У плинтуса не достает десяти сантиметров. «Хозяйка, клянусь! – божился ремонтник. – Завтра приду и надставлю!» До сих пор идет, получил деньги и сгинул.

Самое главное! Как я могу сидеть, обхватив коленки? Физически невыполнимый номер. При росте метр семьдесят пять я вешу сто сорок три килограмма. Весила… когда последний раз вставала на весы… год назад. Чего зря расстраиваться? Контроль веса волнует стройных женщин, а когда перевалило за центнер, плюс-минус пять килограммов значения не имеют. Я никак не могла бы прижать коленки к груди и водрузить на них голову. Однако именно так сижу, и мне становится холодно.

Хотелось бы, конечно, написа́ть, что я встала, выпрямилась во весь рост, посмотрела в зеркало на свое отражение, подмигнула ему и с прямой спиной, с ликованием во взгляде вышла из ванной. Ничего подобного! До комнаты я передвигалась на четвереньках, периодически дергая ночнушку, которая стала парашютных размеров, и если я вставала на нее коленками, тормозила движение. Я подвывала и скулила как испуганная собака, ищущая укромное и безопасное место.

Самым укромным был платяной шкаф. Но в нем под одеждой, что весит на плечиках, свалка вещей. Ко мне редко приходят гости. Когда приходят, я навожу быстрый порядок, запихивая неудобообозримое в шкаф. Иногда совершаю расчистку. Когда ищу в шкафу что-то крайне необходимое. «Крайне» случается редко.

Шкаф – это стратегически неверно. Шкаф – это трусость, слабоволие, бесхарактерность и тупость. Все характеристики, кроме последней, ко мне относятся.

С чего все началось? Со сна. Такого милого. Чтоб он приснился моему врагу! Чтоб я имела врагов! Сон надо вернуть обратно, переиграть, переспать… Нет, глагол «переспать» совершенно иное значение приобрел. Давайте не будем углубляться в лингвистические дебри! Так мы дойдем до неожиданной современной семантики невинного в прошлые века глагола «трахнуть». Просто залезем в постель, укроемся простынкой.

Лето, июнь, жары еще нет, но у меня и под простыней в многочисленных жировых складках пот выступал. А сейчас прохладненько. Не будем привередничать – замерзла, видите ли! Легла, руки на груди сложила, сейчас сон придет.

Не приходит, и даже глаза не хотят закрываться – шарят, зрачками крутят, оглядываются.

Все мое – привычное, родное. Для убедительности я слегка подпрыгнула на ортопедическом матрасе. Он самый, хотя пружинит неубедительно. Даня, сын, и его жена, Маша, притащили мне этот матрас: надо спать ортопедически – водрузили прямо на разложенный диван, которой принимал сидячий вид очень редко. Зачем каждый день выполнять упражнения по складыванию-раскладыванию? Никто ведь не видит! К организованным, поддерживающим порядок для себя, а не для гостей, людям я не отношусь. Я ленива альтруистически.

Маша вытащила из пластикового пакета на молнии клетчатый плед – будет покрывалом. Матрас я сначала не оценила, а покрывалу-пледу возрадовалась. Какая красота! Можно поверх пледа среди дня завалиться с книжкой, да еще укрыться его длинным концом. И будет приличненько. А когда днем лежишь на стареньком шелковом покрывале, все-таки чувствуешь себя нарушительницей, похмельной забулдыгой, которая не в силах трудиться, ей требуется проспаться.

Сейчас плед неживописно свисает с моего рабочего кресла. Его тоже Даня и Маша притащили, и оно тоже ортопедическое, с широченным сиденьем, как для гениального детектива толстяка Ниро Вульфа. Нет ли у современной молодежи некоего фетишизма на почве ортопедичности?

Плед на кресло брошен мной прошлым вечером. Прочая обстановка не претерпела изменений: громадный письменный стол, еще дедушкин. Бабушка говорила о рано ушедшем муже: «Какой был мужчина! Царица Небесная, благодарю, что мне достался!»

Поскольку слова достался, досталось употреблялись чаще всего в отношении продуктов и вещей, за которыми отстаивали в многочасовых очередях, я считала, что мужей тоже выдают в специальных пунктах, по очереди. Хорошо, что мама оказалась в начале очереди, и ей достался мой замечательный папа.

– Бабушка! – допытывалась я в детстве. – Кем дедушка, твой муж, был?

– Счетоводом! – Бабушка поднимала указательный палец.

Название профессии «бухгалтер» ей казалось недостаточно солидным, а я лет до пяти думала, уже будучи лишенной иллюзии про мужей по очереди, что счетовод – это главнее министра. Правда, я путала слова и однажды гостям, когда бабушка пустилась в пространные воспоминания о покойном муже, не выдержала и выпалила:

– Он был звездочетом!

На письменном столе при жизни бабушки лежали счеты – громадные, отполированные временем, с рядами выгнутых спиц и костяшками размером с крупную сливу – дедушкины. Наверное, бабушка слегка обманывала себя – муж не умер, а ушел на работу, вечером после ужина сядет за стол, наденет очки, разложит бумаги и будет в многотысячном балансе искать пропавшие две копейки. Счеты – моя любимая игрушка в детстве. Костяшки – это герои. Принцессы, рыцари, их верные слуги (как Фигаро и Конек-Горбунок), всесильные, но ничего не понимающие в любви цари и королевны – родители принца или принцессы, рыцари – верные друзья влюбленных, попутные герои и прочая челядь. Костяшек-персонажей много, они туда-сюда щелкают, носятся по спицам – сначала медленно, а потом с бешеной скоростью, пока не замрут в счастливом финале на левой стороне счетов. Сказка окончена, хорошие победили.

Счеты сломал уже Данька, пребывавший в периоде разбора всего и вся на составляющие – от часов до радиоприемника. «Как ты умудрился раскурочить счеты, они ведь монументальные?» – «Я на них прыгал». Наши дети топчут то, что было для нас Вселенной. Теперь, говорят, у детей есть «Лего», и юных исследователей не интересует устройство новенького утюга.

Стол помнит мои глупые девичьи дневники, мои курсовые, диплом и любовные письма. В недрах его ящиков хранится семейный архив – фотоальбомы, старые документы, письма, Данькины первые рисунки, школьные дневники, табели, медицинские книжки – много чего семейно-исторического, никогда не требующегося.

На столе монитор компьютера, клавиатура, кривая пирамида папок, книг, огрызков бумаги с крупной надписью: «Напоминание!» Я себе напоминаю. Чаще – бесполезно.

Если от стола проследить – открытая балконная дверь. Колышутся задернутые на ночь шторы. Внутренние, тонкие, гипюрово-кисейные, молочно-белые, выплескиваются при порывах ветра из-под гобеленово-бархатных, темно-бордовых наружных – как нижняя сорочка у зазевавшейся аристократки. Виктор Гюго, увидев, как его невеста переходит улицу, написал ей письмо, исполненное боли, страсти, стыда и отчаяния: когда девушка наступала в лужу, сохраняя платье, поднимала подол, и становились видны ее щиколотки и нижняя юбка. Мы едва не потеряли великого писателя из-за этого позора. Его бы в «попаданцы», в наше время, по телевизору музыкальные клипы посмотреть.