Генри Олди - Отщепенец

• Название: Отщепенец
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Космическая фантастика

Гюнтер Сандерсон – молодой эмпат с просвещённого Ларгитаса, обладатель уникальных способностей. Мирра Джутхани – бродяжка с нищей Чайтры, звёздная автостопщица, зарабатывающая на жизнь энергоресурсом собственного тела. Кто бы мог предположить, что случайная встреча Гюнтера и Мирры в окрестностях загадочного Саркофага поставит две космические цивилизации на грань войны, ловцы собьются с ног, охотясь за удивительной добычей, а светила науки сломают свои высокоорганизованные мозги, пытаясь разобрать чудо по винтикам?

«Блудный сын» – пятый роман эпопеи «Ойкумена», давно заслужившей интерес и любовь читателей. «Космическая симфония» была написана Г. Л. Олди десять лет назад, а в «одной далекой галактике» год идет за два – не зря у нового романа есть подзаголовок «Ойкумена: двадцать лет спустя».

Что дальше? Вселенной никогда не быть прежней.

---

Встряхнись, велел он себе. Какой Бог? Откуда такие мысли?! Помогая вернуть самообладание, аналитик отключил звук. Крики паники, обрывки суматошных докладов – всё отсекло незримое лезвие. В тишине, рухнувшей на зал подобно удару молота, аналитик принялся комментировать происходящее.

– Как видно из этих данных, – зелёный световой маркер указал на левую нижнюю сферу, где столбцы цифр наперегонки бежали кросс, – налицо все признаки классической флуктуативной атаки. Сбои в энергосистеме корабля, аритмия напряженности защитного поля. Падение мощности реактора, несмотря на форсированный режим…

– Поэтому они не смогли уйти в РПТ? Не хватило мощности?

– Это одна из причин. Вторая – нехватка времени. Третья – существенные искажения параметров континуума, возникшие при атаке стаи. Данные сейчас обрабатываются.

В голосфере разыгрывалась трагедия. Экипаж лайнера – не матёрые волки из ВКС, а обычные «цивилы» – бился насмерть с порождениями космоса, спасая жизни: свои и четырёхсот двадцати восьми ни о чём не подозревавших пассажиров. Здесь же, в зале для совещаний, глубоко скрытом под землёй, эксперты вели дискуссию: уточняли нюансы, параметры, строили предположения и версии, словно речь шла о колонии простейших на лабораторном стенде. Чисто научный интерес, стремление установить истину; кофе, кондиционированный воздух, уют кресел.

Пора бы привыкнуть, вздохнул Бреслау. Он знал, что не привыкнет. Знал, что не даст и тени эмоций прорваться наружу, оставаясь для всех железным Тираном, бесчувственным сукиным сыном с клыками до пояса. Прозвище, полученное много лет назад во время разбора инцидента с яхтой «Цаган-Сара», оказалось на удивление живучим. Приросло намертво, не оторвать. Живучее – намертво? Парадокс, и тем не менее, дело обстояло именно так.

Снятся ли экспертам кошмары, подумал он. Наверное, снятся.

– Как проявил себя антис?

– Предполагаемый антис, – поправил аналитик. – Как антис – никак.

– А как кто?!

Впервые аналитик замялся, не сумев сразу сформулировать ответ.

– На фоне массированной флуктуативной атаки не удалось установить, какой из атакующих объектов ответственен за то или иное энергетическое воздействие…

– То есть?! Вы хотите сказать, что все воздействия были однотипными?! И вы не можете идентифицировать их источники?

– Пока не можем, – уточнил аналитик. – Наши специалисты над этим работают. Но по существу вы правы.

– И эти воздействия, – вмешался эксперт; он не спрашивал, он утверждал, – были характерными для атакующих флуктуаций, но спорными для антиса.

– Да, – признал аналитик.

Единственный в зале, чьё лицо оставалось ясно видимым благодаря отсветам из голосферы, он выглядел совершенно потерянным. Впору было поверить, что аналитик лично несёт ответственность за действия стаи фагов.

– Не будем спешить с выводами, – Бреслау счёл нужным вмешаться. – Сначала досмотрим запись. Покажите нам происходившее на корабле.

– Да, разумеется.

Аналитик стал возиться с настройками. Уродливые наросты расточились без следа, сфера приняла нормальный вид. В ней замелькала нарезка записей с разных постов корабля – монтажёр постарался на совесть.

Центральный пост. Старпом корчится в кресле, пытаясь принять позу зародыша. Кресло-трансформер подстраивается, но неудачно. Тело старпома сотрясают конвульсии. Голова раз за разом бьётся о подлокотник. Глаза закатились, слепо отблескивая белками. Штурман прирос к пульту. Руки ушли в сферу управления уже по плечи. В глазах – лихорадочный блеск. Из нижней губы, прокушенной насквозь, на подбородок стекает тёмная струйка. Между штурманом и старпомом застыл капитан Шпрее: статуя, олицетворяющая неземной восторг. Плюясь кровью, штурман выкрикивает какие-то команды. На бежевом пластике пульта ширится россыпь алых брызг. Из последних сил штурман удерживает себя на краю безумия, вынужден принять командование лайнером.

