Ирина Горюнова - Маша минус Вася, или Новый матриархат (сборник)

• Название: Маша минус Вася, или Новый матриархат (сборник)
• Автор: Ирина Горюнова
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Русское современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-090018-3

Наконец-то! Современные женщины могут всё! То, о чем их предшественницы даже и мечтать не могли. Они догнали мужчин в правах, перегнали в достижениях, да и вообще способны заменить их на всех фронтах. И встает такой вопрос: а зачем? Неужели мужчины теперь совершенно не нужны – и если убрать гипотетического Васю из жизни гипотетической Маши, то трагедии, как в былые времена, уже не случится? Собранные под этой обложкой рассказы дают ответы на столь непростые вопросы. Пусть иногда и в весьма провокационной манере…

---

И я сидела и ждала его допоздна, а потом он позвонил, и оказалось, что он очень далеко, на Соколе, и я ему сказала, чтоб уже не ехал в центр, а то попадет в пробку, а пусть уже едет домой через Крылатское, а я поеду на электричке, как поется в песне, – «опять домой по привычке». И написала мужу, чтоб встретил.

И он встретил. И так была я ему рада. Он стоял в клетчатой байковой рубахе, желтой кепочке и с самокатом.

«И вот это мой муж, такой смешной и милый, – подумала я, – а я распаляюсь на него и веду переписку в соцсетях с другими мужчинами». И мы пошли домой, о чем-то разговаривая.

Правда, он сначала как-то настороженно ко мне отнесся, я ведь ему не написала, куда поехала с утра, но, когда сказала ему про Витю, что они с Ксюхой хотели меня везти домой, да далеко оказались, и я, мол, поехала сама, поездами, – он оттаял.

Потом взял деньги и поехал на самокате в дальний магазин покупать талончики на Интернет, а я пошла в ближний магазин, купила хлеб, яйца и пряники, встретила соседа, который радостно со мной стал здороваться, а до этого не здоровался года три, и пошла домой.

И вот я ночью оказалась одна в нашем доме, и так мне одной стало страшно, везде мерещились какие-то шаги, скрипы и т. д., и я подумала, что вот если муж вдруг уйдет, то ведь я не смогу жить здесь ни дня. Ведь он никогда не уходил на ночь. А ночью я просто здесь со страха умру.

И так я была рада, когда он пришел! И так весело к нему и с нежностью бросилась, а он же не привыкший, но потом расслабился. Даже руки дал, чтоб я его обняла, когда он сидел за компом, играл уже в свои шахматы бесконечные, и вот я его обняла и так постояла недолго, его обняв. И пошла еду готовить, борщ, его кормить.

Потом уже в три ночи погнала его спать, он все играл, сказала, чтобы глаза свои берег, и он сразу послушался. Он ко мне, конечно, приглядывался, что-то во мне было необычное, но я была такая легкая и веселая, – естественная, и он понял, что это не игра.

Он думает, что я все время играю с ним, не верит мне.

Утренние размышления о любви (5).Легко и просто.

В общем, я поняла, что с мужчинами надо быть нежной и ласковой. А я либо ревную, кричу, выгоняю, либо, когда все уляжется, хожу сама собой довольная. А надо мужика ублажать. Порхать, смеяться, петь песни, обнимать, но так немножко – поверхностно, не страстно. И вот он же оттаял. А то был напряжен, когда встречал.

И надо иногда, хоть раз в месяц, ходить в институт красоты. Чтобы выходить оттуда словно бы новорожденной.

И еще надо – любить своего мужчину, которого тебе дала судьба.

Все так просто.

Легко и просто.

Ну вот такие утренние размышления, которыми, как я поняла, в фейсбуке делиться не надо.

Утренние размышления о любви (6).На мобильный телефон…

…сегодня позвонила мама, сказала, что ее выписали из больницы. Муж прислал эсэмэску, что сел в поезд и скоро уже, через несколько суток, приедет. Позвонил сын и несказанно меня обрадовал, сказав, что… (ну, это уж совсем личное, об этом промолчу). Позвонили от режиссера и продюсера, что сценарный договор со мной подписан. Из Питера звонила моя лучшая подруга. И только один человек, засевший в моем сердце занозой, – не позвонил.

Дневные размышления о любви (6).Чрезмерные люди.

Ночью муж объявил, что уходит от нее.

– Мне что, ему морду набить?! – спросил он, этот чрезмерный человек.

Она промолчала и молча ушла в свою комнату. Всю ночь слушала, как там, в соседней комнате, собирают ли вещи. Не испугалась, нет. Даже интересно было.

Утром тихо выскользнула из дома и поехала на работу.

День начинался странно. Приехала на работу, а там лежит на столе заявление от ее заместительницы на увольнение. Лежит еще со вчерашнего дня. То есть, когда уходил от нее муж, в это же время ее заместительница писала заявление тоже на уход от нее.

Потом пришел очень приятный человек из Литвы, бывший католический монах, он жил во Франции, в ордене молчальников, потом у иезуитов. Принес рукопись.

Она долго говорила с ним. Ей хотелось от него узнать, каково это – умея говорить, промолчать всю жизнь. Ей нравились чрезмерные люди. Люди, куда-то уходящие, уезжающие, экспериментирующие над собой, своей жизнью и судьбой. Пришла ее заместительница и сказала, что да, действительно уходит, уезжает, не хочет так жить, хочет быть одна. Уедет куда-то в деревню и будет смотреть на то, как падает снег зимой, а весной вскрываются реки. Ей надо это увидеть собственными глазами. Иначе она не выживет. Что ей надоела цивилизация.