С опозданием включился звук. Сквозь щенячий скулёж старпома пробился хрип:

– Защиту в мерцающий режим! Реакторный отсек! Доложите…

Пост управления реакторным отсеком. Под низким потолком с покрытием из губчатого биопласта мечется киноварь алармов. Человек в форме техника лежит на полу без движения. Руки широко раскинуты. На лице – гримаса крайнего изумления, как у актера, способного лишь на бездарный наигрыш. Левое веко подергивается. Лишь это позволяет понять: бедняга ещё жив.

– Волновые орудия! Непрерывный заградительный огонь!

Синий комбинезон с нашивками. Кто-то навалился на пульт, прямо в центре созвездия взбесившихся индикаторов. Левая рука вцепилась в рукоятку аварийного отключения реактора. Пальцы правой скребут по пластику. Пятерня живёт особой крабьей жизнью, и Бреслау осознаёт: движения пальцев не бесцельны. Квадрат сенсорной матрицы под ними меняет цвет с пунцового на лимонно-жёлтый. По краям проступает весенняя зелень. Вслепую, наощупь, техник чудом возвращает реактор, готовый пойти вразнос, в штатный режим.

– Повторяю: заградительный! Отставить прицельный!

Кормовой пост управления огнем. Обзорники озаряются голубыми вспышками залпов. Кажется, что снаружи, в открытом космосе, ярится гроза. В такт вспышкам содрогается тело оператора-наводчика. Можно подумать, что он палит из древнего баллистического оружия, и каждый раз стрелка сотрясает жестокая отдача. По бледному высокому лбу, по впалым щекам текут ручьи пота. Наводчик моргает – у него нет и секунды, чтобы утереть пот с лица. Наводчик держит оборону.

Всё ещё держит, выигрывая для пассажиров жизнь – секунду за секундой.

В сферах сканеров бьётся о мерцающую преграду орда клубящихся сгустков. Залпы волновых орудий отшвыривают их прочь, но порождения искаженного континуума налетают вновь и вновь. Трепещущая пленка защитного поля бледнеет, съёживается: надувной шарик теряет воздух. Фаги жрут практически любую энергию, защита лайнера для них – тоже пища. Да, жгучая, неподатливая, сопротивляющаяся, но исход предрешён. В колючем пульсирующем коконе прячется десерт, и фагам не терпится добраться до самого вкусного.

Только ли фагам?

Вихрящийся сгусток полей и энергий похож на другие порождения континуума. Не знай Тиран, о чём (о ком?!) идёт речь, он бы принял его за ещё одну флуктуацию, просто классом повыше. Ну здравствуй, хищная загадка, которую сканеры определили как антиса расы Брамайн с точностью в семьдесят три процента. Антиса, чей волновой слепок не значился ни в одном атласе.

В чём заключалось различие поведения антиса и стаи, Бреслау ещё предстояло понять. Но он чуял его, это проклятое различие, подспудно улавливал на уровне интуиции – вируса, который с годами поражает любого толкового сотрудника разведки.

Тиран считал себя толковым.

Край голосферы озарила ослепительно-белая вспышка. Изображение на миг исказилось, подёрнулось рябью помех. Когда оно вернулось в норму, на месте вспышки распахнулся аспидно-чёрный цветок РПТ-разрыва. Из цветка в трёхмерное пространство, матово отблескивая, вывалились две несимметричные связки сигар.

«Ведьмаки» успели вовремя.

III

На ступеньках он задержался: хотел надышаться горечью ранней осени. Хрустнув шейными позвонками, Тиран обратил лицо к небу. Чёрточки перистых облаков – трещины на куполе из бледного хрусталя – едва различимые, безопасные, они ширились, ветвящимися паутинками разбегались в стороны, взламывали твердь. Неосторожное касание, и хрупкая преграда обрушится с оглушительным звоном, рассыплется на тысячи острых осколков, оставляя человечество наедине с чёрной ледяной бездной, полной чудовищ.

Бреслау моргнул, и видение исчезло.

Всё закончилось, подвёл он итог. Закончилось, не начавшись. Горсть бюрократических формальностей, и дело «Вероники» ляжет в архив. Двое суток просмотров, совещаний и мозговых штурмов. Эксперты стоят на ушах. Белковые процессоры вычцентра хрипят загнанными лошадями. Интерфейсы раздуло от потока обрабатываемых данных. Дымятся кристаллобазы накопителей. Аналитики на стимуляторах и энергетиках. Блуждание в потёмках. Рой гипотез, одна другой безумнее… Диагноз: остаточное возбуждение. И переутомление – куда без него? Дело закрыто, но принятые стимуляторы будут действовать ещё шесть-семь часов. Выспаться в ближайшее время не удастся. Позвонить жене? Сходить в театр? Тильда без ума от живых ретро-постановок. Она будет рада, что они проведут вечер вместе.

Бреслау полез в карман за коммуникатором, но остановил руку на полпути. Я никуда не спешу, мысленно сказал он себе. И повторил вслух для верности:

– Не спешу.

Тильда на работе, до вечернего представления – уйма времени, а до дома – пятнадцать минут прогулочным шагом. Прогулочным, мать его, а не галопом. Налить себе хорошую порцию бренди со льдом и тоником, зайти в вирт, изучить афиши, сделать выбор – и тогда уже звонить Тильде.