Куда-то они все, эти чрезмерные люди, убегали, думая, что там, куда они убегут, будет легче.

Потом она пошла на выставку книги одного знакомого белорусского художника. И они так хорошо посмотрели всю выставку вместе. Когда она спрашивала его, в какой технике сделана та или иная работа, он подробно рассказывал ей, как это делается. Каждую технику он подолгу изучал, шел в помощники к тому, кто умел делать это, и постепенно учился. Он делал несколько работ в той технике, которой научался, и переходил – уходил – к другой.

На выставку пришел человек, который умел делать оригами. Он объяснил им, что оригами – это древнее японское искусство складывания из бумаги. Из тысячной купюры он моментально сложил слона – с бумажными бивнями, хвостом, ушами. По дороге к метро он говорил, говорил. Как сделает оригами к театральной постановке, где будет все бумажное – дома, машины, столы, стулья, и герои тоже будут бумажными, они будут лежать, сидеть и ходить. Ей хотелось спросить: а слова будут тоже бумажные? И он вдруг ответил на не произнесенный ею вопрос, что слова в этой театральной постановке не нужны. Он хотел затащить ее тут же к себе на Сокол, где была его мастерская, чтобы показать свои работы.

Она, сказав, что ей надо пораньше домой, поехала на Киевский вокзал и села в электричку. Но когда уже села, там что-то сказали, перечислили остановки, назвали в том числе и ее станцию – Востряково. Она подумала, что именно перечислили те, где электричка остановится, но вышло все наоборот. Они, не останавливаясь, ехали и ехали по какой-то глухомани с уханьем и свистом целый час.

Наконец остановились, и на темный перрон вывалились такие же невнимательные, как и она, пассажиры, несколько человек, и они небольшим отрядом помчались через мост на другую, обратную – последнюю – электричку. А было уже очень поздно и темно, и шел дождь, и одного мужика страшно ругала жена по телефону, что он такой у нее непутевый и заехал черт-те куда.

Они стояли, ждали еще час электричку, и ей захотелось позвонить тому, из-за которого уходил от нее ее муж. И она позвонила. Он взял трубку, и голос был у него неузнаваемый. Он тоже не узнал ее, она даже представилась: звонит такая-то. Тогда он немного окреп голосом, обрадовался, но был явно занят, и очень быстро, быстро они поговорили.

Что вот, схоронил отца и что пять дней было очень и очень плохо, а сейчас уже немного отпускает, полегче. Что бегает теперь каждый день с бумагами, на наследство и еще на что-то. Что уезжает в воскресенье, но вот что жалко. Что так долго был в Москве, но так мало встречались. И что: где же ты была? Куда уезжала? И почему так надолго? И он начал быстро сворачивать разговор. Сказал, что уже сейчас не встретимся, но он приедет (она услышала, в январе), и что – увидимся. Что теперь он всем про нее рассказывает и что она очень, очень красивая (тут они засмеялись оба). Да! Да! – сказал он. И они попрощались как-то сразу оба. Он сказал: обнимаю. Она сказала: целую. И все. Сказал еще, что сегодня девять дней, как отец ушел.

Потом вдруг как-то сразу пришла электричка, и она, сев, дала мужу паническую эсэмэску, что едет из Апрелевки, что заехала не туда, чтоб встречал.

И он стоял около станции, ждал ее, молча взял вещи, и они шли, как раньше, в любовные еще времена, пешком под дождем до дома. И он что-то радостно говорил, и дома тоже, пока она готовила ужин, все говорил.

Олег Жданов Бордовая роза

Виски в стакане, который мгновение назад поставила передо мной официантка, дрогнул и замер. Я потрогал стакан, он был довольно теплым. Два уродливых кубика льда булькнули и всплыли. Виски начал остывать, а я поудобнее расположился за столиком. За окном «в тоске необъяснимой» плыла жизнь Замоскворечья. Люди на улицах этого древнего и очень московского района год от года становятся все беспечнее, пожалуй, кроме сотрудников некоторого количества банков, которые здесь расположены. Этих сумеречных биороботов, живущих и разговаривающих по специально прописанным скриптам, можно было отличить сразу. Остальное Замоскворечье гуляло, веселилось, слушало джаз.

Даже без помощи алкогольных напитков мне было достаточно всего нескольких минут наблюдения за жизнью Замоскворечья через витрину старого или вновь открытого кафе, чтобы погрузиться в бесконечный океан воспоминаний и всяческих историй, связанных с этими домами и улицами. Иногда мне казалось, что жил я только здесь. Весь событийный ряд моей жизни вместился в кварталы между Пятницкой и Новокузнецкой, Пятницкой и Ордынкой, Ордынкой и Полянкой. Вот, например, в кафе, в котором мне сейчас выпала честь просиживать джинсы, я заказываю только виски и никогда никакие другие спиртные напитки. Я никогда не назначаю здесь встреч женщинам и вообще не назначаю встреч. Остаюсь, только если свободен мой привычный столик и всегда пристально всматриваюсь в лица персонала. Паранойя? Возможно. Но на то есть свои причины.